Невеста - Александр Чаковский

— У следователя и в суде Васин заявил, что никакого удара не слышал и что Володя его ни о чем не спрашивал! — сказала Валя.

— У следователя? — недоуменно переспросил Толкунов. — Следователь тоже был на шоссе, когда Васин все это показывал!

— Не знаю, — беспомощно произнесла Валя, — ничего не могу понять. Все перемешалось. Сначала одно, потом другое… Не могу разобраться… А Володя в тюрьме.

— Из тюрьмы люди тоже выходят, — невозмутимо заметил Толкунов. Он сосредоточенно помолчал, потом спросил:

— Вы сказали, что какая-то женщина видела наезд?

— Ее Петровной зовут, — ответила Валя. — Имени и фамилии я не знаю. Она живет у дороги. Почти напротив поворота на Колтыши.

— Так, так… — задумчиво проговорил Толкунов.

Некоторое время все молчали.

— Пожалуй, я пойду, — сказала Валя, поднимаясь. — Дождь, кажется, перестал. Если можете, пожалуйста, простите его, — обратилась она к Саврасовой. — Он мне одно-единственное письмо написал. Когда еще в тюрьме находился. Были бы деньги, послал бы… На лечение. Только, говорит, знаю, сердце матери деньгами не утешишь. Очень просит простить его. А теперь и я прошу вместе с ним.

— Полно, — решительно произнесла Саврасова. — Напиши своему Володе, что зла у меня на него нету… Если и было, — добавила она, — то теперь нету. И чтобы ты мучилась, не хочу. Одно горе другим не залечишь.

— Я, девушка, как вы пришли, не то подумал, — потеплевшим голосом сказал Толкунов. — Бывает и так, что человек нашкодит, а потом кого-нибудь заместо себя подсылает. Вы, дескать, простите и на суде против не показывайте, а я вас за это отблагодарю…

— Что вы!.. — возмущенно воскликнула Валя.

— Бывает! — настойчиво повторил Толкунов и добавил уже совсем другим тоном: — У меня, Валя, служба такая… Больше с плохими людьми сталкивает, чем с хорошими…

Он подошел к порогу, где лежали Валины туфли и сокрушенно покачал головой:

— Анна Матвеевна, дай-ка молоток. И гвозди помельче…

13. Пивоваров

Следователю районного отдела милиции Алексею Михайловичу Пивоварову было около пятидесяти лет.

Он родился и вырос в Москве.

Его отец был юристом. Алексей еще со школьной скамьи тоже мечтал стать юристом, но только не «ЧКЗ», то есть не членом коллегии защитников, как в те годы сокращенно называли адвокатов, а судьей, следователем или прокурором.

В детстве Алеша Пивоваров относился к «ЧКЗ» весьма иронически. Он привык считать, что прокурор или следователь являлись как бы доверенными людьми государства, олицетворяли собою государственную власть. А «ЧКЗ» были людьми «свободной профессии» и представляли собой нечто среднее между нэпманами, кустарями-одиночками и государственными служащими. Судьи, следователи и прокуроры как бы сжимали своими сильными и верными руками меч пролетарской диктатуры. Они выражали интересы государства, которые были превыше всего. «ЧКЗ» защищали интересы тех, против кого этот меч был направлен, да к тому же за деньги.

Отец Алеши Пивоварова был «ЧКЗ». Еще школьником Алеша наслушался его рассказов о том, с каким пренебрежением относятся многие судьи и прокуроры к защитникам. Положение, в котором находился его отец, рисовалось Алеше унизительным, а роль суда и прокуратуры казалась ему почетной.

Во всем этом Алеша не видел ничего ненормального. Он жалел отца, но не сочувствовал ему. В конце концов никто не заставлял его стать «ЧКЗ». Имея юридическое образование и будучи членом партии, отец мог бы работать прокурором или следователем, быть уважаемым членом общества.

Вместо этого Пивоваров-старший, как казалось сыну, предпочел жить на деньги, которые платили в коллегию защитников разные жулики, взяточники, летуны, кулаки, их попавшие в беду сынки и прочая нечисть. Чего же было удивляться, если судья, со всем вниманием выслушав представителя государства — прокурора, непочтительно обрывал «ЧКЗ», пытавшегося всеми правдами и неправдами спасти какого-нибудь прохвоста от заслуженного наказания?

Когда Пивоваров, вернувшись из суда, с горечью рассказывал жене об очередных испытанных им унижениях, Алеша поражался, как отец не понимает таких элементарных вещей.

По тогдашней моде отец ходил в толстовке, подпоясанной узким ремешком, в то время как прокуроры, следователи и другие ответственные люди носили гимнастерки и сапоги или темные косоворотки под пиджаками.

Что заставило его стать «ЧКЗ»? Деньги? Алексей знал, что многие коллеги его отца зарабатывали неплохо. Но семья Пивоваровых всегда нуждалась.

Как-то, будучи уже в последнем классе школы-девятилетки, Алеша сказал отцу в ответ на его обычные жалобы:

— Не понимаю, папа, что тебя удивляет. Судья, следователь и прокурор защищают интересы нашего государства. А ты заботишься об интересах частного лица. Того самого, которое нанесло государству вред. С одной стороны — государство и те, кому доверено охранять его интересы, с другой — вредитель или какой-нибудь прохвост и его защитник, то есть ты. На чьей же стороне должны быть симпатии общества?

Пивоваров-старший внимательно посмотрел на сына и сказал:

— Ты, кажется, собираешься стать юристом?

— Разумеется, — ответил Алеша, — только, конечно, не «ЧКЗ». Откровенно говоря, я не понимаю, почему ты избрал именно эту профессию.

— Ты хотел бы, чтобы я был следователем? — спросил отец.

— Сейчас об этом поздно говорить, но в свое время…

— В свое время я был следователем, — тихо сказал Пивоваров.

— Ты?! — удивленно воскликнул Алексей. — Не может быть. Ты никогда не рассказывал об этом.

— Мне нечем было хвалиться, — все так же негромко продолжал отец. — К тому же с тех пор прошло много лет. Это было в двадцатом году. Я работал тогда в ЧК.

— В ЧК?! — недоверчиво переспросил Алеша. — Ты — в ЧК?! Это на тебя так не похоже! Почему же ты ушел оттуда?

— Меня уволили, — коротко ответил отец.

«Конечно, — подумал про себя Алеша, — иначе и быть не могло. Разве отец, этот интеллигент в толстовке, типичный счетовод или завканц по виду, разве он способен быть настоящим чекистом? Суровым, замкнутым сотрудником „органов“?»

На минуту Алексей вообразил себя сыном чекиста и преисполнился гордостью. Но это длилось всего мгновение.

— Могу себе представить, — желчно сказал он. — Наверное, ты по доброте душевной отпустил какого-нибудь контрика? Человека надо было расстрелять, а ты его отпустил. Так?

— Нет, — ответил отец, — я его расстрелял.

— Ты?!

Отец посмотрел сыну в глаза и ответил вопросом на вопрос:

— Тебе трудно представить, что из ЧК могли уволить за слишком жестокий приговор? — Он помолчал немного и добавил: — Незадолго до того, как утвердить этот приговор, я получил письмо. Человек, который близко знал осужденного, пытался убедить меня, что вина его не так велика, просил вызвать для разговора… Я написал на письме резолюцию…

— Какую? — нетерпеливо спросил Алексей.

— «Обойдемся без адвокатов», — тихо ответил отец.

Они помолчали.

— Ну, а потом?

— Потом его расстреляли. Между прочим, автором письма был юрист. Адвокат царского времени. Мне казалось диким считаться с мнением такого человека. Несколько недель спустя этот адвокат добился встречи с Дзержинским и сумел ему доказать… Но было уже поздно. Мертвые не воскресают. Мне объявили строгий выговор по партийной линии и уволили…

Алеша молча пожал плечами. Нет, отец ни в чем его не убедил. Подумать только: двадцатый год — гражданская война, интервенция, все это Алексей проходил в школе, читал в книгах, видел в кино. Допустим, произошла ошибка. Но ведь тот человек все же был виновен! И что вообще значит один человек, когда решается вопрос «кто кого»? Не может быть, чтобы отца уволили только потому, что он проявил бдительность. Что-то здесь не так. Кроме того, какое отношение имеет этот единичный факт к главной теме разговора? Спроси первого встречного: кем важнее, кем почетнее быть в наше время — «ЧКЗ» или прокурором? Каждый человек, если он не классовый враг, ответит, не раздумывая ни минуты. Примерно все это и сказал Алексей отцу.

Пивоваров-старший помолчал, потом покачал головой и проговорил:

— Многие хотят обвинять. Судить, расследовать, наказывать человека… А кто же будет его защищать?

— Государство само в состоянии разобраться, кто виноват и кто нет, — убежденно ответил Алеша.

— Все это не так просто, Алеша… — как бы про себя сказал Пивоваров. — Нет, нет, совсем не так просто…

Алексей пожал плечами. Отец ничего не смог ответить по существу и ограничился общими, расплывчатыми словами. Это лишь подтверждало, что он, Алеша, был прав.

— Я бы хотел, чтобы ты стал защитником, — неожиданно сказал отец, когда Алексею казалось, что разговор уже закончен. — Правда, сейчас им быть нелегко… Заработок невелик, ты можешь судить об этом по тому, как мы живем. Прокурор, судья, следователь… да, это, конечно, очень почетно… Но послушай, — с едва уловимой улыбкой сказал он, — ведь при коммунизме не будет государства, по крайней мере такого, как мы представляем его себе сейчас. И прокуроров не будет…