Мир-ловушка - Антон Орлов

От эстакады вела вниз древняя гранитная лестница, ее истертые ступеньки оккупировали лоточники и нищие (на площадку перед аркой их не пускали служащие рельсовой дороги). К Титусу потянулось множество рук, но он промчался мимо, нахмуренный и целеустремленный. Как говаривал один из его наставников, похмелье – злейший враг афария. За ужином Титус напился, дабы заглушить душевную боль, и теперь чувствовал себя муторно, а на специальные упражнения, избавляющие от симптомов похмелья, не осталось времени: Атхий опередил его, удрал на рассвете.

Миновав лестницу, Титус остановился у ее подножия, глянул в магическое зеркальце и с досады пробормотал непристойное ругательство, прихваченное у Эрмоары До-Энселе. Козья Харя с каждой минутой удалялся. Придется за ним побегать… Титус активировал амулет, незримой нитью связанный с паучком, и устремился вперед. Похмелье понемногу выветривалось.

Отравленный шип надо удалить сегодня. Завтра будет поздно.

Надвигались и уплывали назад тесно сдвинутые дома, их окна провожали бегущего человека равнодушными взорами. На одной из улиц за Титусом увязался зильд, но потом отстал. Амулет подсказывал, куда свернуть: афарий улавливал его сигналы, как собственные бессознательные импульсы, и безошибочно выбирал направление.

Атхия он настиг в окрестностях храма Цохарра. Тут находился трактир, он же воровской притон – Козья Харя завернул туда пообедать.

Поглядывая время от времени в зеркальце, Титус сидел на корточках за кустом акации в конце переулка и наслаждался передышкой. Пот на лице высох, рубашка все еще оставалась мокрой после долгого бега. Редкие прохожие обходили его стороной. Подошли двое стражников в шлемах с начищенными гребнями, спросили, кто такой. Титус вытащил из-за ворота цепочку с перстнем афария. Те, молча переглянувшись, двинулись дальше: и императорский двор, и Высшая Торговая Палата поддерживали Орден.

В переулке стояли двухэтажные оштукатуренные дома, в незапамятные времена побеленные известкой, а теперь просто грязные. Притон выделялся среди них только вывеской – потемневшая доска, на которой смутно проступают какие-то разводы (в прошлом надпись и картинка). Над крышами высилась усеченная пирамида цвета заходящего солнца. Храм Цохарра.

С тех пор как Цохарр взбесился и угодил в ловушку, храм пустовал. Все ценное расхитили воры, в заброшенном здании завелась нежить. Здешние домовладельцы в складчину заплатили магу, который очертил храм магическим кругом и наложил запирающее заклятье: это обошлось дешевле, чем менять место жительства.

Из дверей трактира наконец-то вышел Козья Харя. Афарий, скрытый от него разросшейся акацией, пружинисто поднялся, нащупал за пазухой коробочку с золотой булавкой. Он воспользуется этой штукой для доброго дела, чтобы спасти Атхия. Неизвестно, как отнеслась бы к этому Эрмоара… но он ничего ей не скажет.

С подозрением осмотревшись, Атхий сунул руки в карманы и расхлябанной походкой побрел к другому концу переулка. Титус пошел следом, постепенно ускоряя шаг, держа булавку наготове. Еще два десятка ярдов…

Тощему, в рыжих подпалинах, зильду, который сидел на крыше углового дома, Козья Харя чем-то не понравился, и он запустил в Атхия гнилой свеклой. Тот издал панический возглас, подпрыгнул, с диким выражением на лице оглянулся, увидал неотвратимо приближающегося Титуса – и пустился бежать со всех ног.

Проклиная всех зильдов на свете, – и особенно вот эту бестию в рыжих подпалинах! – афарий побежал за ним. Булавку на бегу убрал в коробочку, спрятал в карман.

Они миновали храм Цохарра. В скудной тени окрестных построек скорчились изнуренные люди в обносках. Не нищие, ибо они ничего ни у кого не просили. В их глазах застыла безмерная тоска.

У каждого из великих богов есть свои приверженцы. Не последнюю роль тут играет расчет: если живешь в нестабильном, сложном, полном опасностей мире, лучше иметь могущественного покровителя. Но кое-кто поклонялся богам по иной причине.

Среди обитателей Панадара встречались люди, полностью лишенные сознания собственной значимости, неспособные на самостоятельную умственную работу – и свою внутреннюю пустоту они заполняли раболепным преклонением перед высшими существами. Каждое из божеств Панадара, при всех своих скверных качествах, обладало яркой индивидуальностью. Подбирая крохи этой индивидуальности, их поклонники обретали иллюзию самодостаточности.

Когда Цохарр исчез, его приверженцы, принадлежавшие к этой категории, пережили чудовищный шок. Кто-то из них сумел оправиться, прилепившись душой к другому божеству. Кто-то вскоре умер. Кто-то продолжал влачить призрачное существование, лишенное мыслей и иных чувств, кроме всепоглощающей тоски, ибо их мысли и чувства ушли вместе с Цохарром. Этих, последних, тоже оставалось все меньше и меньше.

Атхий и Титус промчались мимо, не вызвав у них даже искорки интереса.

Полуразрушенные башни из темного кирпича, несколько кварталов подряд. Сюда никто не заглядывал, кроме вездесущих зильдов, но с наступлением темноты даже те отсюда удирали. В городе было не меньше десятка таких омертвелых участков. Тишина тут стояла особая: словно кто-то притаился в засаде, не издавая ни звука, готовясь к броску… Атхий и Титус разорвали ее громким топотом и хрустом кирпичного крошева под подошвами. И потом еще долго нечто незримое колебалось, постепенно успокаиваясь, как потревоженная стоячая вода.

Трущобы. Козья Харя знал тут каждую щель, Титус не потерял его только благодаря подсказкам амулета.

Один из рынков Нижнего Города, с длинными крытыми галереями для торговцев. Атхий опрокинул под ноги преследователю корзину грецких орехов, но в число обязательных для афариев тренировок не зря входит бег с препятствиями: Титус прыгнул, перелетел через опасное место и угодил в объятия налогового инспектора, степенно шествовавшего по проходу между прилавками в сопровождении раба, который держал над его головой расписной зонтик от солнца. Все трое, включая раба, рухнули на землю – к несказанной радости торговцев.

– Ты чего?.. – прохрипел тучный инспектор, растерянно отталкивая Титуса.

– Я это… человека спасаю… – пристыженно объяснил афарий.

Вскочил и побежал дальше.

Бычья площадь, храм Шеатавы – нагромождение блоков из черного базальта, на первый взгляд хаотичное, но, если присмотреться, подчиненное законам странной, варварской гармонии.

Несмотря на устрашающий вид храма, Шеатава был богом очень даже приличным: он принадлежал к числу тех немногих, кто не требовал человеческих жертвоприношений. В жертву ему приносили быков и овец – и великий бог пожирал их, оборачиваясь гигантским львом, а людей не трогал. Вот и сейчас по широкой, заваленной навозом улице к вратам храма брело стадо быков с вызолоченными рогами, в сопровождении жреческой процессии. Животные нервничали, но двигались вяло, так как в течение трех дней перед церемонией им в питье подмешивали наркотик.