КГБ в 1991 году - Сойма Василий

Против кого был направлен этот указ? КПСС прямо не называлась, но ведь все знали, что она была единственной партией в стране, которая имела свои организации на производстве и в государственных структурах. Стало быть, именно ее попросили на выход.

Как воспринял появление указа, выдворявшего партию, ее Генеральный секретарь?

Его ближайший сподвижник В.А. Медведев вспоминал:

«В конце июля я ушел в отпуск и уехал в супругой в Крым, в санаторий Нижняя Ореанда близ Ялты… В первый же день я позвонил Михаилу Сергеевичу в Москву, чтобы поделиться с ним своими тревогами и соображениями, особенно в связи с практическим отсутствием реакции со стороны партийных и общественных организаций на указ Ельцина.

Горбачева на даче не оказалось. Сказали, что он в Ново-Огареве. Попросил соединить с ним, когда он будет на обратном пути в машине. Звонок раздался в 1.30 ночи. Михаил Сергеевич сообщил, что провел в Ново-Огареве откровенный, нелегкий разговор с Ельциным и Назарбаевым, прежде всего о том, как действовать после подписания Союзного договора.

В разговоре затрагивался и указ о департизации. Ельцин заверил, что никаких насильственных действий в связи с этим указом предприниматься не будет, поэтому надобности в каких-то новых шагах со стороны президента СССР нет. “А в общем надо уходить в отпуск, — добавил Михаил Сергеевич. — Вероятно, четвертого или пятого августа. Там увидимся…”»

Судя по словам, приведенным Медведевым, Горбачева успокоило обещание Ельцина не производить насильственных действий в связи с подписанным им указом о департизации. Не выдворили же парткомы из органов внутренних дел сразу после принятия 17 апреля 1991 года Закона РСФСР «О милиции», в котором было записано: «В милиции не допускается создание и деятельность политических партий и их организаций». Впрочем, такую формулировку можно было понять как относившуюся к новым партиям.

К концу июля 1991 года ощущение надвигавшейся опасности обострилось и у патриотически настроенных политиков, общественных деятелей и просто у честных людей. Отражением их настроений стало опубликованное в те тревожные дни в газете «Советская Россия» «Слово к народу». Это был политический манифест, пронизанный глубокой болью за судьбу страны.

Среди тех, кто подписал его, известные имена. Идеолог Компартии РСФСР Г. Зюганов и писатель Ю. Бондарев, руководитель депутатской фракции «Союз» Ю. Блохин и певица Л. Зыкина, генерал Б. Громов и скульптор В. Клыков, будущие члены ГКЧП генерал В. Варенников, аграрий В. Стародубцев, промышленник А. Тизяков и деятели литературы А. Проханов, В. Распутин…

«Очнемся, опомнимся, встанем и стар, и млад за нашу страну, — призывали они. — Скажем: “Нет!” — губителям и захватчикам. Положим предел нашему отступлению на последнем рубеже сопротивления». «Сплотимся же… чтобы содействовать укреплению Советской власти». «Советский дом — наш дом и оплот, построенный великими усилиями всех народов и наций, спасший нас от позора и рабства в годины нашествий».

Два дня, 25 и 26 июля, проходил пленум ЦК КПСС. Никто тогда не подозревал, что это последний пленум в истории партии, бесславно терявшей свое доминирующее положение в стране. Хотя, конечно, предчувствие надвигавшейся беды было у многих.

Смущала повестка дня пленума — обсуждение проекта новой Программы КПСС. Горбачев теоретизировал, его слова были гладкими и скользкими, а в беломраморном зале собрались люди, ждавшие от генсека конкретных указаний, как жить дальше, как действовать после ельцинского указа о департи-зации. Паковать чемоданы, уносить ноги из государственных органов?

По словам первого секретаря Ленинградского обкома партии, видного ученого, члена-корреспондента АН СССР Б. Гидаспова, потерялось понятие «коммунизм», а если и употребляется, то «в жанре надгробной эпитафии». Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии А. Малофеев бросал обвинение генсеку, что партия отстранена от выработки государственной политики.

— Да и в самой КПСС, — с горечью говорил он, — критической отметки достигли развал, брожение, несогласованность, угроза явного раскола.

Практически все выступавшие резко критиковали идеологов перестройки, «либералов-шестидесятников», приведших страну к глубокому кризису. Ставили вопрос о необходимости изменений в составе ЦК, Политбюро и Секретариата, о целесообразности совмещения постов президента и генсека.

Пленум принял решение провести внеочередной XXIX съезд КПСС в ноябре — декабре 1991 года и принять на нем новую Программу КПСС.

В рассказе Медведева о его разговоре с Горбачевым по поводу департизации есть упоминание о некоем «откровенном, нелегком» разговоре Горбачева с Ельциным и президентом Казахстана Назарбаевым. Что это был за разговор?

Вокруг этого эпизода создано множество былей и небылиц. По одной из версий, 29 июля 1991 года в Ново-Огареве, где велась работа над Союзным договором, состоялось тайное совещание. Горбачев закончил основное совещание и простился с лидерами республик, а Ельцина и Назарбаева попросил остаться. Мол, именно их разговор и дал повод для создания ГКЧП.

Речь шла об обсуждении конкретных кандидатур на должности руководителей будущего обновленного Союза. Тайное обсуждение якобы было записано подслушивающей аппаратурой КГБ и стало известно лицам, которым не отводилось места в будущем правительстве. Узнав об этом, потрясенные коварством и неблагодарностью Горбачева, они организовали заговор с целью отстранения его от власти.

Биограф Ельцина Борис Минаев в книге, вышедшей в серии «ЖЗЛ», приводит фразу, произнесенную Горбачевым: «Назарбаеву Нурсултану Абишевичу я предлагаю пост премьер-министра, будет заменен также председатель КГБ, предлагаю Бакатина, ты как, Борис Николаевич?»

Фраза закавычена. Значит, так и в распечатке. Не прямая речь, допускающая вольный пересказ, а именно цитата.

Только две фамилии — Назарбаева и Бакатина. Первая вместо премьера Павлова, вторая — вместо председателя КГБ Крючкова. Других нет. Ни того, кто должен заменить вице-президента Янаева, ни председателя Верховного Совета СССР Лукьянова.

О разговоре Горбачева, Ельцина и Назарбаева пишет и такой авторитетный историк, бывший главный государственный архивист России Р.Г. Пихоя. В его книге «Советский Союз. История власти. 1945–1991» круг людей, которых предстояло заменить после подписания Союзного договора, расширен.

«Встреча носила конфиденциальный характер. На ней были достигнуты важнейшие договоренности, — пишет он, — из руководства нового Союза будут убраны вице-президент Яна-ев, председатель КГБ Крючков, министр внутренних дел Пуго, министр обороны Язов, руководитель Гостелерадио Кравченко. По предложению Ельцина договорились о том, что новым премьер-министром Союза будет Н.А. Назарбаев. Было также решено выдвинуть на пост президента Союза Суверенных Государств М.С. Горбачева.

В разгар разговора Ельцин забеспокоился: нас “подслушивают". Его опасение оправдалось. “Записали и этот разговор, может быть, эта запись и стала спусковым крючком августа 91-го года", — писал он в своих мемуарах».

Р.Г. Пихоя имел в виду книгу Ельцина «Записки президента», вышедшую в 1994 году миллионным тиражом. В ней Борис Николаевич подтверждает дату конфиденциальной ветре-чи — 29 июля 1991 года и место — Ново-Огарево, один из залов особняка.

У Ельцина возникло необъяснимое ощущение, будто за спиной кто-то стоит, кто-то неотступно подглядывает. Он сказал тогда:

— Пойдемте на балкон, мне кажется, что нас подслушивают.

— Да брось ты, — не слишком твердо ответил [Горбачев], но все-таки последовал за Ельциным.

А говорили они вот о чем. «Я стал убеждать президента, — вспоминает Ельцин, — что если он рассчитывает на обновленную федерацию, в нее республики войдут только в том случае, если он сменит хотя бы часть своего самого одиозного окружения. Кто поверит в новый Союзный договор, если председателем КГБ останется Крючков, на совести которого события в Литве. Ни одна республика не захочет войти в такой Союз. Или министр обороны Язов, — разве может быть в новом Содружестве такой “ястреб” из старых, отживших уже времен».