Город двух лун - Анатолий Лернер

— Решено, — улыбнулся Антон. — Только отключу пациентку от датчиков. Он вошёл за занавеску, и тут что-то произошло.

В палате зажёгся свет, застрекотали самописцы, включился генератор.

— Ну вот, — сказал профессор, обращаясь к ширме. — Ничего отключать не нужно. Прямо теперь и начнём.

Ответа не последовало.

— Антон Михайлович, голубчик мой, вы меня слышите? — спросил профессор, но снова никто не откликнулся. Профессор взглянул на генератор. Он был включён. Немедленно отключив генератор, профессор кинулся за ширму. Здесь он увидел сидящего на полу Антона, лишившегося чувств. Но едва Рувим Яковлевич нагнулся над ним, как Антон заговорил на незнакомом языке. Профессор суетливо достал из кармана халата мобильник, включил запись, и поднёс микрофон поближе к губам Антона.

Когда Антон пришёл в себя, он увидел Марию Хазаринову, которую почему-то назвал Ребеккой, и улыбнулся ей. Потом он увидел уставшего профессора, который сидел на кушетке, и держал в руках мобильник. Он прослушивал запись диктофона, из которого звучал голос Антона, произносящий фразы на незнакомом языке. Профессор Шапиро нервно пожевал губами.

— Что скажете? — Спросил Рувим Яковлевич у пришедшего в сознание Антона.

— Со стороны выглядит впечатляюще. — Ответил тот.

— И это всё? — Удивился профессор.

— Пока, да. — Антон не стал посвящать профессора в подробности. Он не знал, как отнесётся к его словам учитель. Ведь тому предстояло выслушать рассказ о городе-призраке, построенном в каменной пустыне, который Антон увидел своими глазами.

Чьей-то тенью проник он в город, незамеченным прошёл мимо гарнизонной стражи, бродил по базару, пересёк площадь и прошёл в ворота крепости мимо застывших караульных. Он входил в просторные комнаты, где обучались молодые мужчины, слушал и распевал с ними молитвы, а с некоторыми сидел даже на одной скамье длинной лавки у такого же длинного стола из камня, на котором были разостланы листы выделанной для письма кожи. Он слышал скрип перьев, наблюдал, как на листах появлялись слова, и вместе с хором писцов он повторял их вслед за двенадцатилетней внучкой хазана, которую звали Ребеккой.

Он видел её огромные от испуга глазищи, когда юноша её лет случайно заглянул под капюшон.

— Видение Еноха! — Едва не вскрикнула Ребекка, и хор писцов повторил:

— Видение Еноха.

Ему снова приснился этот эпизод. Это было начало его странных путешествий. Потом были и другие путешествия, но это было ПЕРВЫМ. Антон так никому и не решился рассказать о нём. Кроме отца, который очень серьёзно отнёсся к рассказу сына. Под предлогом, что отец хочет послушать голос сына, Антон изъял из мобильника шефа запись. Он передал её отцу, и тот перевёл фразу, которая с тех пор стала частой гостьей его снов.

— Видение Еноха. — Говорила Ребекка.

— Видения Еноха. — Вторили писцы.

— Видение Еноха, — Антон окончательно проснулся, и принёс в свой мир частичку сна. Он подошёл к рукомойнику, открыл кран и умыл лицо. Тихо одевшись, он вышел из дома, прошёл в пустой сквер, сел на скамейку и позвонил профессору. Тот ответил сразу, точно ждал звонка.

— Привет, — услышал он голос наставника. — Не спится?

— Видение Еноха, — произнёс Антон в трубку.

— Не понял, — переспросил Рувим Яковлевич.

— Компьютер есть?

— Два! Оба в ординаторской.

— В строке поиска Гугля наберите: «Видение Еноха». Это тот самый текст, который диктовала писцам Ребекка. Можете его прочесть в переводе, подразумевая мой голос.

— Уже! Уже, дорогой вы мой Антон Михайлович. Вот оно! Древнейшее из откровений!

Я говорю тебе.

Остановись и познай,

Что Я есть Бог. –

Все тридцать шесть песен.

11.

Аркадий сидит на той же раскладушке, что и год назад. Сашка Бубен сгрёб всё со стола, и постелил свежую скатерть.

— Домработницу нанял, — сказал он, — приходит раз в неделю: стирает, убирает, за продуктами ходит. Удобно. — Бубен налил в рюмки водки:

— С возвращеньицем! — Чокнулись и выпили.

— И сразу второй тост, — не умолкал Бубен, — За твой Небесный Иерусалим! — он стукнулся рюмкой о рюмку Аркашки и выпил.

— Пей! — сказал он, — что застыл. Я к твоему выходу из тюрьмы наисерьёзнейшим образом подготовился. Вот тебе загранпаспорт, а вот и билет до Тель-Авива. Как ты хотел — авиакомпания Эль Аль. Вылетаешь завтра. Сегодня празднуем твоё освобождение: отмываем в парилке, массаж тайский, все дела! А завтра… Завтра я лично тебя в самолёт посажу, чтобы ты снова в какую-нибудь переделку не вляпался. Тебе Израильская община уже прогулы ставит. — Бубен подмигнул другу. — Вот, так-то вот, будущий раввин Аркадий. Не до воспоминаний о внучке звонаря будет. А?

— А что с ней? — спросил Аркадий. — Память-то к ней вернулась?

— Память вернулась, да не её! — махнул рукой Бубен. — Вся деревня ей твердит: Велимир, мол, спас её честь, а ты — обидчик и насильник. И пацана они тебе не простили.

— Какого пацана? — Удивился Аркадий.

Бубен осёкся.

— Прости, ты не должен был это слышать.

— О чём я не должен был слышать, Бубен?!

— Она родила!.. Мёртвого ребёнка.

— Мать честная! — Воскликнул Аркадий. — Когда?

— Три месяца назад.

— Выпьем.

— Выпьем. А этот урод, Велимир, теперь ей муж законный. — Закусывая сообщил Бубен. — Перекупил бензоколонку, рядом открыл автосервис. Тебя грозился грохнуть. — Бубен развёл руками. — Скажу по правде, может он нам в ту памятную ночь под машину такой сюрприз подложил, что мало не показалось бы. Кстати, я твой должник.

— Да, — крякнул Аркадий, — хорошо, что ты ещё помнишь об этом. Потому и выпихнуть пораньше стремишься?

— Ты это о чём? Просто у меня всё по плану. Ведь за тобой со всех сторон охота! И этим тебя охота, и тем охота. Потому и не интересно мне, чтобы ты задерживался дольше срока, означенного в билетах авиакомпании Эль Аль.

— Да, — согласился Аркадий. — Неудачный бизнесмен, опозоренный любовник, несостоявшийся отец, сиделец, терпила.

Сашка налил в бокалы шампанское:

— Пора с эти заканчивать. Сама судьба выдавливает тебя отсюда, а ты всё цепляешься за старое, — балагурил Бубен. — Впереди у тебя безбедная жизнь среди своих. И как только ты, Аркаша, пристегнёшь ремень безопасности, и трап отойдёт от Боинга, я буду считать, что ты в полном порядке. Только когда ты окажешься под охраной твоего нового государства, я буду спать спокойно. А до тех пор, извини друг!.. — Он снова наполнил бокалы. — Буду тебя конвоировать. Вот как сурово мы будем жить с тобой. — Он чокнулся со стоящим на столе бокалом Аркадия и сам выпил.

— У тебя бабок в камере хранения! — Бубен присвистнул, и оглянулся. Он вынул из бумажника визитку, на обратной стороне которой был записан секретный код, и вручил Аркадию. — Не потеряй. Это шифр к твоему богатству

— Бубен, не томи. Сколько?

— Пол-лимона. — Скромно сказал тот.

— Пол-лимона? Зелени? Откуда столько?

— Премия от заказчика. — Хитро подмигнул Бубен. — И наша задача с тобой — не только легализовать бабки, но и выжить.

— А глянуть на них можно? — Поинтересовался Аркадий.

— Можно! Только надо поспешить! — Он снова налил в свой бокал, они выпили и засобирались:

— Официальная часть окончена. Предлагаю на время посещения бани деньги не трогать. Посмотришь, потрогаешь, сменишь код и назад. А затем, — Бубен перешёл на мечтательный тон. — Эх, Аркаша! Жизнь начнётся — помирать не надо!..

Друзья вышли из лифта. Аркадий сел в машину справа и пристегнул ремень. Бубен нажал на газ, но трогаться не стал. Вышел из машины и, обойдя её спереди, открыл дверцу.

— Выходи! — приказал он, наставляя на друга пушку. — Выходи и спокойно так, не дёргаясь, садись за руль своей машины. Пристёгивайся ремнём безопасности. А теперь говори: «Бубен! Как я рад тебя видеть! Куда тебя отвезти?» — Бубен хохочет, пряча пушку за полы штучного пиджака.

— Когда-то в нём не было патронов, — говорит Аркадий, — но даже тогда у тебя и мысли не было, наставлять на друга ствол.

Бубен кряхтит и просит прощения:

— Ну, ты же знаешь меня, — пытается он заглянуть в глаза Аркашке, — я всегда был дураком. Прости, если обидел.

Машина тронулась, съезжая со двора.

— Приоделся ты не хило! — замечает Аркадий. — И пополнел.

— Есть немножко, — соглашается Бубен, поглаживая животик.

— А я всё в той же весовой категории, что и год назад. И всё в той же спортивной форме.

— Да уж, — фыркает Бубен, — когда Велимирушка продемонстрировал, что такое бои без правил, где была твоя хвалёная форма? Был бы в форме, год назад отметелил бы за чистую душу этого урода, и торчал бы уже в Израиле со своей марухой без всякой последующей канители. Нет, Аркаша, в форме как раз оказался я! Так может свезти только раз в жизни!