Красная башня - Сергей Че
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Маш, – вкрадчиво начал Воеводин. – Пока еще ничего не известно. Будут данные экспертизы, будет понятно, с чем мы имеем дело. И кто имеет отношение к этой… находке.
– Как скажете, – она опустила голову.
– Извините, шеф, – поднял руку один из оперов. – Я вам не успел доложить. Но перед собранием дознаватели раскопали кое-что. Как раз насчет этого «кто имеет отношение». Они думали, это мало что значит. Да я и сам так думал. А теперь вот увидел фотографии и…
– Слушайте, Паламарчук, – рассвирепел Воеводин, – учитесь уже четко выражать свои мысли! Короче!
– Короче, эти развалины десять лет назад выкупил один холдинг. У этих катакомб есть хозяин. И он наверняка в курсе того, что там происходило. Вон он, во втором ряду, третий справа.
Паламарчук вытянул руку.
Воеводин всмотрелся.
– Господин Воронцов. Старый знакомый. Кто бы мог подумать.
Усманов встал, с грохотом отодвинув стул.
– Этот не страшный. Его вполне можно взять за жабры. Поеду я за ним съезжу. С вашего позволения, конечно, Александр Владимирович.
Воеводин медленно кивнул, вглядываясь в фотографии.
Глава 17. Перформанс
Воеводин не думал, что они позвонят так скоро.
Раньше слухи по ведомству распространялись медленнее. Можно было успеть что-то сделать или хотя бы отреагировать, вывести нужных людей из-под удара. Теперь времени не хватало. То ли из-за цифровых технологий. То ли из-за стукачей.
Он посмотрел на трезвонивший стационарный телефон и снял трубку.
– Александр Владимирович? – раздался знакомый вальяжный голос, и Воеводин скривился как от зубной боли. – Как жизнь предпенсионнная? Как жена? Как дочка?
– Не жалуемся.
– Это правильно. Жаловаться в наше время – привычка вредная. Работать надо. Пахать. На благо людей.
– Вот мы и работаем.
– И правильно, Александр Владимирович, правильно, что работаете. А знаешь, что неправильно?
Воеводин молча ждал.
– Неправильно, что работаете не так как надо.
– Как можем, так и работаем. Стараемся.
– Это не ответ, Воеводин. Ты лучше меня знаешь, зачем я звоню.
– Знаю. Поэтому избавь меня от твоего чиновного словоблудия. Давай ближе к делу.
На том конце провода сдавленно заперхали.
– Вот за прямоту тебя уважаю. Невзирая на ранги и все такое. Ближе так ближе. Изволь. Нам птичка напела, что ты опять «Наследием» занялся. Влиятельные люди вышли на связь и поставили вопрос. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Так какого хрена?
– Появились новые данные.
– Засунь свои данные куда-нибудь подальше. Так, чтобы их никто не нашел, даже когда ты на пенсию выйдешь.
– Это будет сложно сделать. Данные слишком сильно выпирают. Не спрячешь.
– А ты постарайся. Мне ли тебя учить? Оставь уже в покое этих ботанов. Они совершенно безобидны. Пусть строят из себя масонскую ложу и копаются в своем краеведении. Тебе-то что? Или и впрямь веришь, что они там у вас кого-то режут?
– Вера – не есть метод работы следственных органов. Я на фактах специализируюсь. Если факты скажут мне, что они не причем – оставлю в покое.
– Ты не понял, – в телефоне сквозь вальяжность прорезались металлические нотки. – Это не просьба. И даже не рекомендация. Это приказ. Не трогай.
Воеводин натянуто рассмеялся.
– Приказ? Федеральный закон от декабря 2010-го читал? Пункт третий помнишь? Кто осуществляет руководство деятельностью комитета и приказы раздает? Думаешь, ты на него похож?
– Ты мне студента не строй, Воеводин. Прекрасно знаешь, что я без всяких законов тебе хорошую жизнь устрою. Никакой прокурорский надзор с главным управлением рядом не заваляются. Просто запомни. Наверху не хотят, чтобы ты приплетал к своему расследованию этих ряженых. И не наше с тобой дело, почему не хотят. Просто не хотят и всё. Будешь ссать против ветра – раздавят и не заметят. Поедешь на дачу грядки копать. В лучшем случае. Всё понял? Привет жене и дочке. Бывай.
Короткие гудки.
Воеводин медленно опустил трубку.
Времени оставалось все меньше.
* * *
Он лежал на балконе, и мраморные нижегородские купцы смотрели на него сверху вниз.
По низкому небу бежали сизые облака. Было уже утро.
Иван со стоном приподнял голову. Все вокруг завертелось.
– Не знал, что ты скульптурой увлекаешься.
Усманов сидел рядом на табуретке, участливо смотрел на Ивана и улыбался.
– Что? – еле пошевелил губами Иван. – Ты о чем?
– О скульптуре, конечно, – сказал Усманов. – Удивительный ты человек, Политов. И ученый, и журналист, и частный детектив. А теперь, оказывается, еще и современный художник. Акционист, можно сказать. Мастер перформанса. Стихи не пишешь?
– Я тебя не понимаю. Что ты здесь делаешь?
– Работаю, конечно. А ты что подумал?
Иван помотал головой, пытаясь избавиться от шума в ушах.
– Думал, меня воронцовские боевики в какой-нибудь подвал засунут, – пробормотал он.
– Воронцовские боевики хотели с тобой кое-что похуже сделать. Но мы вовремя приехали. Скажи «спасибо».
– Спасибо.
Иван попытался встать, но тут же сел обратно. Голова гудела, как растревоженный улей.
– Как ты узнал, что Воронцов имеет отношение к тем развалинам? – спросил Усманов.
– Вывеска. Он человек тщеславный. Сделал вывеску со своей фамилией. Даже отремонтировать и открыть ресторан не успел.
Усманов покивал.
– Да. На него похоже. А зачем так жестоко с ним обошелся? Говорить не хотел?
– Что-то вроде. Такие, как он, только силу понимают.
– Это точно. Но я чуть не сблевал, когда его увидел.
Иван посмотрел непонимающе.
Усманов вздохнул и встал с табурета.
– Ну, хватит рассиживаться. Поехали оформляться.
Он взял Ивана под локоть и помог подняться.
– Только вот давай не будем время терять, – сказал Иван. – Воронцов одну зацепку подбросил, надо ее срочно проверить. Доставай протоколы, здесь все оформим. Что у меня там? Проникновение в жилище, нанесение увечий? Сам Воронцов-то что говорит?..
Он осекся.
На одном из постаментов вместо расколотого и лежащего на полу бюста бугрилось нечто бесформенное, сизо-красное в потеках глянцевой белой краски. Внизу краска смешивалась с кровью и сочащимися внутренностями и до сих пор сползала по постаменту вниз.
К горлу стремительно подкатил комок, и Ивана тут же вывернуло наизнанку, когда он понял, что увидел.
– Экий ты слабый, – насмешливо сказал Усманов. – Лечиться надо, а не бухать. Кстати, чем ты его так располовинил? Бензопилой? Оружие где?
Иван схватился за парапет, хрипло дыша.
Отрубленная по грудь и лишенная рук часть туловища нависала над постаментом, как мешок с картошкой. Лысая голова Воронцова была сплошь залита белой краской и напоминала шар для боулинга. Мертвые глаза были раскрыты.
– Говорят, он хотел встать в один ряд с этими своими купцами столетней давности, –
