Месть — штука тонкая - Сергей Александрович Ермаков

—Я тобой горжусь, племянник, — сказал ДГ.

—Да ладно тебе, не надо пафоса, — рассмеялся Егор, — ты лучше скажи, что ты там на кухне за народные промыслы устроил? Какая-то проволока, порошки? Что ты делаешь?

—Бомбу, — ответил дядя Гарик.

—Ты что? — испугался Егор. — Зачем нам бомба? Ты дом взорвёшь!

—Не бойся, я же профессионал, — гордо сказал дядя Гарик, — сделаю в лучшем виде. Как рванет!

—Что ты подрывать собрался? — спросил Егор.

—А вдруг у тебя ничего с газетой не получится, тогда и рванем! — сказал ДГ.

—Ой, взрослый ты мужик, бывший военный, — покачал головой Егор, — давай без взрывов обойдемся.

—Пусть будет одна бомба, — предложил дядя Гарик, — для самообороны. Винтовку ты бросил, оружия у нас нет.

— Есть еще твой револьвер, — сказал Егор, — его я не потерял.

— Этого мало, — покачал головой дядя Гарик.

— Ну, хорошо, делай бомбу, только дом не подорви, — попросил Егор.

— Ладно, племянник, не переживай, я же профессионал, — ответил ДГ и снова подошёл к столу, на котором лежали бумаги из папки.

Он полистал их и сказал:

— Всё тут точно написано, да только я и без этого все знал, что наш мэр специально сюда допускает на поселение жителей южных республик, преимущественно азербайджанцев. Он с них стрижет купюры, обогащается, потому что те едут сюда зачем? Торговать поддельной водкой, везут наркотики, захватили рынки и стоят у въезда в город рядом с нашими ментами. Крестьяне везут картошку продавать в город, у них азербайджанцы покупают по рублю, а продают на рынке по десять, два рубля с килограмма мэру в карман, он и доволен. У меня над другом поселилась семья этих черноголовиков. Стали торговать водкой, детей штук десять, они без перерыва скачут и день и ночь. Заливали его водой раз сорок, помойка у них под окном, весь мусор летит наружу. Алкаши к ним ходят за водкой, ошибаются, звонят ему, стучат в дверь. У него невестка и маленький сын. Жить не возможно. Он в милицию, мол, утихомирьте соседей. Милиция руками разводит, нет, мол, такого закона. Штраф с них взяли рублей двадцать или около того. Так соседи еще больше обнаглели, стали угрожать, что зарежут. Надоело ему все это, он с ними ввязался в драку, проломил одному голову. А они порезали ножом его сына.

— И что дальше? — с интересом спросил Егор.

— Моего друга посадили на год в тюрьму, а того, кто сына его резанул, отпустили сразу же, — ответил дядя Гарик, — за того внесли деньги земляки, дали, кому надо, и урюка этого освободили. А моего друга кто отмажет? Он работал на заводе, получал тысячу пятьсот зарплаты, сын там же, получал столько же. Невестка и мать не работали. Откуда у них деньги на взятки? Вот и сел он в тюрьму, а семья его так и мучается. Боятся на улицу выходить. И это не единственный пример.

— Ты знаешь, ДГ, есть у меня мысль, что мэр намеренно здесь прописывает этих южан, — задумчиво сказал Егор, — Христофор Ульянович Илов преследует свои очень дальновидные цели. Ведь народ русский, как медведь, тугодум и хватает то, что на поверхности. Поэтому ему подсовывают врага, чтобы он знал, кого винить и бить в случае, когда нищета и бесперспективность его замучают. Чтобы разбушевавшийся народ не его, Илова, пошел мутузить, а черномазых, потому что они, по его, народному, мнению, виновники всех бед. Вот южане и стоят, как буфер между кланом и народной массой. Сидит Илов и держит в одной руке на цепочке азербайджанцев, которые его кормят и которым он позволяет русских грабить и унижать, а в другой у него цепочка с ручными бандитами, которые тоже н.арод запугали так, что все пикнуть боятся.

— Судя по документам, — вставил слово дядя Гарик, — бандитами руководит прокурор области Власов. Тот самый, у которого сына недавно убили.

— Да и главаря его марионеточных гангстеров тоже пристрелили, — усмехнулся Егор, — в бандитской среде города безвластие.

— Это я знаешь к чему сказал, — промолвил дядя Гарик, — ведь сейчас начнется резня между бандитами кукольными и настоящими туберкулезниками, которые в зоне сидели лет по двадцать. Настоящим зэкам, которые прошли лагеря и пересылки, Фофан этот с его спортсменами как кость в горле сидел. Теперь Фофана нет, его самых крутых тоже нет, спортсмены начнут за власть бодаться, а в это время их ряды уголовники своими ножами проредят. Милиции не до них будет, потому что все ищут того, кто покушался на губернатора. Ох, и анархия в городе начнется!

— В мутной воде легче рыбку ловить, — улыбнулся Егор, — развалим мы с тобой этот клан, ДГ, развалим. Это будет славная оплеуха этим гадам за то, что моего отца так унизили и довели до инфаркта. Гораздо лучше, чем если бы я только Боброва пристрелил. А может, и правда тот голубь был божьим знаком?

— Может, и так, — согласился дядя Гарик и пошёл на кухню доделывать свою бомбу.

Глава 17

Настя подкрасила глаза, губы, полюбовалась на себя в зеркало и пошла в коридор мимо кабинета отца, который сидел и хмуро смотрел в приоткрытую дверь. После покушения на себя он стал сам не свой. Часто и подолгу задумчиво сидел в своем кабинете и что-то решал, шевеля густыми бровями. Настя постаралась прокрасться незамеченной, но отец остановил ее и позвал к себе. Девушка вздохнула и вошла к отцу.

— Ты куда собралась? — спросил Бобров.

— Просто на улицу погулять, — ответила Настя, — а что, нельзя?

— Это опасно, — сказал губернатор, — пока я не найду того, кто стрелял, тебе стоит быть поосторожнее.

— Стреляли-то в тебя, — ответила Настя, — а я тут при чем? В меня никто не стрелял.

— Вокруг враги, — сказал Бобров, — могут, чтобы надавить на меня, тебя похитить или чего похуже. Так что посиди дома дня три-четыре. Поиграй в компьютер, почитай. В школу тебя будут отвозить и забирать двое парней из службы безопасности, и все эти дни они тоже будут за тобой приглядывать.

— Да не хочу я! — возмутилась Настя. — Между прочим, у меня свидание! И ты не имеешь права…

—Имею, имею, — устало сказал Бобров, — иди в свою комнату.

—Ах, так! — рассерженно воскликнула Настя. — Ну, тогда я… я тогда…

Она с гневом стала озираться по сторонам, думая, чем же она может пригрозить отцу. Бобров спокойно отвернулся от разъяренного «цыпленка» и стал заниматься своими делами. Настя, увидев, что отцу безразличен ее гнев, выскочила в коридор и решила, несмотря на запрет, сбежать из дома. У входной двери ее встретили два вежливых молодых человека с непроницаемыми лицами, которые преградили ей выход наружу.

—В чём дело? — возмутилась Настя. — Это моя квартира, это моя дверь и, в конце концов, моя жизнь!

—У нас есть приказ вас никуда не выпускать, — равнодушным казенным тоном ответил один из охранников, — так что извините.

—Так! — Настя встала в позу. — Я требую, чтобы вы меня пропустили!

Из комнаты выглянула мама и попросила Настю:

—Доченька, иди к себе. Это не так трудно — посидеть дома какое-то время. Не надо, пожалуйста, перечить отцу.

Анастасия развернулась и со слезами кинулась в свою комнату. Вот так! Она с Брэдом договорилась встретиться в парке, чтобы погулять. На улице прекрасная погода, Брэд может постоять за себя и за нее. С этим аргументом она предприняла последнюю попытку размягчить суровое сердце отца. Настя осторожно заглянула к нему в кабинет.

—Между прочим, — сказала она, — в прошлый раз Брэд справился со здоровенным охранником в баре. Он сможет за меня постоять! Бояться нечего.

—Мне вообще подозрителен этот американец, — сказал Бобров, — что-то очень неожиданно он появился на горизонте. Как, ты говорила, его зовут и откуда он родом?

—Его зовут Брэд, — ответила Настя, — Брэд Беннетс, он из Чикаго, его папа миллиардер.

—Чикаго большой город, — почесал нос губернатор, — но все равно, попробуем.

Он поднял трубку и приказал кому-то разыскать данные на Брэда Беннетса, примерно восемнадцати-двадцати лет от роду. Настя подсказала еще, что слышала об американце и его семье. Ей и самой хотелось узнать, правду ли говорил ей этот парень, в которого она так неожиданно влюбилась. Настя не уходила, отец писал какие-то бумаги и наконец поднял глаза.

—Чего тебе? — спросил он.

—Папа, ты же тоже был молодым… — начала жалобно канючить Настя.

—Брысь! — коротко ответил отец, и ей пришлось ретироваться из его кабинета.

Анастасия вбежала в свою комнату и бросилась на кровать. Горькие слезы потекли градом! Ей уже семнадцать лет, а ею распоряжаются, как маленькой. Минут через двадцать безутешного рыдания Настя услышала, что отец куда-то уехал по делам, и хотела выбежать на балкон, чтобы убедиться в этом. Но он оказался закрыт на маленький врезной замочек. Видимо, его врезали, пока Настя ходила в школу.

—Ах, так! — произнесла возмущенная пленница. — Ах, так! — произнесла она решительней, и бесенок противоречия заиграл в ней с новой силой.