PRосто быть богом: ВВП - Павел Генералов

Сказать больше — город проснулся сегодня в другом измерении. И Палыч, несмотря на своё боевое прошлое, оказался к войне готов меньше других. В типографии он успел получить лишь самую малость тиража, остальное клятвенно обещали напечатать к вечеру. Хотя должны были ещё вчера — но кто ж знал, что здешние обещания, даже подкреплённые солидным вливанием наличных дензнаков, не стоят ровным счётом ничего?!

Противник же, пока жители ещё мирно спали, без шума и спешки вышел на улицы и захватил жизненно важные объекты.

Предвыборными плакатами было заклеено практически всё. Остановки. Столбы. Фасады домов. Заборы. Плакат, собственно, был один. На нём Василий Сухов, он же Вася — Царь всенародно рвал на груди белоснежную рубашку. Надо было отдать должное и самому Васе, и фотографу — фото вышло динамичным, в меру агрессивным и притом не вызывало излишнего раздражения. Так, в самую меру. Человеку с плаката хотелось верить. Да и как ему было не поверить, если он чеканными буквами заявлял во всеуслышание:

За свой народ отдам последнюю рубаху!

Палыч, впрочем, Васе — Царю не верил не слишком:

— Не отдаст! — маниакально твердил он, пока его не успокоил Генералов, ещё утром, на экстренном заседании штаба.

— Это — не довод, Палыч! — поправляя указательным пальцем очки, подвёл он черту под всеми стенаниями и плачами. — Пошлём социологов — пусть срочно замерят уровень доверия электората. Заодно и узнаваемость кандидатов. И без паники, дамы и господа!

Встретились как раз к обеду, у дядюшки Ли. В узком составе: Генералов, Вика с Мышкиным и Палыч с двумя огромными пакетами. Первым делом Генералов озвучил данные уличного экспресс–опроса:

— Итак, — начал он нейтральным голосом, — на настоящий момент, — он посмотрел на часы, мы имеем… что имеем. А именно. По трём основным кандидатам. Рейтинг доверия избирателей: у Жарской — 25 процентов, у Царя — 30, у нас — 7. Узнаваемость: у Жарской — 60 процентов, у Царя — 75, у нас… Угадаешь, Палыч?

Палыч почесал ус:

— Пятнадцать?

— Три! Кстати, два дня назад рейтинг доверия у Царя был всего десять. Как говорится, почувствуйте разницу.

— Да разве можно доверять этим опросам общественного мнения! — с последней надеждой пробормотал Палыч и вдруг оживился: — Не ты ли сам, Паша, говорил, что у нас директор ВЦИОМ и тот — мелкий жулик!

— Быват, как говорят у нас в Сибири, — среди исконных сибиряков Генералов не значился, но в некоторых случаях любил ввернуть увесистое сибирское словцо.

Вот тут–то Палыча и понесло. Поглотив изрядное количество кальмаров, папоротника, свинины в кисло–сладком соусе и закусив засахаренными фруктами, он и решил — то ли от сытой радости, то ли с горя — угостить коллег бутылочкой изрядного вина.

Пятую бутылку подавал уже сам дядюшка Ли, настоящий и очень молчаливый китаец. На вопросы он обычно отвечал лишь вежливым кивком головы. Но понимал всё с полуслова.

То есть, на самом деле вино в новый бокал Палыча наливал всё тот же непроницаемый официант. Но дядюшка Ли стоял у него за плечом — как тихий китайский ангел.

И тут в заведение вошли двое. И поманили к себе дядюшку Ли. Палычу они сразу не понравились. Уж больно рожи у них были наглые. И немного бандитские, но так, без излишеств.

Двое о чём–то негромко переговорили с хозяином, тот кивнул и принял из рук визитёров пакет. Палыч, так и не пригубив вина, с подозрением наблюдал за происходящим. И не ошибся в своих предчувствиях. Второй официант, получив за стойкой бара молчаливые указания хозяина, вышел в зал, держа в руках большой лист бумаги. Он аккуратно прикрепил его на стенку возле входа. Кто б сомневался — это был всё тот же плакат Васи — Царя.

И вот тут Палыч продемонстрировал дипломатические способности. Он кивнул своему официанту, даже не пригубив последнего вина — вроде как: выбор сделан. У Генералова и Вики отлегло от сердца. А Палыч между тем запустил руку в один из двух огромных пакетов и достал оттуда «свой ответ Чемберлену». Поднявшись, он подошёл к хозяину и с ним пошептался. Дядюшка Ли кивнул.

Всё тот же официант вслед за первым плакатом повесил рядышком и второй, точно такого же размера — будто заказчики заранее сговорились. На нём в костюме с галстуком на фоне берёзки и волжских просторов улыбался во все тридцать три зуба Виктор Сухов. Был он по–своему тоже хорош. Парень–богатырь, на которого можно положиться в трудную минуту. Что уверенно подтверждал и слоган, причём по иронии судьбы набран он был тем же шрифтом, что и Васин:

Сильным — работу, слабым — заботу!

— А наш–то, — ревниво сказала Вика, — вроде как посимпатичнее будет!

А вот Палыч ни на какие компромиссы вовсе не был согласен. Поймав взгляд дядюшки Ли, он указал беспрекословным пальцем на плакат Сухова и вроде как поставил в воздухе жирную точку. Переведя палец на Васю, он пальцем произвёл в воздухе сугубо отрицательный жест. И Палыча опять можно было понять: он хотел здесь и сейчас видеть лишь и только своего, родного кандидата. Безо всяких прочих.

Дядюшка Ли в ответ, однако, не кивнул. Что, надо понимать, было окончательным приговором: висеть тут будут только двое. И никак иначе.

Палычу пришлось смириться. Но так как проигрывать он не любил в принципе, тот тут же засобирался:

— Пойду пехоту строить! — и, подхватив в обе руки огромные сумки с плакатами, покинул заведение.

— Ну что, Виктория Вячеславовна, отведаем от Палычевых щедрот? — Генералов разлил в бокалы вино.

Попробовали. Вино, между прочим, оказалось отменным, что не мог не отметить и справедливый Генералов. После чего подмигнул Вике и набрал номер Палычева мобильного. С той стороны долго не отвечали. Наконец, громко послышалось отрывистое «Да».

— Палыч, это ты? — деловито поинтересовался Генералов. — Пакеты несёшь? А чем тогда телефон держишь?

В дверь номера Степанова постучали. Вкрадчиво и ласково.

— Входите, Ольга Ильинична! — отозвался следователь. Двери здесь были тонкие, и он не сомневался, что его услышат.

Он встал из–за стола навстречу гостье, не забыв перевернуть «лицом» вниз бумаги, которые перед тем внимательно изучал.

Ольга была в открытом ярко–красном платье и красных босоножках. Цепким взглядом Степанов отметил идеальный, в крапинку педикюр и то, что босоножки гостьи нисколько не запылились, будто она ходила не по обычным городским улицам, а перемещалась в воздушном пространстве словно фея. Сегодня фея была без очков и даже без шляпки — не иначе как по причине не слишком ясной погоды.

— А как вы узнали, что это я? — без тени кокетства поинтересовалась Ольга.

Степанов улыбнулся:

— Интуиция… Ну, если честно… У стука в дверь есть своя индивидуальность. А мы с вами встречаемся всё ж не первый раз. Кстати, простите, за любопытство, решетка на месте?

— Какая решетка? — Ольга подняла вверх аккуратно выщипанные бровки. Тень удивления придала её бледному лицу черты нездешних героинь с картин Борисова — Мусатова.

— Да та, что на крыльце, у входа в гостиницу.

— Ах, эта… — протянула Ольга. — Вроде на месте. А что, опять пытались украсть? — в вопросе её прозвучала некоторая обеспокоенность.

В ответ Степанов лишь пожал плечами, вроде как: тщу себя надеждой, что пока обошлось. Но спросил о другом:

— Слухи не поползли?

Ольга повела плечом и чуть склонила голову набок, изобразив на лице одновременно и некоторое недоумение по поводу уместности данного вопроса, и, вместе с тем лёгкую неуверенность в будущем развитии событий:

— Похоже, пока тишина. Как и договаривались, дополнительно я ввела в курс дела только Заусайлова. Он лицо слишком заинтересованное. Но обещал молчать как рыба. Исключительно в интересах следствия.

— Подведёте вы меня под монастырь, Ольга Ильинична! Ох, подведёте…

— А я ехала мимо, дай, думаю, зайду, проведаю. Может, что новое узнали?

— Присаживайтесь, Ольга Ильинична! — указал Степанов на диван. — Хотите чаю? Ещё горячий.

— Спасибо, я лучше постою. Вот здесь, у окошка. И чаю — не хочу. — Как всякая женщина, Ольга знала, что лучше всего она выглядит на фоне света с чуть затенённым лицом. Её рыжие волосы становились и вовсе воздушными, а профиль — почти медальным.

Степанов же принялся расхаживать по просторной гостиной:

— Во всероссийский розыск решили пока не подавать. Достаточных оснований нет — а без этого сложно. Задействовали наши прокурорские службы, в том числе на транспорте. По регионам разослали соответствующий циркуляр. Пока — безрезультатно. Но будем надеяться. Хотя теперь уж я и не знаю, как оно лучше… Простите, глупость сказал.

Ольга Ильинична вроде как пропустила двусмысленность о своем то ли утраченном окончательно, то ли теоретически вновь обретённом муже. И только, глядя в окно, сказала задумчиво: