Операция «Гадюка» - Кир Булычев

В отличие от шефа Гоглидзе не был чекистом, и в нем не жило почти генетическое чувство подозрительности. Берия давно бы расстрелял и доктора, и пациента, а Гоглидзе разрывался между подозрениями и верой в гениальность своего доктора.

Егор уселся на стул.

— Ждите, — сказал доктор после того, как Гоглидзе занялся светлой кровью Егора.

Незаметно для себя Егор тоже начал мысленно считать секунды. И страшиться возвращения Берии.

— Вы можете погулять, — с явным облегчением сказал доктор. — Изготовление вакцины требует времени.

— Тогда вы найдете меня там, где мы встретились, — ответил велосипедист, чем окончательно привел Гоглидзе в растерянность. Либо это не простой велосипедист, либо вовсе не велосипедист.

Когда велосипедист вышел, Гоглидзе обратился к доктору:

— Кто он такой? Почему…

Доктор поднес палец к губам.

— Есть вещи, Горацио, о которых простым смертным лучше не знать.

— Почему Горацио? — не понял его Гоглидзе. — Меня Георгием зовут!

— Правильно, Георгий, — сказал доктор. — Следите за приборами. У меня есть теория, но вы должны поклясться рекой Арагви, что не выдадите меня!

— Клянусь мамой! — ответил ассистент.

— Очень хорошая клятва, — одобрил доктор. — Как вы знаете, Лаврентий Павлович отправляет наверх своих агентов. Вы представляете, в какой обстановке они окажутся?

— В какой?

— Вокруг враги, вокруг их все подозревают, задание может сорваться в любой момент. В конце концов, Георгий, может ли рассчитывать Лаврентий Павлович на людей, которых он нашел здесь и подготовил? Что случится с ними, когда они выйдут на площадь Московского вокзала в Ленинграде, где звенят трамваи и гудят автомобили?

— Вы думаете… — Гоглидзе не закончил фразы, потому что не знал точно, в чем же уважаемый батоно доктор подозревает этих шахматистов. Как называл своих агентов Берия.

— Что бы вы сделали на месте Лаврентия Павловича, ну?

— Я бы? Я бы послал людей, надежных сотрудников.

— И много их здесь?

— Совсем не встречаются, — признался Гоглидзе.

Он даже развел руками от безнадежности, он провел в этом мире больше двадцати лет по земному счету и не переставал удручаться, насколько плохо все здесь в Чистилище устроено. Правда, у Гоглидзе была одна мечта — неосуществимая, но сладкая: добраться до Тбилиси, где осталась настоящая жизнь, где вечерами хорошие люди гуляют по проспекту Руставели, где пахнет шашлыками и дорогими духами, по улице скользят дорогие машины и каждому вслед можно сказать «Гоги поехал», «Гиви поехал» с уважением или презрением.

Он понимал, что стоит поделиться мечтой с кем-нибудь в этом проклятом подземелье, как его поднимут на смех. Даже сам Лаврентий Павлович, даже Леонид Моисеевич. Так что приходилось молчать.

Леонид Моисеевич перешел на шепот.

— Лаврентий Павлович решил, — произнес он, — что отправлять сотрудников без наблюдения и, если надо, поддержки слишком рискованно. И тогда решено направить с ними негласно… — На последнем слове доктор сделал значительную паузу.

Гоглидзе уловил ее значение и склонил черную голову.

— Этот сотрудник, — доктор показал на прикрытую дверь, — срочно получает от нас дозу вакцины. Но вы его не видели, я его не видел, и даже Лаврентий Павлович его не видел. Вы меня поняли?

— Конечно, как не понять! — громким шепотом ответил Гоглидзе, потрясенный мудрой предусмотрительностью Лаврентия Павловича.

— У меня есть указание, — закончил монолог Леонид Моисеевич, — сделать все в режиме специального обслуживания. Ни один человек в мире, кроме вас, Георгий, этого велосипедиста не видел. Кстати, это не простой велосипедист, а родственник одного человека из членов Политбюро.

— Ой, — сказал Гоглидзе.

Он был эмоционально переполнен и мог взорваться от избытка чувств.

Именно в этот момент вошел сам Берия со своими агентами.

Гоглидзе шумно сглотнул слюну и принялся преданно смотреть на генерального вождя.

— Вольно, — сказал Берия, не придав значения интенсивности взгляда, — давайте поскорее готовьте наших товарищей.

Вакцина, включавшая несколько кубиков крови пациентов, была уже готова, созрела, как говорили в лаборатории.

Доктор сам ввел ее шахматистам. Те посматривали на него с опаской, но подчинялись.

Берия стоял вблизи и не спускал глаз с рук доктора, словно мог уследить тот момент, когда доктор вкатит его сотрудникам смертельный яд.

Нет, конечно, Берия этого не мог уловить, но стоял потому, что знал: его присутствие, его взгляд действуют на всех здесь, как взгляд кобры на кролика.

— Теперь отдых, — сказал Берия за доктора.

— Правильно, — согласился доктор. — Только это не отдых — это возможность организму внедрить вакцину в кровеносные сосуды. Однако прошу вас далеко не отходить. Потому что только я могу определить момент, когда вам следует уходить наверх. Только я.

— Смотри у меня, — впустую пригрозил Берия.

— Смотрю, — как бы пошутил в ответ доктор, что Берии не понравилось. — Гоглидзе, — сказал доктор, — проводите пациентов в лазарет.

Там стояли койки.

Майоранский и Лядов молчали. Как молчат люди, прислушиваясь к неизвестной болезни в своем теле. Они знают, что отравлены, но еще не знают, в чем это выразится.

— Ты иди, — сказал Берия доктору, — я с ними побуду.

— Времени осталось немного, — сказал доктор.

— Не волнуйся, Леонид Моисеевич, — вдруг подобрел Берия, неправильно прочтя мысли доктора.

— Я постараюсь, — ответил доктор. Он думал о том, как незаметно ввести вакцину Егору.

Он был бы рад, если Егор откажется от путешествия, и в то же время был бы в отчаянии, если Егор испугается. Он верил в злой гений Берии.

— Тогда я вас оставлю на несколько минут? — вежливо сказал доктор.

— Давай топай, — сказал Берия. — Нам еще надо перекинуться несколькими словами.

Доктор быстро вышел в лабораторию.

— Готова вакцина? — спросил он.

— Готова. А как они?

— Вроде бы все в порядке. Но Лаврентий Павлович, — доктор снова перешел на шепот, — не хочет, чтобы кто-нибудь из них случайно увидел велосипедиста. Дай мне шприц. Я введу вакцину снаружи, где он меня ждет. Ну, быстро! А то Лаврентий Павлович позовет меня и будет сердиться.

Гоглидзе не возражал, когда доктор сам схватил шприц и поспешил наружу.

От двери обернулся и сказал: