Расчудесный Хуливуд - Роберт Кемпбелл

– Это правда.

– Босли домой так и не вернулся.

– Да уж, к моей сестрице. Так вы ее видели?

– Значит, Босли отвез вас и мальчика в Калифорнию, а домой не вернулся.

– Я его не съела.

– Кого?

– Босли.

– А что насчет мальчика?

– Его тоже. – Вид у нее вновь стал испуганный. -Он убежал от меня.

Свистун придвинулся к ней вплотную, посмотрел с максимальным сочувствием, какое ему удалось изобразить на лице.

– А зачем вы вообще в это впутались?

– Он меня по-прежнему волновал. Янгер и все, что с ним связано. Жена его с ребенком возиться не захотела. Спихнула его на этого страшного старика. Я решила забрать мальчишку и позаботиться о нем до тех пор, пока Дюйма не выпустят.

– Чтобы таким образом привязать к себе Дюйма?

Она кивнула, на глазах у нее заблестели слезы. Раз или два покачала головой, потом взглянула на фотоальбом и ухватилась за него только ради того, чтобы сменить тему.

– Как вам мои фотографии?

– Извините. Они лежали здесь. Я и понятия не имел, что это что-то интимное.

– Никаких извинений! Я держу их, чтобы время от времени вспоминать о том, какою я когда-то была.

– В это время с вами и познакомился Янгер?

– В стриптиз-шоу? Да. Это было именно то, что ему требовалось. Он и понятия не имел, что я на самом деле другая.

Она выронила чашку, а та, соскользнув с блюдца, упала ей на колени; кофе, пролившись, залил подол. Кувшинчик она тоже выронила – и тот стукнулся о ее колено, а потом упал на ковер.

– Он превратил меня в потаскуху, – сказала она, аффектируя, утрируя и как бы выплевывая последнее слово.

Она отвернулась от него, развернувшись всем телом, словно ей хотелось убежать.

– Он околдовал меня.

– Тогда чего ради вы не порвали с ним отношения?

– Все мы уповаем на Господа. Я собиралась отдать ему его сына после того, как его выпустят из тюрьмы, понимаете? Я хотела показать ему, что он прощен и что нам всем дарован во Христе второй шанс. Мы бы вместе с ним умылись в крови жертвенного агнца.

Она воздела обе руки, широко растопырила пальцы.

– Я утопала в скверне, но меня вынесло на берег. Я была осуждена на адские муки, а теперь я спасена. Я была мертвой, а теперь я заново родилась на свет. И больше не грешу. И больше не грешу.

Свистун отставил чашку и встал из кресла.

– Я была дряхлой смоквой, только и ждущей того, чтобы ее свалили, – запричитала женщина. -Я была старухой и не ждала ничего, кроме смерти. А теперь я новорожденное дитя, только что явленное миру. И я больше не грешу. И я больше не грешу.

– Мисс Дживерн, – начал было Свистун, но она его не слышала.

– Не доверяйся словам и предложениям грешника, ибо он ввергнет тебя в геенну огненную. Я свое искупила. И больше не грешу. Я рождена в Господе. И больше не грешу. Я омылась добела в крови Христовой.

И когда Свистун уже подходил к дверям, Шарлотта Дживерн понесла и вовсе какую-то околесицу, и тогда он понял, что в нее вселился дьявол и заговорил на неведомом ей самой языке.

Глава двадцать восьмая

Он не понимал, как сюда попал. Он очнулся, сидя на тротуаре на углу Западной и Голливудского в Слэнт-сайде; он сидел, уронив голову на колени, башмаки его были заблеваны.

Он смутно припоминал, что выпил давеча больше крепких напитков, чем ему удалось за последние пятнадцать лет, – самогонка, которую он гнал в тюрьме, была хороша, но получалось ее крайне мало. Он вспомнил, как приставал ко всем красивым женщинам подряд, а они, смеясь, уворачивались от него. Все, кроме одной. А эта единственная удалилась с ним в уголок и дала себя хорошенько пощупать. Она сказала ему, что у него удивительные глаза и к тому же удивительные волосы, прямо не волосы – а мягкая шерсть, как у какого-нибудь зверька. Она только что услышала о том, кто он такой и что сделал. Она сказала, что у нее мурашки по спине бегают при мысли о том, что ее Щупает и мнет мужичок, отсидевший пятнадцать лет за убийство трех женщин.

Она дала ему пригоршню таблеток и предложила сразу же проглотить парочку, а затем встретиться с ней в артистической уборной «А» с тем, чтобы перепихнуться, ведь не на людях же это делать. Но таблетки оглушили его, он забыл о договоренности с нею, да и вообще о том, зачем на эту вечеринку притащился. Он собирался заставить Хобби дать ему работу, потому что в конце концов – после стольких лет, проведенных в заключении, – понял: Хобби ни за что не навестил бы его в тюрьме и не сделал бы ему выгодного предложения из простой благожелательности. Долгое время Янгеру казалось, будто режиссер хочет выудить у него историю тройного убийства с тем, чтобы использовать ее в очередной картине. Но на самом деле Хобби было нужно совсем другое: он хотел узнать, что запомнил Янгер о роковой оргии, о собственном ноже для резки линолеума и о церемониальном жертвоприношении.

Он вспомнил, что сказал на вечеринке об этом режиссеру. Не собирался ведь говорить, собирался окружить всю историю пеленой двусмысленной тайны, однако сказал. Собирался подразнить Хобби, собирался огорошить его задачкой, не раскрывая ее сути, чтобы тот не понял, шантажируют его или нет, а сам все равно протрепался. А ведь в интересах шантажиста не дать сомнениям перерасти в стопроцентную уверенность.

Следующим, что он вспомнил, была поездка в машине с человеком, который назвался Милтоном и которого, однако, все остальные называли Поросенком Дули или просто Поросенком. И этот говнюк не переставая жаловался ему на обидное прозвище.

– Я ведь не виноват, что у меня маленькие глаза и пухлые щеки. Я и в детстве был точно таким же. Я приехал сюда, собираясь стать актером. Понимаешь, о чем я? Ты когда-нибудь видел Эдварда Дж. Робинсона? У него ведь лицо как у лягушки, точно? А он звезда первой величины. И всем наплевать на то, что он похож на лягушку. На самом деле ему даже повезло, что он похож на лягушку. Так что если я смахиваю на поросенка, то и это не плохо, верно? Это может вызвать ко мне симпатию. Ведь Веселые Поросята всем по душе, верно? И вот представь себе: они называют меня Поросенком, а роли не предлагают!

– И вот однажды… а прошел всего месяц-другой, как я прибыл сюда из Нью-Йорка… я замечаю, что люди начинают относиться ко мне несколько странно. Словно они меня немного побаиваются. И, уж во всяком случае, уважают. Один мой дружок из Нью-Йорка, Майк Риальто, такой остряк… ты его знаешь?.. Он иногда подрабатывает частным сыщиком… У него стеклянный глаз, и в баре он вынимает его и бросает в бокал, будто это кубик льда… Ну, одним словом, Майк говорит мне, что рассказывает всем и каждому, будто я наемный убийца из Нью-Джерси. Сначала я малость приобалдеваю – кто же даст мне роль, если люди меня боятся? – а потом и думаю: может, оно и не плохо. То, как все меня уважают, – я про это. И всем хочется со мною закорешиться. Приглашают меня на вечеринки. Дают время от времени работу. А ты понимаешь, почему я тебе все это рассказываю?

– Ни хера я не понимаю, – ответил Янгер. Он был настолько пьян, что ничего кругом не видел. Кроме того, ему отчаянно хотелось блевать.

– А я рассказываю тебе все это, потому что Пол Хобби только что заказал тебя мне.

– Что?

– Я говорю: твой дружок Хобби, который только что напоил тебя и подсунул тебе бабенку, попросил меня, чтобы я тебя нынче ночью замочил.

– Где?

– Откуда я знаю, где? Где получится. У него на этот счет нет конкретных пожеланий. В твоем нынешнем состоянии я могу утопить тебя в любой луже. Если уж у тебя есть смертельные враги, то нечего напиваться. Понимаешь, о чем я?

– Я тебя слушаю.

– Так что тебе просто повезло, что я на самом деле никакой не наемный убийца из Нью-Джерси.

– Да уж повезло.

– Совершенно определенно повезло. Какое-то время они проехали молча. Потом Янгер сказал:

– Надо поблагодарить тебя за то, что ты меня не пристрелил, раз уж тебе это заказали.

– Застрелить или как-нибудь еще – это Хобби оставил на мое усмотрение. Ему все равно: застрелю я тебя, зарежу или удавлю струной. Знаешь, как в газетах пишут.

– Все равно спасибо.

– Может, тебя куда-нибудь подвезти?

– А где мы находимся?

– В Голливуде.

– Что ж, если тебя не затруднит, высади меня на Голливудском бульваре в районе Западной.

– Значит, Слэнт-сайд. Ночью там тебя запросто могут зарезать азиаты.

– Мне там сняли комнату в гостинице. А больше мне все равно деваться некуда.

– Ну, будь поосторожней.

Дули развернулся посреди квартала и помчался в указанном направлении.

Янгер раскрыл окно и подставил лицо ночной сырости. Какое-то время спустя он сказал:

– Можно задать тебе один вопрос?

– Валяй.

– Если ты не наемный убийца из Нью-Джерси, то на что ты живешь?

– Продаю садовый инвентарь в Дауни, Ковина и тому подобных местах. Стараюсь, сам понимаешь, держаться подальше от Голливуда и других шикарных местечек. А то, представь себе, я напорюсь на кого-нибудь из знакомых и они увидят, что я торгую садовым инвентарем! Господи, это же погубит мою репутацию. – Затем он добавил: – Так что, прошу тебя, никому ничего не рассказывай.