Россия в середине 18 века - Евгений Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Карл VI ошибся. Дело состояло в шаткости не кандидата на трон, а самой империи. Не прошло и двух месяцев после его смерти, как богатейшая часть австрийских владений — Силезия была захвачена одним из гарантов Прагматической санкции — Пруссией. Возмутителем спокойствия оказался только что вступивший на престол Фридрих II. Несомненно, прусский король был одной из ярких фигур политической жизни Европы середины XVIII в. Уже современников его личность поражала сочетанием подчас противоположных и взаимоисключающих свойств. Будучи наследником престола, он увлекался философией, литературой. Культура Франции была ему близка и знакома, а на французском языке он писал и разговаривал совершенно свободно. Фридриху было присуще такое редкое по тем временам качество, как веротерпимость, если не сказать — атеизм. На этой почве он близко сошелся с Вольтером, часто гостившим у Фридриха и часами обсуждавшим с «философом из Сан-Суси» философские и этические проблемы.
Однако идеи Просвещения странным образом уживались в сознании Фридриха с прямолинейным, ограниченным пруссачеством, незатейливой милитаристской и шовинистической «философией» прусского юнкерства. Написав в ранние годы книгу с говорящим само за себя названием — «Антимакиавелли», всю оставшуюся жизнь Фридрих II посвятил опровержению прекраснодушных идей этой книги, прослыв одним из самых лицемерных и вероломных политических деятелей европейской истории даже по меркам своего века. Он давал обещания, чтобы тотчас их нарушить, подписывал соглашения о мире, чтобы разорвать их прежде, чем чернила высохли на бумаге. Человек решительный и смелый, крупный полководец, внесший немало нового в военную науку своего времени, Фридрих II впадал в отчаяние от неудач и удивлял современников проявлениями слабости духа. История его царствования стала ярким примером неустойчивого политического балансирования, сменявшегося политикой откровенного авантюризма и агрессии, что в конечном счете ослабило Германию. В течение 20 лет царствования Фридриха II — и в немалой степени по его вине — Европа дважды ввергалась в войны, охватывавшие почти все государства континента и длившиеся в общей сложности 15 лет.
Как только в Берлине было получено известие о смерти Карла VI, Фридрих II (как он сам признавался в записке 1746 г.) «немедленно решился поддержать неоспоримые права своего дома на Силезское княжество, хотя бы с оружием в руках». В той же записке Фридрих отмечал, что «риск был велик», так как в одиночку, без союзников, Пруссия совершала нападение на государство, целостность которого была гарантирована ведущими державами Европы. Но, начиная дело, король верил, что союзник непременно найдется, ибо «соперничество, существующее между Францией и Англией, обеспечивало… содействие одной из этих двух держав и, кроме того, все домогавшиеся австрийского наследства должны были встать на стороне Пруссии… Обстоятельством, побудившим окончательно решиться на это предприятие, была смерть российской императрицы Анны. По всему казалось, что во время несовершеннолетия молодого императора Россия будет более занята поддержанием спокойствия внутри империи, чем охраною Прагматической санкции»16.
Эти строки были написаны Фридрихом II уже после окончания первой Силезской войны, но им можно верить. Перед совершением какой-либо крупной политической акции он имел привычку делать заметки о возможном развитии событий. Сразу после смерти Карла VI, но до получения известий о кончине Анны Ивановны Фридрих II записал: Англия, Франция и Голландия не смогут помешать моим планам, и «только одна Россия способна причинить мне беспокойство. Но чтобы сдержать ее, можно пролить на главнейших сановников, заседающих в совете императрицы, дождь Данаи, что заставит их думать, как мне угодно. Если императрица умрет, то русские будут так поглощены своими внутренними делами, что у них не хватит досуга заниматься внешней политикой; во всяком случае было бы уместно ввести в Петербург нагруженного золотом осла»17.
И действительно, первоначальные расчеты Фридриха II полностью оправдались. В декабре 1740 г. прусские войска без объявления войны вторглись в Силезию и почти полностью ее оккупировали, а в конце марта 1741 г. нанесли австрийцам сокрушительное поражение при Мольвице. Оно стало сигналом для всех, кто мечтал получить что-нибудь из «австрийского наследства». В мае 1741 г. в Нимфенбурге был заключен союз между Францией, Испанией и Баварией, курфюрст которой Карл Альбрехт мечтал о приобретении Чехии и императорской короны. Испанцы надеялись получить австрийские владения в Италии, а Франция, поддерживая своего ставленника Карла Альбрехта, рассчитывала ослабить Австрию и свести ее в разряд второстепенных держав. К союзу вскоре примкнули и другие «наследники» — Саксония, Неаполь, Пьемонт и Модена. Владения Габсбургов от Северного моря до Адриатики подверглись нападению вчерашних гарантов Прагматической санкции. Осенью 1741 г. объединенные силы Баварии, Франции и Саксонии заняли Прагу и Карл Альбрехт был провозглашен германским императором Карлом VII.
К этому времени инициатор конфликта — прусский король уже вышел из затеянной им игры и подсчитывал трофеи: Мария Терезия, оказавшаяся в безвыходном положении, заключила в сентябре 1741 г. перемирие с Пруссией и уступила Фридриху II Нижнюю Силезию. Так прусский король реализовал провозглашенный им принцип политики: «Erst nehmen und dann unterhandeln» («Сначала взять, а потом вести переговоры»). Заключению договора в Клейн-Шнеллендорфе предшествовали сложные дипломатические маневры Фридриха, который стремился добиться от России и Англии гарантий невмешательства в войну «за австрийское наследство». В России он делал ставку на Миниха и Остермана, обещая последнему деньги и земельные владения в… Силезии.
Прусскому королю было очень важно заполучить такие гарантии у двух ведущих европейских стран, не вовлеченных еще в конфликт. Фридриху это позволило бы связать их обязательствами не участвовать в войне на стороне Австрии, а самой Пруссии — сохранить завоеванное и продолжать политику балансирования, которую проповедовал Фридрих. В начале 1741 г. он писал своему министру иностранных дел Подевильсу: «…имея возможность опереться на Россию и Англию, мы не имеем никакой причины торопиться с соглашением с Тюильрийским двором; следовательно, нужно водить его за нос, пока окончательно не станет ясен вопрос о посредничестве». Когда посредничество не удалось, Фридрих резко изменил политику и пошел на сближение с Францией, добиваясь в качестве непременного условия союза выступления Швеции против России, с тем чтобы отвлечь ее от помощи Австрии. Понимая заинтересованность Версаля в союзнике против Австрии, прусский король в июне 1741 г. почти ультимативно заявил французскому посланнику Валори: «Маркиз Бель-Иль не решится, конечно, отрицать, как он обещал мне, что они (шведы. — Е. А.) нападут на русских в Финляндии, лишь только я подпишу трактат с Францией. Теперь все готово для этого, а Швеция продолжает выставлять разные затруднения. Предупреждаю, что трактат наш рассыплется в прах, если вы не одержите полного успеха в Стокгольме; ни на каких других условиях я не соглашусь быть союзником вашего короля»18.
В июле 1741 г. Швеция объявила России войну, а 25 ноября был совершен государственный переворот в пользу Елизаветы. Заручившись союзным соглашением с Францией и полагая, что Россия будет полностью занята своими внутренними делами, Фридрих II в середине декабря 1741 г. нарушил перемирие и напал на Австрию. В начале мая 1742 г. прусские войска разгромили австрийцев при Чаславе. Победа союзников над Австрией была близка, как никогда.
Но тут Фридрих вступил в тайные переговоры с Марией Терезией и в июне того же года заключил Бреславский мир, по которому к Пруссии перешла почти вся Силезия. Когда Валори в ответ на сообщенную королем ошеломляющую новость сказал, что это обман, Фридрих позволил себе пошутить: «Но это значит не обманывать, а только выпутаться из дела». Руководитель внешней политики Франции кардинал Флери почти не скрывал своей растерянности. Он писал Фридриху: «Я питал столь безграничное доверие к неоднократно повторявшимся обещаниям в. в. не предпринимать ничего иначе, как по соглашению с нами, и мы, со своей стороны, так верно соблюдали заключенный трактат, что не могу выразить изумления, с которым я узнал о неожиданной перемене в вашем образе действий». Ответ Фридриха был ясным и бесцеремонным: «Справедливо ли укорять меня за то, что я не намерен еще двадцать раз драться за французов? Это было бы работой Пенелопы, ибо маршал Броль (французский главнокомандующий. — Е. А.) поставил себе правилом разрушать то, что созидали другие. Следует ли сердиться на меня за то, что для собственной безопасности я заключил мир и постарался высвободиться из союза?»19