Люди - Георгий Левченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Произошло сие прекрасным августовским вечером, примерно таким же, каким через несколько лет я начал писать свои заметки, Валентина Сергеевна получила из поликлиники результаты анализов, рак вернулся, и решила наладить с дочерью хоть какой-то контакт. Лера, одуревшая от жары и дневного безделья, сидела в своей комнате и в который раз просматривала страницы подруг в социальных сетях на предмет появления обновлений, закономерно их не находя и вообще не находя там ничего интересного глазу нормального человека. Придя с работы, женщина позвала на кухню ничего не подозревавшую дочь для серьёзного разговора, будто прочие помещения занимали посторонние люди, и только на ней они могли поговорить с глазу на глаз. Но его опять не получилось, девочка предположила, что её вновь станут пилить за безделье и приготовилась к яростному отпору, а женщина ожидала, что после первых же слов к ней на шею бросятся с рыданиями и примутся утешать.
«Лера, садись. Послушай, я должна тебе сказать нечто очень важное», – Валентина Сергеевна совершенно не умела говорить и с дочерью, и вообще с детьми.
«Ну, раз должна, значит говори. Что я могу поделать?»
Валентина Сергеевна рассердилась и выпалила без обиняков, давая понять, что всё очень серьёзно, время для препирательств прошло: «У меня рак, я умираю».
Девочка опешила, не к тому она готовилась: «Ну, понятно».
Теперь женщина пришла в замешательство, она тоже такого не ожидала, но как старшая и (в теории) более умная должна была себя сдержать, но не смогла.
«Ты понимаешь, что это значит? Тебе совсем меня не жалко?»
«Конечно, жалко, мамочка, – с отсутствующим взглядом по-детски пролепетала Лера. Неизвестно, что тогда творилось в душе у ребёнка, может, её разрывало горе, а, может, она думала: «Поскорей бы ты сдохла», – но вероятнее всего, Лера просто не вполне осознавала серьёзность ситуации, чья величина ввергала в прострацию. – Но что же я могу сделать?»
«Хотя бы иногда помогать мне с уборкой и время от времени ходить в магазин».
Конечно, ей было нужно совсем не это, но преодолеть отчуждённость не получалось и уже никогда не получится, поэтому Валентина Сергеевна схватилась за первые попавшиеся, очевидные вещи, которым грош цена, и заменила ими содержание своего отчаянного душевного вопля. Лера естественным образом приняла их за бытовой шантаж.
«А, может, мне за тобой ещё и ночной горшок выносить?»
«Ну и дрянь же я вырастила. За что мне всё это? Надо будет, вынесешь. – Впоследствии этого не понадобилось, потому что Валентина Сергеевна умерла в одиночестве в больнице. – Похоже, ты поймёшь, как хорошо тебе сейчас живётся, только когда я умру. Вот увидишь, дай только время, такого нахлебаешься…»
«Не надо мне угрожать, я сама всё понимаю».
«Что ты там понимаешь, дура тупая! Живёшь в своих фантазиях и воображаешь, что чего-то достигла в жизни. И подружки твои такие же. Поколение сетевых недоумков, копируете друг у друга одну и ту же бредятину, а собственных мыслей не имеете. Да даже бог с ними, с мыслями, у вас нет ни малейшей связи с реальностью, не знаете ни откуда берутся деньги, ни как их надобно тратить, чтобы элементарно не помереть с голоду или не очутиться на улице. Вот я тебе сейчас дам денег и скажу пойти в магазин купить еды, ты чего купишь? Чипсы, газировку, шоколад, жвачку и в лучшем случае макароны или пельмени. И как же ты собираешься без меня жить?»
«Уж как-нибудь разберусь. Да и кто бы говорил о том, что у меня нет своих мыслей. Ты на себя посмотри, у тебя же ни грамма фантазии. В шкафу висит куча платьев ещё с этикетками, а ходишь в застиранных костюмах, одних и тех же, зимой и летом. Раз уж некуда и не с кем в них ходить, хотя бы надевала на работу».
«На работу такое не носят».
«И на кой чёрт мне сдалась такая жизнь? Ты только и делаешь, что решаешь проблемы или бездельничаешь в их отсутствии. Я так жить не хочу, хочу делать то, что мне нравится, и пусть оно не принесёт денег, зато сделает меня счастливой».
«Чем же ты хочешь заниматься? Смотреть фильмы, сидеть в сети, болтать с подружками? Других интересов я у тебя не наблюдала. Так всю жизнь прожить не получится».
«Может, удачно выйду замуж».
«Ты на себя в зеркало-то посмотри, ни кожи, ни рожи. Замуж она удачно выйдет!»
«У меня богатый внутренний мир, – расхныкавшись, сморозила Лера совсем несуразную чушь. Девочка не смогла вынести подобный упрёк от матери. – И не надо судить по себе, это тобой так никто и не прельстился, потому что ты глупая и самодовольная, а я совершенно другая».
Она была ровно такая же.
Выкинув изо рта последнюю фразу будто плюнув, Лера со слезами на щеках убежала в свою комнату. Так закончился последний серьёзный разговор между матерью и дочерью. Ударив друг друга по самому больному месту, они окончательно отдалились, даже на смертном одре Валентине Сергеевне было не жалко покидать единственного ребёнка, поскольку женщина считала себя преданной «этой неблагодарной тварью». С невообразимым, запредельным удовольствием она представляла, как той придётся нелегко и как по прошествии многих лет дочь будет с благодарностью вспоминать покойную мать и безмерно страдать, что так нелепо и жестоко с ней распрощалась. А Лера, до последнего не подозревавшая о близкой и беспощадной развязке, решила попросту игнорировать Валентину Сергеевну, в чём весьма преуспела, и на