Захолустье (ноябрь 2007) - журнал Русская жизнь

Меньшиков - так вышло, бренд, валдайский «гений места», нравится это кому-то или нет. Здесь он жил с 1907 года, писал, принимал гостей, был арестован (красноармеец укоризненно сказал рыдающей жене - «Вы же культурная женщина!») и убит практически на глазах у всех своих шестерых детей на берегу Валдайского озера. «Известный черносотенный публицист расстрелян за участие в монархическом заговоре», - напишут через два дня «Известия» («расстрелян за убеждения», уточнит мемориальная доска), а один из следователей Меньшикова через три года подпишет смертный приговор Гумилеву. Говорят, что он сам стрелял приговоренному в висок, - прицельно, чтобы вылетели мозги, чтобы растереть их ногой по земле, - и выстрелил, и растер. Так ли это - Бог весть: в воспоминаниях Марии Меньшиковой мозги выбили у другого казнимого, восемнадцатилетнего юноши, попавшего под расстрел «для комплекта».

…Через полвека валдайская девочка будет ходить на вечерние занятия по литературе в интернат для сельских детей, разместившийся в доме «черносотенца». В этом интернате вечерами подрабатывала учительница, собирала учеников, - девочке не нужны были эти дополнительные занятия, она хорошо успевала по литературе, но что-то такое было в этом доме, что-то вело ее, - сами ли стены, изразцовая печка особого рисунка, другой воздух, какое-то до сих пор не сформулированное вещественное очарование, «что-то несказанное», объясняет Надежда Петровна. Она окончит Академию художеств в Ленинграде (и победит на конкурсе молодых ученых - «за исследование о Патриархе Никоне мне дали премию от обкома комсомола, представьте!»), вернется в Валдай с дипломом искусствоведа, станет одним из создателей Музея уездного города и Музея колоколов - и все время она будет открывать для себя эти полустертые, неоднозначные, общественно не одобряемые имена, а по большому счету - возвращать их в культурную память соотечественников. - Ну, была статья, кажется, в парижской «Русской мысли», что мы фашизм такой развели, используем низменные инстинкты для привлечения публики. Это все, больше не трогали нас. Или вот: звонит мне один наш чиновник, очень хороший человек, неоднократно, кстати, помогавший с организацией Меньшиковских чтений, - и говорит: «Надежда Петровна! А вы хоть знаете, кто такой Меньшиков? Я зашел в интернет, почитал: это же антисемит!» - Так, говорю, понятно. Вы на каком-то националистическом сайте прочли тенденциозную подборку и делаете такие выводы. Нет, вы все читайте, говорю я, читайте Меньшикова подряд!

Выходят сборники статей и писем, каждый сентябрь проходят чтения с заезжими писателями, экскурсиями, хиреет дом Меньшикова, - никто не берется за реставрацию, потому что дом принадлежит внуку писателя (город подарил), а земля, на которой он стоит, - городу, и это какая-то неразрешимая проблема. Надежда Петровна нашла сына расстрелянного генерала Косаговского - 85-летнего, незаконнорожденного; онпрожил тихую жизнь вблизи от Валдая и только недавно узнал, что написал Меньшиков про гибель его отца за неделю до гибели собственной: «Привезли его поздно ночью, сказали, что расстрел назначен на 6 утра. Он просил не медлить: чем скорее, тем лучше. Сам сходил и засветил фонарь. Благословил мальчика, кухаркиного сына, повесил себе фонарь на грудь - цельтесь вернее, я человек крепкий! Раздались в саду пять выстрелов, и пятым разворотили ему череп так, что мозги вытекли…» Мозги, мозги, мозги… кажется, это универсальное валдайское удобрение.

III.

Андрей Павлович Урываев - бывший директор Валдайского филиала государственного гидрологического института, - называет четыре культурных потока, сформировавших этос советского Валдая: ученые-гидрологи, педагоги, врачи, производственники. Здесь образовались уникальные кадровые потоки: педагоги были из поповских семей, ученые - отовсюду (Урываев называет Валдайский филиал «мировой меккой экспериментальной гидрологии»). Андрей Павлович приехал сюда вместе с отцом, тоже гидрологом, в 1951 году, ему было тринадцать лет, в Москве они оставили четырехкомнатную квартиру на Садово-Кудринской и оказались в городе, где не было электричества, еле теплились локальные генераторы, и лишь на центральной улице, совпадавшей в те дни с трассой Москва-Ленинград, горели четыре фонаря. При этом школа была необыкновенно сильная - Урываев, московский отличник, немедленно скатился на тройки и долго приходил в норму. Многие педагоги были пламенные разночинцы и традиционалисты в одном лице.

Валдайский филиал ГГИ - в некотором смысле местный академгородок. Небольшой, соразмерный масштабу города: 23 га на берегу озера, экспериментальные станции, жилые дома с участками, сад, парк. Институт был объектом ЮНЕСКО - эта вывеска и сейчас висит, только глаз не радует. Не удивительно ли - еще в семидесятые года сотрудники института безостановочно ездили в Швейцарию и капстраны, сам Урываев, например, побывал на Аляске, до сих пор вспоминает, как купил там джинсовый костюм, - и принимали у себя иностранных, соответственно, ученых (местный КГБ любил гидрологов, они вносили в их жизнь хоть какую-то профессиональную интригу). Со снабжением было плохо, но был налажен «продуктовый мост» - возили еду из Москвы и Питера. Андрей Павлович вспоминает про удивительное чувство открытости и безопасности, в котором росли дети ученых: огороженная территория и незапертые двери, детей не отдавали в детские сады - зачем, когда такие сады ликейские, среда и природа, наука и социум. Еще в городе работал завод «Юпитер» выпускал объективы для «Зенитов», - и валдайцы хорошо помнят окрестных нимф, работниц «Юпитера», - им было положено работать в халатиках на голое тело.

Что теперь? Теперь как везде. 90-е годы непоправимо подломили институт. Ученые взяли в руки лопаты - благо земля есть - и занялись огородничеством, курами, молоком. Подсобное хозяйство - почти непременный атрибут провинциального бюджетного учреждения; теперь сведения о поголовье КРС (крупного рогатого скота) в пришкольных, прибольничных хозяйствах входят в официальные районные отчеты. Сейчас, по словам Урываева, в институте, оставшемся в ведении Роскомгидромета, работают около 36 человек, - против прежних 350, эксперименты не то чтобы прекращены, но минимизированы. Тонкие исследования выполняют спутники. Люди не очень-то и нужны.

- Гидрометслужба находится в критическом состоянии! То, что случилось на Зейской ГЭС, мы бы сумели прогнозировать! Мы бы не допустили…

Сидим в кафе, средь кухонного смрада, Урываев, перебивая телевизор и волнуясь, излагает мне свою программу реформирования службы гидрометеонаблюдений. Темно, странно, холодно, за окном медленно всплывает советская Атлантида.

IV.

- До 50-х годов Святое озеро было форелевым и хариусовым. Потом стало сиговым. В начале 80-х - щучьим. А сейчас - плотвичное. Потом оно станет карповым озером, потом просто болотом, а потом - умрет. Чтобы оно пришло в первоначальное состояние, надо стереть Валдай с лица земли и подождать еще 40 лет…

Так говорит Ольга Любимова, - ранее гидробиолог, а ныне журналист районной газеты, поэт, руководитель поэтического клуба «Автограф» и организатор ежегодного фестиваля авторской песни «Норд-Вест», - по ее словам, третьего по значимости. Перемена участи - не по доброй воле. Ученые становятся журналистами, и это еще не самый дурной исход, а вот педагоги уходят в милицию, в валдайской милиции так много женщин.

Ольга тоже живет в академгородке, в помещении бывшей фотолаборатории, дети выросли, она рассказывает про фестивальную жизнь, про коллег, приезжающих со всей страны, про культурную жизнь города, про то, как из Петербурга в Валдайский «Народный театр» приезжает профессиональный режиссер Исмаилова, чтобы ставить «Укрощение строптивой» и «Провинциальные анекдоты», - раньше Исмаилова жила в Валдае и получала 1500 рублей, 900 из них приходилось платить за жилье, - но мы все время сбиваемся на озеро и институт, там еще работает Ольгин муж, на институтском кораблике возит туристов иногда просто за солярку.

Почти все проблемы завязаны на этом. Но есть и новые. Врач-психиатр Дмитрий Дергунов, завотделением больницы в поселке Короцково - переселенец из Казахстана, - рассказывает мне, как пытался получить кредит на квартиру в рамках правительственной программы «Социальное развитие села». Кредит выдается из расчета 12 тыс. за метр, а валдайский метр давно стоит 26 тысяч, и это в новом, строящемся доме. Дмитрий работает на трех работах, в том числе в детдоме (полставки психолога - 1500 р.), и 26 тысяч для него - все равно что запредельная цифра. Его стажер, интерн из Новгорода, усмехается, у него другое потрясение: недавно он получил первую зарплату. - В аванс дали 3000, и я почему-то решил, что дадут еще 6000. А дали 600. - Почему? - Ставка врача девятого разряда. - И что вы делаете? - Посмеиваемся, - говорит. - А что мы можем? На демонстрацию выходить?