Избранница Наполеона - Мишель Моран

— Вся Франция ждет вас, — предупреждает Наполеон. — Король Голландии, княгиня Боргезе… Вы готовы?

Нет. Но паниковать не время. Я сглатываю свой страх и киваю. Дверца экипажа распахивается, и на меня оказывается обращено море лиц, мокрых от дождя, но не замечающих непогоды. Кто-то кричит: «Да здравствует император!» — и вся толпа подхватывает. Наполеон смеется.

— Вашему отцу такого никогда не кричали, да?

Как я ненавижу эту маленькую жабу! Но я улыбаюсь ему, как и положено жене, и держусь по-королевски.

Он берет меня под руку, и двор охватывает ликование. Сотни знатных особ, которые под дождем дожидались этого момента, плотно обступают нас, и все расточают мне свои поздравления.

— Ваше величество! — кричит кто-то. — Ваше величество! — Вперед бросается молодой человек в мехах, это тот же, кто держал над нами зонт.

— Не теперь! — резко обрывает Наполеон. — Где кардинал?

— А разве ваше величество не желает…

— Мое единственное желание, Меневаль, это знать, зарегистрирован ли наш брак официально.

Молодой человек шокирован.

— Да. Но в глазах Господа…

— Господь существует для простолюдинов, месье. Веди нас в мои покои.

Когда мы входим во дворец, Меневаль бросает на меня взгляд, и я точно знаю, что щеки у меня такого же цвета, как его плащ. Я думаю об Адаме и о том, как впервые пригласила его к себе в комнату. Мне было восемнадцать. За год до этого граф развелся с женой, узнав, что, пока он воевал, она наставляла ему рога. После этого он стал каждое утро прогуливаться по территории Шенбрунна. Я встречала его сидящим на холме Глориетта с видом на огромный дворцовый сад в стиле барокко, и мой спаниель Зиги при виде его всякий раз терял голову от радости. Адам потакал псу, кидал ему палку или чесал за ухом — так мы и подружились.

С каждым днем я все больше открывала для себя этого незаурядного человека. Я узнала, что его любимые художники — Франческо Гварди и Томас Гейнсборо, и что себя он считает в первую очередь солдатом, а во вторую — коллекционером. Больше всего он увлекается греческим и римским антиквариатом, на третьем месте идет Ренессанс. Когда я предложила ему прийти ко мне в спальню, мы были знакомы уже год. В тот вечер я отослала своих камеристок, а сама постигала искусство предохранения от беременности.

Когда Наполеон прислал своего пасынка Евгения свататься, тот почему-то не задал двух главных вопросов: не является ли болезнь Фердинанда наследственной и сохранила ли Мария-Люция чистоту?

Сейчас мы проходим через дворец, и я гадаю, не ждет ли Наполеон, что ему досталась девственница, а если это так, то, узнав правду, не разозлится ли настолько, чтобы отослать меня назад в Австрию.

— Ваше величество, конечно, понимает, что у парадной лестницы ожидает весь двор, — осторожно замечает Меневаль, пока мы движемся по дворцу. — Там все в сборе с полудня. Только что прибыла княгиня Боргезе. И королева-мать тоже.

— Ничего, подождут еще немного.

Наполеона все это, похоже, забавляет. Когда мы подходим к лестнице, он берет меня под руку, и мы шествуем через толпу ослепительных придворных в бархатных шляпах и с массивными украшениями на груди.

— Куда он? — восклицает кто-то, а затем ахает одна из дам.

— Неужели поведет ее…

Наполеон разворачивается.

— Вот именно. Поведу. — Дама шокирована. — Я вернусь, когда еще раз завоюю Австрию.

Глава 11. Полина Бонапарт, княгиня Боргезе

Компьенский дворец

28 марта 1810 года

— Я тебе не верю.

Но Поль наклоняется ко мне в последнем туре вальса и шепчет на ухо:

— Это правда. — И бесхитростно добавляет: — А потом она обыграла его в шахматы.

— Плевать на шахматы! — прошипела я. — Не верю, что она попросила его повторить.

Он нагибает меня назад, так что мои глаза оказываются напротив его зеленых глаз.

— Наверное, старшая сестра ее научила, что говорить, когда он сделает свое дело, — предполагает он.

— У нее нет старшей сестры! — огрызаюсь я и заливаюсь краской, продолжая стоять лицом к лицу с Полем.

Наполеон знаком с ней всего сутки, и Поль клянется, что ничего завидного в ней нет. Но его ведь не было с ними в экипаже, и кто знает, что между ними произошло.

— Она ему понравилась, да? Он тебе это сказал сегодня утром?

Он пожимает плечами.

— Ему все женщины нравятся — на какое-то время.

— Но эта — из Габсбургов, — возражаю я. — И что бы он там ни говорил о равенстве и одинаковой у всех крови — я-то правду знаю: он жалеет, что в нем не течет королевская кровь.

Поль не спорит. Музыка играет громче, и в танцевальном зале Компьенского дворца переливаются на свету сотни бриллиантов. Драгоценные камни сверкают повсюду — на шеях у дам, галстуках у кавалеров, в излишне кокетливой прическе герцогини Девонширской. Если бы нас сейчас видели боги, они бы остановили время, чтобы ни одна из нас не старилась. Осирис, одновременно брат и муж Исиды, сделал бы нас бессмертными в нашем великолепии.

Поль кладет мне руку на спину, и я испытываю легкое возбуждение от того, что представители старой знати должны быть этим шокированы. Княгиня Боргезе танцует со своим камергером! Потом зал начинает пустеть, и мы остаемся единственной танцующей парой. Я замечаю, как следит за нашим танцем императрица своими прелестными синими глазами с медоточивым взглядом. На каждом официальном балу, на каждом торжественном приеме право завершить танцевальную часть вечера принадлежит мне. Так было, когда мой брат только вступил на престол, и это останется всегда, не будь я княгиня Боргезе!

Я закрываю глаза, и на какое-то мгновение ничего кроме музыки не существует. Нет никаких пяти сотен гостей, съехавшихся со всей Европы поглазеть на моего брата и его вторую жену. На мне белое шелковое платье, расшитое золотыми цветками лотоса. Такие же цветы, но бриллиантовые — в диадеме, украшающей мои волосы. При свете канделябров я, наверное, искрюсь, как огонь. Я ищу глазами в толпе своего нынешнего любовника, де Канувиля. Замечаю его красивое лицо рядом с Наполеоном. Ничего удивительного. Мой брат всегда ценил подлинную красоту

— Так что еще ты слышал? — небрежно спрашиваю я.

Мой камергер мнется. Наконец, когда музыка начинает играть тише, он негромко произносит:

— Он посоветовал Меневалю жениться на немке, поскольку немецкие девушки свежи и невинны, как розы.

Я в таком шоке, что забываю, что мы еще танцуем.