Наблюдатели - Сергей Саканский

Думаю, что Жана люблю, что впервые в жизни мне с мужчиной так повезло… А муж мешает. Значит, надо его убить.

Но вспомню, какой Микров трогательный, как жалко его, когда он с похмелья болеет… И, значит, не надо его убивать.

Но смерти этой он и не почувствует даже. Так, закашляется и все… И больно не будет ему.

Ничего, Микров. Все решено, Микров. Я убью тебя, Микров. Я не больно тебя убью.

25

Интересно, как чувствует себя человеческая особь, пораженная таким паразитом? Наверное, у нее должны возникать какие-то провалы мышления, когда ее мозгом завладевает постороннее существо, назовем его – «Наблюдатель».

Но если у женщин вообще нет мозгов, то чем же тогда завладевает Наблюдатель? Стоп. Как мы знаем, мышление женщины устроено следующим образом: женщина использует для этого процесса мозг своего мужчины. Получается, что Наблюдатель овладевает не мозгом моей жены, которого, в сущности, нет, а моими собственным мозгом. Грубо говоря, Наблюдатель находится не внутри жены, внутри меня. Да убоится жена мужа своего!

Гм… Это все действует спирт.

Вот и выход. Эскалатор. Нет ничего чудеснее девушек на эскалаторе… Перед глазами как бы медленно вращается бюст девушки, создавая иллюзию плоскопараллельного движения.

Гм… Бюст девушки! Напиши где-нибудь такое, а потом объясняй, что имел в виду бюст в скульптурном, а не в скабрезном смысле.

И еще эскалатор оставляет надежду, что нижняя часть девушки не такая привлекательная, как верхняя. Это и есть пресловутая женская тайна. Чтобы комфортнее себя чувствовать, мы должны знать или хотя бы надеяться, что женщина, навсегда не твоя, все-таки наделена каким-то изъяном…

На улице снегопад. Снег падает крупными медленными порциями, словно кто-то верхний разорвал в клочья любовное письмо… Цветочница Лиза стоит за его строчками, издали смотрит на меня. Ну что ж! Пора познакомиться с нею поближе…

Я подхожу, указываю на цветы за стеклом.

– Лиза, я бы хотел выбрать один крупный махровый цветок для девушки примерно твоих лет.

– Один?

Ее голос оказывается неожиданно писклявым.

– Суть подношения как раз и заключается в его уникальности, эксклюзивности, так сказать…

Она не понимает, о чем я говорю, пожимает плечиками… Думает, наверное: что это за пургу гонит тут старый пердун? Я и сам знаю, что смехотворен перед нею, мерзостен. Она думает, что я бедный, что мне жалко денег на целый букет. Разумеется, она права.

– Я бы мог забашлять за весь твой ларек, но один крутой бутон может рассказать о любви больше самого навороченного букета, – так я пытаюсь, неуклюже используя современный сленг, загладить свою вину, но тут соображаю, что девушка ее поколения (а я уже в них немного разбираюсь) под словом любовь подразумевает секс, а под словом бутон – невесть что, наверное…

Лиза смотрит на меня, пытаясь понимающе улыбнуться. Эх, знала бы ты, как я прикалываюсь с твоей ровесницей – мало не покажется… На вашем языке, опять же.

Я осматриваю цветок, вручаю девушке деньги.

– Это тебе, – говорю и протягиваю розу обратно ей в руки.

Она смотрит непонимающе, сейчас улыбнется, расцветет… Она почему-то зыркает по сторонам, потом наклоняется ко мне. Я уже знаю, что сейчас будет, чувствую, как натягивает лицо отвратительная вымученная улыбка…

– Оставьте этот цветок себе, – тихо говорит Лиза, потом, чуть громче:

– И не смей мне тыкать, урод! Я сейчас Шамиля позову. Мало не покажется.

Я продолжаю паршиво улыбаться, будто кто-то более сильный, неприкосновенный, ударил меня по лицу у всех на глазах.

Я поворачиваюсь и иду. Меня трясет. Снег залепляет глаза.

Я трезвый, спирта как не бывало. Все, сгорел, переварился, едва организму потребовалась энергия – на бессильную злобу и стыд.

И вот, энергии мало. Я заплетающимися ногами заворачиваю к спиртной палатке. Вижу, как бы глазами Лизы – жалкого старика, у которого ноги веретеном, путаются в полах его светлого пальто. Но боковым зрением замечаю: Лиза больше не смотрит в мою сторону…

Я ненавижу ее. Я бы ее убил. И себя бы убил – жалкого, прямо на этом месте. Взял бы ее за волосы и бил бы головой об угол ее ларька, пока она не умрет. И себя бы бил, бил, бил… И Женьку. И жонку свою…

В спиртной палатке – тоже молодая девушка. Сейчас и она скажет мне то же самое. Я стараюсь не смотреть в ее лицо. Кто я такой? Я даже смотреть на нее не имею права. Носом киваю в сторону своей любимой водки, говорю:

– «Привет».

Девушка почему-то улыбается. Я говорю:

– «Привет»! «Привет»!

Девушка глубоко кивает:

– Привет! Если не шутишь…

Я вскрикиваю фальцетом:

– Не надо мне тыкать! Я с вами не шучу. «Привет»! Мне нужна водка – «Привет»…

Я беру из ее рук прохладную гладкую бутылку – как же знакомо мне это ощущение! Быстро иду прочь. Здесь, в ладони – моя энергия, моя сила. Водочка моя. Это ощущение возвращает меня на землю. Я запоздало улыбаюсь: действительно, получилось смешно с «Приветом». Это нужно попробовать еще раз, с какой-нибудь другой продавщицей. Или нет – не нужно…

Электричка. В это время дня вагон полупустой. И снова, как утром в троллейбусе, какая-то пожилая блядь смотрит на меня издали. Отворачивается к окну, сделав загадочный профиль: вот она какая, любуется пейзажем… И снова смотрит на меня. Подойти сейчас к ней и просто сказать:

– Как насчет минета, мадам? В тамбуре?

А ведь возмутится, может быть, даже – заголосит. Хотя – по глазам видно – сидит тут и мечтает, как бы сделать кому-нибудь тамбурет.

За весь сегодняшний день, за всю дорогу туда и обратно, мне не удалось поймать ни одного взгляда, который бы ободрил меня. А ведь это и есть необходимое и достаточное условие существования любого мужчины: взгляд красавицы, воспоминание, которое будешь бережно хранить до самой смерти…

Странно, что теперь, когда у меня есть собственная девочка, с которой я делаю то, что и не снилось многим жителям Земли, я все равно ловлю эти взгляды, стремясь навсегда унести с собой образ каждой встречной красавицы…

Между прочим, пердунами нас правильно называют: к старости кишечник слабеет, и пук человеческий вновь становится неуправляемым, как во младенчестве…

26

Я выхожу из машины. По улице кто-то все гонит и гонит махровую пургу. Будто клочки любовных писем бросает в лицо…

Жан сидит в машине, я стою на улице. Жан заговорщически кивает на мой подарочный пакет. Я медленно наклоняю голову: чувствую себя какой-то маркизой-отравительницей. Наверное, оно все так и было в те сказочные времена… Интересно, как они трахались в этих пышных фижмах, в этих китовых кринолинах?

Я иду к дому. Позади, журча, разворачивается машина. Я не оглядываюсь, хоть и очень хочется, как всегда, посмотреть на черный бюст в рамке из железа и стекла, помахать, а потом долго стоять, ожидая, пока скроется машинка за самым дальним углом…

Этот дом, этот подъезд. Отсюда через несколько дней будут выносить… Или нет – не отсюда?

И вдруг вижу Микрова, вполне живого, в своей шляпе. Главное будет – не покраснеть, не выдать себя. А то все на меня посмотрят, ткнут в меня пальцами со всех сторон, скажут:

– Это она.

Он подходит к подъезду с другой стороны, прижимая к груди свой жалкий портфель, другой рукой – удерживая у подбородка воротник. Это не он гонит пургу, а пурга гонит его… Это длинное тело будет лежать в гробу, уже не перебирая ногами…

Неужели, это именно он там трахался на экране? Неужели это его белая попка, прячущаяся сейчас под теплым пальто, до сих пор там скачет и скачет, как пляшущая собачка?

Останавливаюсь, жду. Он долго меня не видит, будто это он близорук, а не я. Вдруг мне кажется, что он ранен, что посередине груди у него кровавое пятно… Может, кто-то уже выстрелил, и тогда мне совсем не надо будет…

Я дергаюсь в его сторону, щурюсь и вижу: вместе с портфелем он прижимает к груди красный цветок.

Зачем, откуда? Кто подарил ему? По какому поводу? Мне он дарил… Дай Бог памяти…

– Привет! – вскрикиваю я сквозь пургу.

Микров вздрагивает, замирает, как вкопанный, испуганно озирается по сторонам. Глаза его злые: видно, слишком уж ясно видно, как не радует его встреча. Конечно! Я застукала его с женей, которую он хотел подарить Розе…

27

– Привет, привет! – бурчу… И на меня опять наваливается все пережитое у метро. Как будто бы сама реальность издевается надо мной, выбрасывая на поверхность одни и те же слова…

Она сморит на розу, которую я купил для Жени, глаза наливаются вопросом, будто слезами… Застукала. Попробуй, объясни… Мужчины все же должны время от времени дарить цветы своим женам, на случай, если поймают вот так…