Ветер перемен - Василий Владиславович Скородумов

не сомневался, если бы ему представилась такая возможность, он бы сейчас непременно закурил.

Я посмотрел на свои наручные часы.

– Скоро должны приехать. Минут через пять.

– Поскорее бы, меня достала эта ухмыляющаяся рожа! – Юра кивнул на Ньютона и сжал кулаки.

О, знал бы ты как меня она достала! Но терпи, друг, терпи, нам с ними еще на «Ладожскую» ехать и как знать, возможно, заставят конвоировать их обратно сюда.

Паша и Рома прибыли даже немного раньше назначенного срока. Видимо сложившуюся ситуацию им обрисовали еще на «Ладожской», потому что они только лишь поздоровавшись с нами, заступили на пост. Без лишних слов, без всяких вопросов. Словно и не случилось ничего, а они просто, а не по великой нужде, пришли нас сменить. За это я им, безусловно, был благодарен.

– Ну что ж, вставайте, поехали, – я подошел к Ньютону и его спутникам и указал на дрезину.

– Уже? Так быстро? – делано изумился Умник. – Оперативненько работаете, молодцы! А я уж думал, что мне еще удастся вздремнуть… Ну что ж, поехали!

Его дурацкий сарказм уже не так бесил меня, как немногим ранее. Может, уже привык? Но вмазать ему по харе хотелось все так же сильно. Просто взять и приложиться от всей души. Но нет, я не стану этого делать. Кто ж знает, чем это в итоге может обернуться для меня… а может и для всей нашей оранжевой линии?

Хотя дрезина, как и все, что были у нас на станции, была четырехместная, мы неплохо в ней разместились. Не с комфортом, конечно, но и тесно нам тоже не было.

Убедившись, что все сидят, я схватился за рычаг приводного механизма, но меня остановил Ньютон.

– Нет, нет, нет. Позволь мои ребята будут вести ее.

Я удивленно посмотрел на Умника. Надо же, благородство какое проявил! Якобы заботится. Я чувствовал в этих словах подвох – Ньютон явно что–то задумал. Но что?

– К сожалению, вынужден отказаться, – в Ньютоновской манере сообщил я.

– Это почему же?

– Потому что вам необходимо завязать глаза.

Зрачки Ньютона как будто сменили цвет – вместо темно–зеленых они стали алыми. Может, это всего лишь игра света или моего воображения, только мне это весьма не понравилось.

– С какой стати? – по слогам произнес Ньютон. Он явно не ожидал такого поворота событий и теперь был крайне зол. Настал мой черед глумиться.

– Не забывайте, на чьей территории вы находитесь. Хоть вы и послы, но вы продолжаете оставаться нашими врагами. Поэтому в целях безопасности мы завяжем вам глаза.

– Необходимая мера предосторожности, – добавил Юра.

Ньютон, казалось, хотел что–то сказать в ответ, но промолчал.

– Ну хорошо. Ваша территория – ваши правила.

Не думал, что он согласится так быстро. Я крайне удивился, если не сказать больше.

Порезав на лоскуты старую тряпку, коих вдоволь было у нашей баррикады (предполагалось в случае нападения поджечь этот ворох, тем самым сделав дымовую завесу), мы завязали «красным» глаза. Убедившись, что при любом раскладе они ничего не увидят, мы все сели в дрезину. Я и Юра налегли на рычаг и отправились по туннелю в направлении «Ладожской».

* * *

До пункта назначения добрались быстро. Не знаю, зачем надо было спешить; шестое чувство подсказывало, что дело не терпит отлагательств. Как будто от того, как быстро мы доставим «красных» на «Ладожскую», зависела наша с Юрой жизнь. Как знать, может, так оно и было…

Ньютон и его спутники ни разу за всю дорогу даже не пытались снять повязки с глаз. Иногда мне даже казалось, что они спали – так тихо и неподвижно сидели они на скамьях дрезины.

Что было в голове у Ньютона, этого жестокого и чертовски умного злодея? Что он хочет сказать Антону? Скоро узнаем, а пока остается лишь гадать.

Вот мы и снова на «Ладожской»! Не был здесь всего ничего, но уже успел соскучиться.

Я освободил «красных» от повязок и они непроизвольно зажмурились – их глаза, привыкшие за треть часа к абсолютной темноте, встретили пускай и тусклый, но все же свет, с неприязнью. Адаптировались они правда довольно быстро.

Люди, которые находились вне своих палаток, смотрели на чужаков с нескрываемым интересом, но спрашивать, кто это и что тут делают к счастью не стали, потому что я бы не нашелся, что ответить на этот вопрос. И Юра, думаю, тоже. Правда как мне кажется, сейчас была бы неуместна и породила бы много шуму.

Как только мы все впятером вышли из дрезины на платформу, к нам подошел Семен. Лицо у него было хмурым, и меня это насторожило. Я всегда привык видеть его в хорошем расположении духа. Наш механик, сколько его помню, самый что ни на есть оптимист, даже несмотря на те трудности, что ему пришлось пережить. И хотя глаза Семена говорили о том, что жизнь хорошенько помотала его, никогда не видел, чтобы его лицо хотя бы на секунду покидала улыбка. Пускай натянутая, пускай вымученная, но все же улыбка.

Что же случилось сейчас? Я не мог узнать Семена. Неужели что–то серьезное?

– Олег, Юра, здравствуйте!

– Здравствуй, – в один голос произнесли мы.

– Олег, можно с тобой переговорить? Тет-а-тет! – его и так невеселое лицо, по–моему, стало еще озабоченнее.

– Да, конечно.

Ох, что–то определенно стряслось и мне это очень, очень не нравилось. Тело непроизвольно налилось тяжестью, будто вместо внутренностей у меня были гири, и я ощущал неконтролируемый мандраж – как в классе у доски, когда надо отвечать, а урок ты не выучил. Сердце учащенно стучало, и я не мог унять это биение.

– Олег, ты только не волнуйся. То, что я тебе скажу, может шокировать тебя…

Точно. Именно с таких слов и начинается какая-нибудь жутко неприятная новость. Спокойно, Олег, спокойно. Ничего страшного, все будет в порядке. Я готов. Готов услышать все, что угодно, любую новость, какой бы страшной она ни была.

– … в общем, пока ты отсутствовал… как бы тебе это сказать?.. Твоя мама… она умерла.

То, что Семен говорил дальше, я уже не слышал, да это и не имело значения – самое главное уже было