В муках рождения - Церенц

Овнан спрятался за скалой у самых ворот, чтобы выяснить, кто это. Для этого времени понадобилось немного, так как передний всадник крикнул зычным голосом.

— Вахрич, спустись быстрей и крикни, чтобы нам открыли! Мы совсем замерзли, ну, живей!

— Дай бог тебе всего хорошего, князь Гурген, это ты? — выйдя из-за скалы, воскликнул Овнан.

— Голос Овнана! Будь здрав, Овнан! — И Гурген спешился. — Что это за волшебные скалы, могущие производить такие чудеса, как твое появление? Что ты здесь делаешь, братец, в такой холод?

— Жду тебя, но не будем терять времени. Вахричу не откроют, если он будет стучать и десять лет. Отойди, Вахрич! Ребята, откройте, это я! — Ворота сейчас же открылись.

— Что это значит, братец? — сказал Гурген, увидев вооруженных сасунцев. — Что это, весь Сасун тут?

— Ты лучше скажи мне, куда едешь?

— Еду к грекам.

— Откуда?

— Из Муша.

— Очень хорошо, поедем вместе. Сейчас и выедем.

— Сейчас? Боже упаси! Мы десять часов на конях. Если ты умеешь открывать двери, найдешь нам и немного тепла, еды и места для отдыха.

— Понял, — сказал Овнан и обратился к отряду. — Ребята, отдохнем эту ночь, а завтра отправимся в путь. Спустите узников.

Поспешно убрали комнату, разожгли огонь, Гурген и Хосров поздоровались и уселись у огня. Овнан вышел распорядиться об ужине и посмотреть, где узники и как их охраняют. Убедившись, что все в порядке, Овнан вернулся и подсел к князьям.

— Братец, ты упомянул об узниках. Спрашиваю князя Хосрова — смеется, говорит, что ты один можешь ответить мне. Вероятно, твои люди поймали несколько арабов. Этих нечестивцев грех держать, надо повесить на первом попавшемся дереве.

— Если бы это были обычные разбойники, я, не теряя времени, так и сделал бы. Но это армянские князья, и я рад, что еще лишнего судью приобрел.

— Говори яснее, Овнан, ты умеешь хорошо излагать свои мысли.

— Мои узники — это Ваграм Труни и Ваграм Гнуни, предавшие князя Ашота Арцруни, и я рад, что прибавился еще один справедливый и неподкупный человек, чтобы их судить.

— Зачем еще судить таких собак? Вели повесить на монастырской стене, и дело с концом.

— Прежде всего надо узнать, виновны ли они, и осудить их, а где их вешать, это я знаю. Оставим пока этот вопрос. Расскажи, зачем ты едешь в Грецию?

— Убедившись, что армяне гибнут и страна разоряется, я ждал, что Ашот Багратуни начнет действовать, тогда бы и я помог ему по мере сил. Потом я узнал, что он и его отец стали единомышленниками Буги. Это для меня до сих пор непонятная загадка, я решил поехать за помощью в Грецию. Вот моя цель. Если это мне не удастся, тогда подумаю, что мне делать. Ты человек умный, может быть ты знаешь, чем можно залечить эти раны?

— Если бы я знал, разве стал бы я из-за трех предателей скитаться по горам и ущельям, проделывать такой путь?

— Хорошо, тогда поужинаем, отдохнем, а утром двинемся в путь.

Так и сделали. Наутро игумен, тихий, скромный старичок, пожелал им доброго пути. Они беспрепятственно вернулись в знакомый нам город. Все были довольны, кроме двух князей Ваграмов, растерянных и непонимающих, что с ними будет.

Даже Вахрич, который при виде Овнана стал бояться за свою лошадь, увидев, что Овнан идет пешком, был очень доволен и всем сердцем примирился с ним.

Мушег и два Ваграма были заперты в одной комнате. На второй день из Сасуна в Отс прибыли десять князей, нашедших убежище в сасунских горах, столько же крестьянских старейшин и настоятелей соседних монастырей. Вместе с Гургеном и Хосровом они образовали судилище и уселись за стол.

Сюда привели Мушега Вагевуни, Ваграма Труни и Ваграма Гнуни. Овнан как обвинитель стал перечислять все их преступления. Он рассказал, как во время осады крепости Нкан они отправили тайного гонца к востикану Буге, обещав предать в его руки Ашота Арцруни и сдать ему крепость и как в том же письме, дойдя до злейшего предательства, писали о местопребывании брата Ашота, Гургена Арцруни, давали сведения о численности его войск и их состоянии.

В своем обвинении Овнан обстоятельно рассказал, как во время осады они подменяли приказы Ашота и не выполняли их, а когда Ашот, узнав об их коварстве и лживости, дабы изгнать их из крепости, приказал отправиться к вражескому военачальнику и узнать его волю, они сбросили маски и ответили ему: «Ты сам должен поехать и поговорить с ним, чтобы снять с себя обвинение в непокорности». Когда же Ашот ласково и мягко стал напоминать, сколько добра он им сделал и как его щедрость к ним довела его до полного разорения и добавил, что его поездка к востикану погубит его семью, а страну ввергнет в нищету и рабство — эти трое со своими приверженцами безжалостно отвечали: «Мы не можем идти против мощи целого государства. Наши крепости плохо укреплены, у нас нет припасов и мало воинов. Поэтому ты лично должен отправиться к Буге, чтобы снять с себя обвинение. Тогда нашествия прекратятся, и несчастный народ, оставивший свои места и приютившийся здесь, сможет вернуться на свои земли. Иначе страна наша погибнет. Если ты пойдешь по своей воле, принесешь пользу и себе и своим близким, а если тебя возьмут силой, то и себе и другим ты принесешь один только вред».

Эти угрозы и предательство вынудили князя Ашота, считающего себя обреченным, отправиться к востикану. Из-за предательства этих трех нечестивцев брат князя Ашота Гурген тоже сдался Буге. Вся Армения знает, какие последствия имело пленение обоих братьев для Васпуракана. Сколько несчастных людей было предано мечу и сколько попало в рабство, сколько жалких христиан ценой отречения от своей веры спасло свою жизнь. И все это потому, что эти три князя предали своего Ашота Арцруни, ответили черной неблагодарностью своему благодетелю.

Старик судья, беженец из Муша, известный всем своей прямотой и беспристрастием, спросил обвиняемых, что они имеют сказать. Все трое в один голос отреклись от своего предательского письма, а переговоры с Ашотом назвали злостным вымыслом. Они сказали, что крепость Нкан, действительно, не могла держаться долго. И ободренные тем, что увидели много незнакомых и почтенных людей, стали обвинять Овнана в коварстве и измене, в том, что он по неизвестным причинам питает к ним враждебные чувства и взял их в плен всяческими хитростями и низостью. Они показывали при этом следы веревок на руках и ногах. Они, мол, князья из нахарарских семей… и вдруг выведены на такой позор!

— Да, — сказал Овнан, — когда арабское насилие над моим народом делается все страшнее, человеческие и божеские законы становятся игрушками в руках таких предателей. Наши духовные власти предпочитают проповедывать ярмо кровожадных антихристов и клятвопреступников-магометан, наш духовный пастырь, католикос, назвал глупостью убийство востикана Юсуфа, не приняв во внимание подвига сасунцев. А сасунцы покарали Юсуфа достойной смертью, ибо он изменил Багарату душой и телом, предал Муш и Тарон огню и мечу, хотел то же сделать и с монастырем Святого Карапета, за что и получил достойную кару. В такое время долг каждого армянина бороться с изменниками, с вероломством, и я, да я, приложил все усилия, чтобы заполучить этих князей. Я мог бы повесить их на первом суку, ибо я убежден в их преступности, но я этого не сделал. Я хочу, чтобы мой народ не считал человеческую жизнь игрушкой, ибо оказано — не убий, а судя осуди. Эти князья отрекаются от письма к Буге. Что они скажут, если я на этом суде покажу письмо за их печатями, письмо, которым они предали Ашота и Гургена и залили кровью весь Васпуракан? Вот оно, это письмо!

Овнан передал письмо старому судье, который дрожащим голосом прочел следующее:

«Управление Арменией, врученное тебе верховным эмиром, обязывает к подчинению всех армянских князей и нахараров, наместников владетелей краев, начальников городов и марзпетов[54] армянской земли. Ты имеешь право наказывать мятежников и непокорных, предавать их пыткам, сажать в темницы, чтобы смести с лица земли мятежи и смуты. Так обязаны поступать цари и люди царского происхождения, выполняющие волю божью, как верные слуги, любящие своего господина.

Поэтому мы, князья Васпуракана, нахарары Мушег Вагевуни, Ваграм Труни и Ваграм Гнуни, а с нами и другие азатские полки и воины, в чьих руках надзор за страной, пишем тебе, Буга, начальнику арабских войск и наместнику великого эмира для того, чтобы нам, нашему, роду и нашей стране пребывать в мире, каждому жить в своем доме. Мы предаем в твои руки Ашота Арцруни безо всякого с нашей стороны сожаления, лишь бы ты не считал, что мы изменили эмиру и твоему великолепию. Тебе надо знать еще, что брат князя Арцруни, Гурген, а с ним и многие другие из рода Арцрун и великое число азатов, сыновей азатов и храбрых воинов Васпуракана подошли к границе Атрпатакана, Там собрались храбрецы нашей страны, которые и вернутся, а если осада продолжится, то ночью могут пойти на тебя, произвести великую резню, нанести большой урон придворным войскам, ибо Гурген — человек воинственный и храбрый, а войско предано ему и готово умереть за народ, за свою страну, за весь княжеский род.