Время собираться - Филип Дик

– Ничего хорошего.

– Ну, тогда иди и помоги Карлу осматриваться.

Верн засмеялся.

– Может, мне еще пиратскую карту взять и фонарь? Нет, спасибо. Клады меня не интересуют.

Они оба улыбнулись. Напряжение в комнате частично разрядилось.

– А ему нравится, – сказала Барбара. – В конце концов, не так много времени прошло с тех пор, когда и мы готовы были носиться повсюду и совать нос во все углы…

– А также сидеть за большими столами и наклеивать марки и значки.

– Теперь Карл может поиграть в любого чиновника.

– И мы тоже. Мы все можем притворяться страшно важными.

– Кто будет управляющим базой? По-моему, сначала надо дать это место Карлу.

– Почему?

– Для него это больше значит. А мы потом по очереди. Но начинает пусть он, хотя бы на день или два.

– Думаю, что большой праздничный костер… – начал Верн.

– О нет. Есть вещи, которые надо сохранить.

– Какие, например?

– Ну, мне, например, всегда хотелось поспать в постели управляющего, – сказала Барбара. – Говорят, у него матрас набит утиным пером.

– Вот, значит, каковы твои амбиции? – ухмыляясь, сказал Верн.

Барбара ответила ему невозмутимой улыбкой.

– Не больше, чем у тебя.

– Добраться до верха любой ценой.

– Ты, может, и наверху, – с жестким юмором ответила Барбара. – А я внизу.

– Ты и в самом деле изменилась с тех пор, как мы встречались.

– Это было четыре года назад. Я была еще несовершеннолетней.

– Я помню.

– Такое трудно забыть.

– Это было неудобно.

– Однако не слишком. Так?

Верн не знал, что сказать. Барбара встала и начала задвигать свой стул. Он настороженно следил за ней, пока она шла через кухню к двери.

– Что теперь? – буркнул он.

Она остановилась у двери, задумчиво глядя на него.

– Я скажу тебе что, – ответила она. – У меня есть предложение.

– Какое предложение?

– Никому не охота сидеть тут и плевать в потолок. У меня еще вещи не распакованы. Можешь мне помочь.

– Так ты предлагаешь поработать.

– Не хочешь – как хочешь. – Она открыла дверь.

– Я согласен, – сказал Верн.

И он торопливо последовал за ней.

Коридоры в здании общежития были темными и прохладными. В них пахло потом, ванной и сигаретами. Вдвоем они поднялись на этаж Барбары. Дверь в ее комнату была заперта на замок. Достав из сумочки ключ, она отперла дверь.

– Почему заперто? – спросил Верн.

– Привычка. – Они вошли внутрь, Барбара впереди. Уходя, она задернула шторы, и в комнате было не слишком тепло. Теперь она открыла все окна.

– Ну и денек, – сказал Верн. – Жара прибывает с каждой минутой. Может быть, мы уже в пещи огненной.

– Может и так.

Через открытые окна в комнату хлынул свежий воздух. А с ним сухость и жар. Комната окрасилась в цвет янтаря, в углах залегли темные тени. В янтарных сумерках двигалась Барбара, перенося вещи к комоду и в шкаф.

– Можно мне сесть? – спросил Верн.

– Да. Садись и смотри.

– Когда понадоблюсь, скажешь. – Он присел на край кровати. Кровать застонала. – Я ей не нравлюсь. Только послушай. Стонет, как от боли.

– Может, пытается предупредить меня, – сказала Барбара.

Верн пропустил ее слова мимо ушей. Он растянулся на кровати, устроился с удобством. Тело казалось ему усталым и отяжелевшим. Пот стекал по его рукам, внутри рубашки, собирался в лужицы в подмышках. Шея намокла, воротничок раздражающе тер. Расстегнув верхнюю пуговицу, он снял галстук.

– Ничего? – спросил он.

Она замерла с охапкой одежды в руках.

– Что?

– Я снял галстук.

Она повернулась и продолжала работать. Верн вздохнул. Он хотел помочь, но утренняя жара его доконала. В такие дни, как этот, он всегда задремывал за своим столом, его голова опускалась, и он утыкался лбом в клавиши пишущей машинки. Тогда он вздрагивал, просыпался и возвращался к бесконечным стопкам дел и меморандумов.

Зато теперь можно расслабиться. Никаких меморандумов. С ними покончено. Все в прошлом. Никаких больше бланков, перфокарт, дел, таблиц и разных бумаг. Пыльными грудами они лежат в офисе, в шкафу. Занавес над ними опущен. Можно отдыхать.

Но он был беспокоен. И раздражителен. Ему не лежалось. Он вынул платок, вытер шею. На внутренней стороне линз скопились мелкие капли. Он вытер и их.

– Солнце уже расширяется, что ли, – проворчал он.

– Да, здесь становится душно. Прямо как в теплице.

– То-то я чувствую, что я уже пускаю корешки. Двигаться совсем неохота.

– Значит, помогать мне ты уже не собираешься?

– А что, нужно? Ты вроде должна была сказать, когда я понадоблюсь.

– Можешь пока открыть вот этот ящик. Он забит гвоздями. Я даже не знаю, как к нему подступиться.

– Да ну? – Он ухмыльнулся, с усилием поднимая себя с кровати. – Что ж, это не так трудно. – Он долго потягивался. – В такой день, как сегодня, лучше всего лежать под кустиком на травке. И чтобы над головой листики шелестели. Где молоток?

– Здесь где-то. Поищи рядом с гвоздями и разными штуками. Карл вчера принес.

Верн нашел отвертку и молоток. Раздвоенным краем головки начал поддевать гвозди и вытягивать их из крышки. Наконец крышка отскочила. Он взял ее и прислонил к стенке в углу.

– Ну вот. Еще задания есть?

– Уже? Бог мой, а от мужиков, оказывается, есть польза. Можешь пока лечь, если хочешь.

Верн положил молоток и вернулся к кровати. Подошла Барбара с охапкой одежды в руках.

– Подвинься. Ящик полон.

– Подвинуться? Куда?

– На край. Мне надо куда-то это пристроить, пока не достану новый ящик.

Верн прижался к краю, и она бросила рядом с ним кучу платьев, юбок и брюк.

– Надо же, сколько их у тебя. – От тряпок ему как будто стало неловко. Почему, он не знал. – У женщин всегда столько барахла. Где ты собираешься все это носить?

– А тебе-то что?

– Просто любопытно. Мы здесь всего на неделю. Могла бы оставить их в ящиках.

– Психология. – Она бросила на него быстрый взгляд. – Таковы женщины. Все женщины.

Верн фыркнул.

– Еще не все? – Она несла новую охапку вещей. Верн еще поджался.

– Больше я подвинуться не могу. Если, конечно, совсем не встану. А это не в моих правилах.

– Осталось немного. – Барбара положила оставшиеся платья к другим. Несколько костюмов съехали набок и оказались почти на самом полу.

– Подними их повыше, Верн. Сможешь?

– Конечно. – И он поднял вещи, как было сказано.

Барбара вытерла рукавом лоб. Она раскраснелась. И к тому же взмокла.

– Хватит для одного дня. Остальное подождет. – Она села на пол недалеко от кровати. – Господи.

Верн глядел на нее, на ее темные брюки и красную клетчатую рубашку. Сзади на шее, на узкой полоске кожи между воротником и темными волосами, выступили несколько капель пота. В тесноте комнаты, в ее парной влажности он ощущал легкий аромат мускуса, выпот человеческого присутствия, который исходил от тела женщины, от ее рук, плеч и шеи всего в нескольких шагах от него. Сладкий телесный запах мешался с крахмальным запахом клетчатой рубашки.

– Это приятно, – пошептал Верн, вытягиваясь во всю длину, насколько позволяла кровать. На мгновение прижав голову к стене, он перекатился так, чтобы оказаться на куче ее одежды. Он наблюдал за ней, лениво разглядывая ее спину, темные, собранные в заколку волосы, голые руки. Руки его завораживали. Они были такие полные, округлые. Золотистые. Пушистые от волосков. Живые.

– Да, – сказала Барбара.

– Да? Что да?

– Это приятно.

– А.

Она не обернулась. Продолжала сидеть и смотреть в пространство. О чем она думала? В тишине комнаты он слышал ее дыхание. Видел, как поднимаются и опускаются ее плечи и грудь. Он смотрел без всякого чувства. Все это было слишком далеко и давно, чтобы волновать. Все, кроме, может быть, золотистых рук.

Но даже они не могли пробудить его от летаргии. Все, что он видел перед собой сейчас, он уже проходил в других местах и в другое время, давно и далеко отсюда. А он не любил дважды совершать одни и те же движения с одной женщиной. Только раз мужчина видит данную, конкретную женщину впервые, только раз смотрит на нее новым, свежим, непредубежденным взглядом, замечает ее спину и плечи, непохожие на спины и плечи остальных, ощущает ее волосы как более мягкие и нежные, чем все остальные волосы на свете. А с ней это было у него четыре года назад.

Она привлекательна, нет сомнения. И все равно это не то же самое, что видеть ее перед собой как страну, которую еще предстоит завоевать. Теперь она лежала в прошлом – нечаянная игра слов, но она все равно вызвала у него улыбку – и это был факт, пренебречь которым он не мог.

Он подумал о неделе, а может быть, и двух, которые им троим предстоит провести здесь, прежде чем придут китайцы и они смогут вернуться в США. Неделю, по меньшей мере семь дней, им еще сидеть и лежать, одуревая от скуки и безделья, ковыряться в еде, не зная, куда девать себя от тоски, ждать, высматривать новых хозяев и чертыхаться от того, что солнце слишком горячее, а туман слишком холодный. Как человек в душе, который вертит краны то в одну, то в другую сторону. И все недоволен.