И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

– Я не знаю, – хмыкнул Митроха. – Я догадался. Потому что сейчас мы с той стройки срочно забираем каменщиков, материал и раствор и перевозим всё сюда, чтобы заложить Сабрумайские ворота. Займись, голубь.

– А… боярин Никодим… он… э-э-э… не будет возражать? – нервно переминаясь с ноги на ногу, осмелился полюбопытствовать адъютант, и лицо его при этом стало одного тона с кафтаном.

– Обязательно будет, – кивнул князь. – Да только ты его не спрашивай. А если шибко вопить начнет, скажи, что мы их рекрутируем, что значит, экспроприируем, именем оборонного командования.

– К-к-как?.. – беспомощно выдавил Ефим, и в глазах его отразился тихий ужас, вызвать который за весь день не смогли ни таран, ни зверолюди, ни Змей-Горыныч.

Граненыч посмотрел на парня и махнул рукой:

– Ладно, ничего не говори. Я сам потом с ним разберусь. Ну, давай, сполняй бегом, чего стал! Ворота того и гляди, долго жить прикажут, а он стоит, рот разинув, как в балагане!

– Уже лечу!.. Мигом обернусь!.. Одна нога здесь, другая там!.. – крикнул на ходу Ефим, вскочил в седло солового жеребца, и частый перестук копыт барабанной дробью загремел в гулких переулках.

Тьма опустилась на город Лукоморск, и защитники Сабрумайских ворот в первый раз за день смогли перевести дух.

Оставив тройной дозор на башне и стенах, утомленные ратники потянулись в рекрутированные, что значит, экспроприированные под казармы, амбары лукоморских и пришлых купчин, удачно построенные метрах в ста от сторожевой башни – обсуждать дневные события, чистить оружие, перевязывать раны, ужинать и спать.

Раненых, которые не могли присоединиться к своим товарищам, уложили под бдительным и пристрастным присмотром деда Зимаря и его команды знахарей, травников, костоправов и сиделок в импровизированном лазарете – амбаре поменьше, удобно расположившемся у дороги, в нескольких метрах от ворот, теперь уже намертво заложенных пятнадцатиметровым слоем отборного (у боярина Никодима) камня.

Убедившись лично, что все караулы караулят, целители исцеляют, а солдаты отдыхают, князь Грановитый, прихватив на это раз и своего заместителя по вопросам волшебства, отбыл в царский дворец на совещание обкома, доклад его величеству и плановую ссору с ограбленным боярином.

Кабатчик из "Гнутой подковы", притулившейся между двумя амбарами, Амос Тороватый, называемый также недоброжелателями и похмельными остряками Донос Вороватый, с грустью убедился, что, соблюдая сухой закон, установленный суровым князем, вооруженный контингент потреблять его основной товар не собирается, а кормят их и без него хорошо, и уже не лелеял пустые надежды. Добросовестно всё же просидев в бесприбыльном одиночестве до полдвенадцатого, он уже собирался закрывать заведение, как вдруг дверь отворилась, и на пороге возник первый за весь день человек, похожий на его постоянного клиента: помятый, заросший, с бегающими покрасневшими глазами, в неопрятной одежде, которую охотнее взял бы старьевщик, чем прачка – и сразу устремился к стойке.

– Вина, водочки-с?.. – угодливо изогнулся кабатчик и, не дожидаясь ответа, потянулся за бутылью с самогоном.

– М-м-м… э-э-э… – замялся вошедший, оглянулся по сторонам, увидел, что зал пуст, и немного расслабился. – А… бочонок вина литров на двадцать… у вас найдется?

– Найдем, – радостно подтвердил хозяин. – Пятьдесят рублей всё удовольствие.

– А… скинуть бы?.. – нерешительно, словно торговался в первый раз, просительно проговорил гость.

– Только с лестницы, – не переставая умильно улыбаться, сообщил кабатчик и нащупал под стойкой рядом с жестяным ящиком-кассой палицу: до победы над захватчиком с назойливыми, но неплатежеспособными клиентами ему теперь приходилось общаться самому, так как вышибала два дня назад взял отпуск за свой счет и коварно вступил в ополчение.

– Нет, я так просто спросил, – сразу взял на попятную гость.

– А я так просто ответил, – голос Тороватого просто истекал радушием и гостеприимством. – Так как? Брать будем?

– Д-да… – торопливо кивнул посетитель. – А… ложками вы оплату принимаете?

– Чем-чем? – выронил шестопер себе на ногу Амос.

– Л-ложками, – сглотнул сухим горлом гость. – Но вы не думайте – они мои. Личные. Серебряные.

– Серебряные? – задумчиво повторил хозяин. – Хм-м-м… Давненько я не видал серебряных ложек…

– Что?.. – не понял гость.

– Ложки покажи, говорю!

– А-а… Пожалте… – клиент пошарил по карманам, выгреб все ложки и выложил на стойку веером перед кабатчиком.

– Хм… – пробурчал тот, поднося чуть ли не к носу и внимательно разглядывая прищуренным косящим глазом одну из них.

Гость забыл дышать.

– То есть, ты хочешь сказать, что тебя зовут воевода Букаха-Подколодный? – широко ухмыльнулся, наконец, кабатчик и зыркнул на гостя.

– Нет!!!.. – подпрыгнул вошедший. – Нет!!!.. Это не я!!!.. То есть, не он!!!.. Это не мои ложки!.. Не мои!!!..

– Краденые, что ли? – вкрадчиво поинтересовался Амос и испытующе вперил раскосый взгляд в ложкопродавца.

– Да!.. Нет!.. Это… моей бабушки!.. Пра!..

– В смысле, твоя бабушка… пра… была воеводой? – тупо уставился хозяин "Гнутой подковы" на гостя.

– Да!.. Нет!.. Слушай, какая тебе разница, а? – не выдержал гость. – Ты или берешь эти проклятые ложки, или я сейчас ухожу и найду…

– А с чего ты решил, что я их не беру? – удивленно округлил глаза и приподнял брови кабатчик. – Беру. И не надо так волноваться. Может же бескорыстный любитель гинекологии… геронтологии… генералогии… короче, семейных связей родовитых, задать вопрос по теме?

– Я не волнуюсь, – процедил сквозь зубы Букаха-Подколодный. – Я тороплюсь.

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился Тороватый. – Я их беру. Только на двадцать литров вина тут не хватает.

– Что?!.. Ах ты, прохвост!.. – взвился разжалованный воевода, кинулся с кулаками к хозяину, но вид тяжелой палицы, занесенной для удара, моментально успокоил его.

– Я хочу сказать, как не хватает? – прерывисто дыша, сделал он шаг назад. – Да знаешь ли ты, во сколько они мне… в смысле, сколько они стоят?!.. Да твоей мутной вонючей жижи на них можно купить…

– Вот иди и купи, – издевательски посоветовал кабатчик и отвернулся. – А мы закрываемся.

– Нет, я… мне… – побледнел Букаха, вспомнив, зачем он здесь. – Ладно. Двадцать литров чего у тебя можно купить на эти день… ложки? И попробуй только сказать "воды"!

– Н-нет, с чего ты взял… Я и не собирался говорить "воды", – не очень убедительно соврал Амос и на секунду задумался.

Какой кабатчик, достойный своего жестяного ящика, откажется сбыть товар, срок годности которого закончился едва ли не через неделю после основания Лукоморска, по цене коллекционного шантоньского вина такого же возраста?