Нечестивец - Шеннон Дрейк

Ему удалось проявить чудеса ловкости и успеть выдвинуть для нее стул. Она опустилась на сиденье, а он прошел к стулу напротив.

Граф налил в ее бокал красного вина и поднял серебряную крышку с ее тарелки. Сегодня была подана нежная жареная баранина, с горошком и молодым картофелем. Аромат сразу вызвал у нее голодный спазм.

Он отложил крышки в сторону и поднял бокал:

— Прошу вас, за музей, мисс Монтгомери.

— Так вы и вправду снова заинтересовались музеем? — спросила она любезно, поднимая свой бокал и отпивая глоток.

— А я никогда и не терял интереса к музею. Никогда.

— Что ж, я думаю, вы все же обставили тех, кто мнит себя завзятым ценителем музея.

— Да, тех самых. — Он покачал свой бокал, любуясь искрящимся вином, и посмотрел Камилле в глаза. — Как они там сегодня? Их ропот и протесты были слышны на всю улицу.

— А чего вы ожидали? — спросила она.

— Ах! — Его глаза округлились. — Разумеется, что они ужаснутся. Вы их инженю, многие обожают и желают вас, но не многие защищают. Там вас загнали в угол, и дразнят, и подбивают клинья, надеясь, что вы станете такой же, как они. И в эту овчарню забрался волк — чудовище с титулом и при деньгах! Держу пари, я знаю, как они себя вели. Сэр Джон, хороший человек, желал, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Он увидел вас иными глазами, удивившись, что вы смогли привлечь мое внимание. Разумеется, он знает, что принял в свою тихую заводь красивую молодую женщину, однако… молодость и красота — расхожий товар. И если я восхитился этим — он польщен. С одной стороны, он пытается угадать, что за прелесть сокрыта в вас. С другой — не желает, чтобы дареному коню глубоко заглядывали в рот.

— От вашей лести голова идет кругом, — сказала она.

— Ничего обидного для вас. Просто рассказываю о том, что произошло после моего ухода. Лорд Уимбли никак не комментировал события, поскольку я дал ему знать, что сам привез вас. Видите ли, некоторые мои соратники убеждены, что мне следует подыскать себе жену, но из высшего общества. Они полагают, что мое богатство и титул оставляют мне надежду отыскать добродетельную опору — несмотря на маску. Затем Алекс — с комплексом насчет своего скромного происхождения, но претендующий на вашу руку. Не нахал и не краснобай, он глубоко огорчен. И последний из них — Хантер — никогда не считает себя крайним.

Держу пари — когда его известили о том, что вы моя гостья, он был ошеломлен, выбит из колеи и немедленно возжелал предложить свои услуги — смею надеяться, дошел до женитьбы? — лишь бы выхватить вас у меня из-под носа!

Камилла надеялась, что ничем не выдала своего удивления по поводу верности его суждений.

— Я никогда не желала выходить замуж за Хантера, — сказала она, стараясь не сморгнуть.

— Ага! Все же он сделал такое предложение.

— Я этого не говорила. Я сказала, что никогда не вышла бы замуж за него.

— Вот как! Отчего же нет? Жених видный и обаятельный. И, смею сказать, обладает определенной настойчивостью и мужской харизмой, этот искатель приключений просто обречен покорять сердца благовоспитанных девиц.

— Вы насмехаетесь над ним?

— Ничуть. Просто любопытствую, почему этот молодой человек не нашел никакого отклика в вашем сердце. Ведь вы не отрицаете, что он обаятелен. Но замуж за него выйти не желаете.

— На что вы намекаете?

— Не намекаю. Я пытаюсь заставить вас говорить то, что вы сами думаете, если уж вы так спешите поправить меня.

— Лорд Стерлинг, вы говорите намеками.

— Значит, вы рассчитывали завязать любовную интрижку с этим человеком? — спросил он безжалостно прямо.

Камиллу обуяло дикое желание выплеснуть превосходное вино прямо ему в лицо, но она сумела сдержаться.

— Честно говоря, — произнесла она ледяным тоном, — это не ваше дело.

— Приношу искренние извинения, Камилла. Но я полагаю, что сейчас каждый ваш поступок непосредственно касается дела моей жизни.

— Не думаю.

Она увидела его задумчивую улыбку из-под маски, и ее пробрала странная дрожь. Он был груб, однако, даже повергая ее в гнев, он каким-то образом будоражил ее сокровенные чувства — взглядом, мягкой улыбкой. Ей было интересно, каким человеком он был прежде, пока жизнь и смерть не озлобили его.

— Я — граф Карлайл, — напомнил он. — И сопровождаю вас на благотворительном вечере. Об этом станут болтать. Мне нельзя выставить себя дураком при таких обстоятельствах.

— Что ж, лорд Стерлинг, вам следовало подумать об этом до того, как вы объявили о своем намерении появиться на торжестве под руку со мной.

— Но мы же с вами договорились.

— У нас нет никакой договоренности. Вы то ли заманиваете меня, то ли запугиваете. Или делаете все сразу.

— Полагаю, все сразу. Я оказываю вам услугу. Вы, в свою очередь, делаете то же самое для меня.

— Услуга — потому что вы не будете подавать иск? Сами подумайте, лорд Стерлинг. Ведь суд может и оправдать Тристана.

— Сомневаюсь. И вы тоже, — непринужденно заметил он.

Камилла откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и напустила на себя вид гордый и надменный.

— Вы сами сплели эту интригу.

— Однако ценю свою примадонну.

— Похоже, вы так же цените всех, кто попадается вам под руку, тех джентльменов в музее.

Граф спросил напористо:

— Ответьте мне, Камилла, только будьте правдивы. Где вы набрались познаний в истории и египтологии? Как научились читать иероглифы?

Вопрос удивил ее так, что она даже онемела на минуту. Затем вздохнула и сказала:

— От матери.

Граф нахмурился и откинулся на спинку стула.

— От вашей матери?

— Когда я была маленькой, мы ежедневно ходили в музей.

— Вы из-за этого и пришли туда работать? Она знала сэра Джона?

Камилла опустила ресницы:

— Мне надоел этот допрос с пристрастием, лорд Стерлинг.

— Так не заставляйте вытягивать из вас каждое слово. Говорите со мной откровенно.

— Вас беспокоят мои отношения с Хантером Макдональдом? Между нами ничего нет.

— Я уже уловил это, — терпеливо сказал граф.

Камилла резко встала с места. Он играл с ней. Внезапно она так рассердилась, что решила выложить ему все начистоту — пусть получит то, чего добивался.

— Насколько я понимаю, милорд, меньше всего вам надо беспокоиться о Хантере. Хотите знать всю правду обо мне? Пожалуйста. Моя мать была проституткой в портовом Лондоне. Но она не сама вышла на улицу! Ведь женщины, сэр, как правило, не рождаются проститутками. Она была седьмым ребенком в семье англиканского священника из Йорка и поэтому получила хорошее образование. Меня убеждали, что мой отец был человеком видным, а может, и знатным, но даже в наш просвещенный век на мне клеймо незаконнорожденной. Моя мать, зная, что ее выгонят из дома, поспешила в Лондон, надеясь найти здесь достойную работу — ведь она была образованна. Но никто не хотел принимать на такую работу женщину, ожидающую ребенка. Жизнь ее была печальной, тем не менее для меня она желала лучшей доли.