Дело о секрете падчерицы - Эрл Гарднер

– Я знаю об этом, ваша часть, – ответил Мейсон. – Однако защита просит об обоснованной отсрочке, и я хотел бы перенести заседание суда на завтрашнее утро, чтобы определиться, будем ли мы давать свидетельские показания.

Я хочу также здесь, в зале суда, сделать одно публичное заявление. Ввиду того, что моя подзащитная потерпела некоторый ущерб от прессы в связи со своим отказом отвечать на какие-либо вопросы следователей, и ввиду того, что я в большой степени ответствен за такое поведение подзащитной, я заявляю, что сразу после решения о переносе заседания состоится пресс-конференция, на которой моя подзащитная изложит журналистам полную и подробную версию того, что действительно случилось в день убийства.

– Ваша честь! – воскликнул Хастингс, вскакивая на ноги. – Это просто смешно! Защитник превращает судебное расследование в какой-то балаган. Обвиняемая до сих пор хранила молчание и не делала никаких заявлений по совету своего адвоката. А теперь, когда мы выдвинули обвинение, она заявляет, что намерена, ради пущего эффекта, дать свои свидетельские показания перед прессой.

Судья Хобарт задумчиво произнес:

– Мне неизвестны законы, которые запрещали бы обвиняемому делать публичные заявления для прессы в любое время, когда он пожелает, и я совершенно точно знаю, что закон позволяет ответчику не отвечать на вопросы следователей.

В данных обстоятельствах суд переносит заседание на завтра, до десяти часов утра, после чего слушание дела будет продолжено. До этого времени подсудимая, разумеется, должна оставаться на попечении шерифа. Однако, если в это время она захочет сделать какие-либо заявления для прессы, ничто не мешает шерифу организовать такую конференцию здесь, в зале суда. – Судья поднялся и вышел из зала.

Окружной прокурор Хастингс подошел к Мейсону и навис над его столом.

– Послушайте, Мейсон, – сказал он, – у вас этот трюк не выйдет.

– Почему же? – спросил Мейсон. – Вы слышали, что сказал судья. Это законно.

– Ладно, если вы устроите пресс-конференцию, тогда я сам приду туда и задам свои вопросы, – сказал Хастингс. – Я знаю, что вы пытаетесь сделать. Вы хотите предоставить подзащитной возможность рассказать свою историю без перекрестного допроса со стороны обвинения.

– Вы представляете какую-нибудь газету? – спросил Мейсон.

– Еще как представляю, то есть буду представлять. Через пять минут я получу аккредитацию от газеты.

– Очень хорошо, – холодно сказал Мейсон. – Тогда вас включат в список лиц, участвующих в пресс-конференции.

– И я задам вашей подзащитной кое-какие вопросы, на которые она не сможет или не захочет отвечать.

– Добро пожаловать, – ответил Мейсон. – Мы будем рады всем представителям прессы.

Зал суда бурлил от возбуждения. Репортеры газет, столпившись вокруг столика Мейсона, фотографировали раздраженное лицо окружного прокурора и улыбающегося адвоката.

Хастингс повернулся к журналистам.

– В жизни не слышал ни о чем подобном, – сказал он. – Это нелепо! Это смехотворно! Со стороны защиты подобный поступок равносилен самоубийству, но, разумеется, он позволит обвиняемой завоевать некоторую симпатию в глазах общества. Если она хочет обо всем рассказать, то почему она не сделала этого тогда, когда ее допрашивала полиция?

– Потому, – ответил Мейсон, – что полиция плохо вела свое расследование.

– Что вы хотите этим сказать?

– Они не послали водолазов, чтобы исследовать дно залива вокруг того места, где была обнаружена яхта. Откуда нам знать, что может оказаться на дне залива? Может быть, там лежат свидетельства, которые полностью оправдают мою подзащитную. Может быть, мы найдем там орудие убийства.

Любой опытный следователь, знающий свое дело, должен был послать на поиски водолазов, хотя бы для того, чтобы поднять орудие убийства. Естественно предположить, что убийца, кто бы он ни был, бросил оружие за борт.

А что было сделано вместо этого? – продолжал Мейсон. – Вы и шериф, расследующий дело, даже не подумали отметить место, на котором нашли яхту. Теперь мы навсегда потеряли улики, которые были жизненно важны для моей подзащитной. Поэтому ответчица заявила о своем праве самой выбрать место и время, когда она расскажет обо всем, что произошло.

Как вы помните, мы постоянно утверждали, что она расскажет свою историю в надлежащее время и в надлежащем месте.

– Ладно, мы еще посмотрим, – пробормотал Хастингс. – Я позвоню по телефону и получу журналистское удостоверение. Если вы так твердо уверены, что на дне залива есть какие-то улики, то почему вы сами не наняли водолаза и не организовали поиски?

– Потому что мы не знаем, где находилась яхта, – ответил Мейсон. – По указанию шерифа она была отбуксирована в другое место.

Хастингс попытался что-то сказать, но от раздражения не мог произнести ни слова. Его рот подергивался от нервного спазма. Лицо стало смертельно-бледным. Руки были судорожно сжаты.

Потом он резко развернулся и быстрыми шагами направился в сторону телефонов.

Мейсон обратился к шерифу:

– Если вы будете так любезны, шериф, и организуете пресс-конференцию в библиотечном зале, скажем, в течение ближайших пяти минут, тогда мы сможем вовремя уведомить об этом прессу.

– Подождите, – сказал шериф Джуэтт, – вы фактически обвинили меня в некомпетентности.

– Я не обвинял вас в некомпетентности, – ответил Мейсон. – Я только заметил, что меня не удовлетворяют ваши методы ведения следствия.

– Это одно и то же.

– Хорошо, – сказал Мейсон, – если вы настаиваете, то я обвинил вас в некомпетентности.

– Не уверен, что смогу оказать вам какое-нибудь содействие в проведении этой пресс-конференции, – сказал шериф.

– Эй, погодите минутку, – вмешался один из журналистов. – Вы что же, хотите замять самую громкую историю года? О чем вы говорите, черт вас побери?

– Я отправляюсь в свой офис, – заявил шериф.

Другой представитель прессы сказал:

– Конечно, вы можете уехать в свой офис, шериф, но не забывайте о своих друзьях. Мы засучили рукава и работали вместе с вами во время вашей избирательной кампании, и мы рады, что вы победили на выборах, но, черт вас возьми, если из-за вас мы упустим такую громкую историю!

Вы понимаете, что это значит? Богатая женщина обвиняется в убийстве, к тому же дело замешано на шантаже. Телеграфные агентства проглотят такую новость с потрохами. Центральные газеты будут драться за свежий материал. Каждый из стоящих в этом зале журналистов заработает кучу денег. Вы не можете просто так отмахнуться от всего этого, не говоря уж о том, что никто не имеет права запретить подсудимой говорить, когда она захочет. Все, что вам под силу, – это вставить палки в колеса местным журналистам, которые до сих пор были на вашей стороне и которых отодвинут в сторону репортеры из крупных изданий, когда они примчатся сюда на самолетах, узнав, что Перри Мейсон разрешил своей подзащитной сделать заявление.

Шериф подумал минуту, потом сказал:

– Хорошо. Через десять минут она сможет выступить с заявлением для прессы в библиотечном зале.

– И мы проследим за тем, чтобы на пресс-конференции присутствовали только аккредитованные журналисты, – сказал Мейсон. – Иначе моя подзащитная не будет говорить.

– Там должны находиться шериф и его заместители, – напомнил шериф.

– Разумеется, – улыбнулся Мейсон. – Ваше присутствие обязательно.

– Хорошо, через десять минут в библиотечном зале, – буркнул шериф.

Глава 20

Перри Мейсон предложил:

– А теперь, миссис Бэнкрофт, когда вы заняли свое место за столом перед представителями прессы, я хочу попросить вас рассказать свою версию того, что произошло вечером в день убийства.

Бэнкрофт подергал Мейсона за рукав.

– Мейсон, – прошептал он, – вы уверены, что поступаете разумно? Мне кажется, что это больше напоминает самоубийство.

– Я думаю, что это вполне разумно, – ответил Мейсон. – Может быть, мы поступаем рискованно, но это обдуманный риск. – Адвокат повернулся к миссис Бэнкрофт: – Мы можем приступать, миссис Бэнкрофт. Для начала я хочу задать вам несколько предварительных вопросов. Вас шантажировал Джилли?

– Да. Я заплатила ему тысячу долларов.

– Когда?

– Восьмого числа, если я правильно помню.

– Я прошу вас пока не раскрывать, в чем состояла суть его угроз, и отвечать только на поставленные вопросы. Было ли это связано с чем-то, что сделали вы сами?

– Нет.

– Было ли это связано с какой-то информацией, которую он угрожал предать огласке и которая, по вашему мнению, могла повредить другим людям?

– Да.

– После того как вы заплатили Джилли, когда вы увидели его в следующий раз?

– На борту моей яхты «Джинеза», десятого числа.

– До этого вы были на борту этой яхты с кем-нибудь другим?

– Да.

– С кем?

– С Ирвином Виктором Фордайсом.