Гезат (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Пока мои бойцы свежевали вола и раздавали мясо нашим женщинам, чтобы приготовили обед, я отправился в каструм. Снабжением всей армии занимался трибун с широкими пурпурными полосами, выходец из древнего патрицианского рода Спурий Эбуций Кар. То ли кто-то из его предков женился на нумидийке, то ли женщины были не самыми верными супругами, но у трибуна черная курчавая шевелюра, вмятый нос с вывороченными ноздрями, обильно заполненными черными волосами, и очень смуглая кожа. Как и положено представителю древнего патрицианского рода, Спурий Эбуций Кар был падок на деньги и считал себя выше законов, особенно тех, что карают за мздоимство.

— Что тебе надо, галл? — задал он вопрос в ответ на мое приветствие.

— То же, что и тебе — деньги, — прямо заявил я.

— Какие еще деньги?! — спросил он возмущенно.

— Те, что мы с тобой получим, если ты купишь у меня за полцены двести шестьдесят девять волов, — ответил я. — Хочу за них три тысячи триста денариев.

Считать префект умел хорошо. Вол сейчас стоил от двадцати пяти денариев, так что на этой сделке Спурий Эбуций Кар запросто, без какого-либо риска мог поднять столько же, сколько и я, если ни больше, причем ему не придется делиться с турмой. Это цена югера виноградника неподалеку от Рима. И еще выслужится перед командующим, обеспечив армию свежим мясом.

— Когда ты сможешь пригнать их? — даже не поторговавшись, деловым тоном спросил трибун.

— Через час, если дашь свою охрану, чтобы у нас их не отобрали, — сообщил я.

— Тит! — позвал Спурий Эбуций Кар.

В палатку ввалился громоздкий воин, который сидел на чурке возле ее входа.

— Возьми людей и отправляйся с этим галлом, пригони волов, купленных мною на нужды армии.

К тому времени, когда мы пригнали стадо, в палатке меня уже ждали шесть кожаных мешочов: три больших, в каждом из которых по тысяче денариев, и три маленьких, на сотню каждый. Спурий Эбуций Кар с удивлением и раздражением наблюдал, как быстро я пересчитываю монеты.

— Ты не доверяешь мне, галл?! — произнес он возмущенно.

— Мать-гречанка учила меня: «Деньги любят счет. Обязательно проверяй. Человек мог ошибиться, а ты потом будешь подозревать его в обмане», — придумал я на ходу, потому что римляне имели дурную привычку постоянно «ошибаться» в свою пользу.

— Твоя мать была мудрой женщиной, — сразу успокоившись, произнес он, а после окончания подсчета добавил: — Я никогда не ошибаюсь.

— Не все умеют считать так хорошо, как ты! — польстил я.

— Ты тоже неплохо считаешь! — еще больше смягчившись, польстил он в ответ и деловым тоном спросил: — Писать-читать умеешь?

— Конечно, — ответил я. — Матушка позаботилась о том, чтобы я получил образование, достойное ее древнего славного рода, к сожалению, обедневшего.

— Да, древним родам трудно противостоять безродным выскочкам! — согласился трибун и сделал предложение: — Переходи служить ко мне. Место получишь спокойное и денежное.

— Спасибо за предложение, но, если бы мне нравились спокойные места, то сидел бы дома! — отказался я.

Спурий Эбуций Кар не обиделся:

— Если передумаешь, приходи. И если еще что-нибудь захватишь, лучше баранов, тоже буду рад.

На том мы и расстались. Я забрал себе четыреста денариев и по сотне раздал воинам своей турмы, в том числе и отсутствующему Кону.

28

До темноты легионеры рыли рвы. Один спускался от северо-западной стороны к болоту, а второй — от юго-восточной к реке. Наверное, Гай Юлий Цезарь предположил, что белги ломанутся на нас через болото, и на всякий случай защищал фланги. На холме возле начала рвов установили баллисты и катапульты. Кстати, первые, особенно крупные, метающие камни в талант (двадцать шесть килограмм) и больше, служат недолго из-за сильного сотрясения при выстреле, разваливаются, несмотря на то, что сколочены добротно из толстых дубовых брусьев. Катапульты в этом плане намного лучше из-за того, что стрела весит от силы пару килограмм, поэтому натяжение торсионов и, как следствие, сотрясение при выстреле намного слабее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ночью мою турму разбудила суматоха в каструме. Как я узнал утром, это прибежал гонец из Бибракса, и передал просьбу о помощи Иккия, вождя города, приезжавшего ранее на переговоры с Гаем Юлием Цезарем от имени всех ремов. Мол, если римляне не подойдут, он завтра сдастся. Командующий армией подумал, что его заманивают в ловушку, но все-таки послал в Бибракс нумидийских и критских лучников и болеарских пращников. Если на пути засада, их не очень жалко, наймет новых, если нет, помогут ремам.

Утром я наблюдал работу лучников и особенно пращников. Первые стреляли не дальше кельтов, и стрелы заметны в полете, поэтому только увеличили плотность обстрела, что, конечно, помогало отбивать атаки белгов. Болеарцы использовали свинцовые пули, которые летели почти незаметно, беззвучно и дальше стрел. При этом меткость у них была поразительная. Однажды я видел, как пращник сбил на лету утку, летевшую мимо него на расстоянии метров сто. Я бы не стал рисковать стрелой в таком случае. Даже из охотничьего ружья попадал не всегда.

Дружная атака белгов быстро захлебнулась. Они сперва откатились на безопасное от стрел расстояние, оставив на поле много убитых и раненых, с удивлением убедились, что туда долетают пули из пращ, и отошли еще дальше. Я подождал с час и, поскольку больше попыток атаковать город не было, вернулся в наш лагерь.

Вечером узнал, что осада Бибракса на этом и закончилась. На следующее утро белги всей толпой двинулись в нашу сторону, разоряя все на своем пути. К вечеру они остановились по ту сторону болота, километрах в трех с половиной от нас. Судя по количеству костров, разожженных ими, которые с наступлением темноты были видны хорошо, против нас выступило, действительно, большое войско. Впрочем, гельветов было еще больше, что не помешало римлянам разбить их.

На всякий случай я переместил лагерь своей турмы на противоположный берег Аксоны. Какое-никакое, а естественное препятствие, ночью уж точно на нас не нападут внезапно.

Утром Гай Юлий Цезарь построил вдоль края болота шесть старых легионов. Два новых — тринадцатый и четырнадцатый — остались в лагере в качестве резерва. Белги тоже построились по ту сторону болота, приготовились к сражению. Поскольку дистанция была большая, не меньше двух с половиной километров, обзывать друг друга или обмениваться интересными жестами было бессмысленно. Так и простояли обе армии до полудня. И те, и другие ждали, что враг будет настолько глуп, что ломанется в атаку через болото. Дураков не нашлось по обоим берегам его. Только небольшой отряд конницы, человек сто, обогнув болото с востока, схлестнулся в нашей конницей, которой на нашем левом фланге было восемнадцать турм. Результат был предсказуем. Белги быстро это поняли и, потеряв всего человек десять, умчались к своим. Как позже стало понятно, выезжали они на разведку. Моя турма располагалась на правом фланге римской армии, поэтому простояла без дела до полудня, когда Гай Юлий Цезарь понял, что его хитрый план разбить врагов, измотанных переходом через болото, не удался, и отвел легионы в каструм.

Моя турма поскакала на противоположный берег в свой лагерь. Ехали быстро, потому что там нас ждал сытный обед — вареная говядина в большом количестве, потому что вола надо съесть за день, иначе протухнет. Впрочем, наши женщины наладили с легионерами обмен излишков мяса на муку и другие продукты.

Звуки труб, сообщавшие о нападение врага, в каструме, охранявшем мост, догнали нас, когда приближались к своему лагерю. До горячих кусков сочного мяса оставалось с полкилометра. Трудно придумать более обидный облом. Проигнорировать не получится, потому что, если сомнут охрану моста, мы будем следующими. И я развернул турму, поскакал рысью в обратном направлении.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Конница белгов переправилась через Аксону ниже по течение, где был брод, сейчас еще довольно глубокий, пару метров лошадям надо было проплыть. Как нам сказал рем, живший в деревне неподалеку, брод становится мелким, удобным для проезда на арбе к летнему солнцевороту (двадцать первому июня). Врагов было сотни три, но к ним все время прибывало подкрепление. Когда мы подъезжали к мосту, четыре когорты уже перешли на наш берег и построились фалангой перед мостом, чтобы враг не смог повредить его. Две когорты остались защищать укрепление.