Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса - Эйно Луукканен

Я пробрался в одну из наших палаток и вскоре лежал на полу, громко храпя. Мне показалось, что я едва успел закрыть глаза, как меня подняли раскатистые взрывы. Плохо соображая со сна, я сначала решил, что это наша артиллерия опять открыла огонь, но различив гул авиационных моторов, я проснулся окончательно. Одновременно я сообразил, что артиллерия сейчас передвигается следом за наступающими войсками. И тут же новый взрыв ударил по ушам. Телефон и наша драгоценная кофемолка слетели с самодельного столика, и несколько осколков бомбы пролетели сквозь стенки палатки. На ее крышу посыпались земля и камни.

Я вылетел из спального мешка, пулей выскочил из палатки и приземлился на четвереньки на мокрую траву. Ярко светила луна, тут же сверкнула вспышка взрыва, который, как мне показалось, произошел как раз среди припаркованных истребителей. Несколько человек бросились к самолетам, с ужасом представляя, что там увидят. Тем временем на дальней стороне аэродрома раздались еще два взрыва. Когда мы добежали до «Брюстеров», шум мотора бомбардировщика уже растаял вдали.

К нашему удивлению, все самолеты стояли там, где мы их оставили. Мы дружно уставились на большую воронку между двумя истребителями, которые были забросаны сырой землей. При более тщательном осмотре удалось найти пару мелких осколочных пробоин в одном истребителе, но кроме них – ничего. Похоже, размякшая земля поглотила всю силы взрыва 100-кг бомбы. Будь почва чуть тверже, мы наверняка лишись бы двух драгоценных «Брюстеров». Еще одна 100-кг бомба упала в 50 метрах от нашей палатки.

Наши войска продолжали наступать с поразительной скоростью и за 3 дня прошли 80 километров, рано утром 7 сентября выйдя к берегу реки Свирь. На следующий день немецкие войска, наступающие с юга, захватили Шлиссельбург, и Ленинград оказался в осаде, теперь снабжение можно было доставлять только по воде или по воздуху. Нашей задачей оставалось держать истребительный зонтик над обоими наступающими соединениями и колоннами снабжения, подходящими из тыла. 8 сентября мы получили приказ прикрыть переправу через Свирь первой волны нашей ударной группировки.

Во второй половине дня наши «Брюстеры» вылетели из Лункула, и вскоре весь полуостров Олонец лежал перед нами, как бесконечные дикие лесные заросли. Лишь кое-где можно было различить признаки цивилизации. Рожь еще стояла на нескольких маленьких полях, которые казались буквально силой воткнутыми в девственный лес. В маленьком городке Гошкила в устье реки Олонка ярко горела лесопилка. (Просто невозможно удержаться от комментария. Сегодняшние справочники сообщают: постоянное население деревни Гошкила 8 человек. – Прим. пер.) Южнее финская пехота, артиллерия, машины, грузовики, мотоциклы, конные повозки тащились вдоль дорог подобно многочисленным колоннам муравьев. Наконец показались купола и белые стены и башни Троицкого монастыря. В последние годы русские использовали этот монастырь как тюрьму, и вот он появился перед нами в мягком вечернем свете, исполненный печальной красоты, за которой скрывались невыразимые страдания людей, заточенных в его несокрушимых стенах.

Почти на берегу Ладоги на высоком здании гордо развевался финский флаг, а в устье Свири была видна маленькая верфь и слипы. Все это, а также цистерны нефтехранилища, было охвачено пламенем, вверх, клубясь, поднимался дым. На низком берегу Свири располагался город Лодейное Поле, который в мирное время имел население около 8000 человек. Часть домов на его западной окраине горели, а мост через Свирь был взорван. К югу от города находился большой аэродром с четырьмя ангарами, но мы не видели там русских самолетов. Судя по всему, их оттуда уже убрали.

В тот момент, когда мы уже готовы были повернуть обратно несолоно хлебавши, неожиданно между Олонцом и Свирью возле Маркъярви появился двухмоторный ДБ-3, который летел на малой высоте над шоссе. Солнце поблескивало на стеклах его кабины. Судя по всему, русские намеревались провести разведку и не подозревали о нашем присутствии. Оставив Веку Римминена и его звено прикрывать нас сверху, я повел свое звено следом за ДБ-3. Компактной группой мы бросились вниз за русским, я поймал его на прицел, но в этот момент его стрелок открыл огонь по мне. Трассы пролетали в неприятной близости от истребителя. Как ни странно, но русский пилот не выполнял никаких маневров, и я выпустил длинную очередь в его левый мотор, из которого показалась тонкая струйка дыма. Я отвернул вправо, чтобы дать возможность стрелять следующему «Брюстеру», и с огромным интересом начал ждать результата. Но трассы просто отскакивали от крыльев и фюзеляжа русского бомбардировщика. Не считая тонкой струйки дыма из левого мотора, самолет выглядел совершенно целым и спокойно летел дальше.

Мы делали один заход за другим, но самолет, казалось, повреждений не получал, хотя верхняя башня перестала отвечать. Он был просто неуязвим для наших пуль. Я пришел к единственному возможному выводу – этот конкретный ДБ-3 сильно забронирован, но это лишь укрепило мою решимость сбить русского. Пролетели 15 минут и 100 километров, мы повторили обстрел, а затем ДБ-3 совершенно внезапно перевернулся на спину, загорелся и рухнул на землю. Горящие обломки полетели во все стороны. Нас было четверо, и каждый совершил по крайней мере по пять заходов, выпустив практически весь боезапас в эту бронированную тушу. Так как никто из нас не стрелял по русскому, когда он загорелся, нам оставалось записать сбитый самолет как коллективную победу.

Пока мы гонялись за неуязвимым ДБ-3, звено Веки Римминена нашло более легкую цель. Вернувшись на базу, мы узнали, что они атаковали тройку СБ-2, а в результате Века, Кайус Метсола и Ваффе Вахвелайнен сбили по бомбардировщику.

Теперь линия фронта проходила по реке Свирь, и мы обнаружили, что тратим слишком много времени, чтобы добраться до назначенного района патрулирования. Я наконец-то получил полевую радиостанцию и связался со штабом, предложив перевести Истребительную группу L вперед в Олонец. Штаб охотно согласился, поэтому Кайус Метсола, Урппо Раунио, Курре Гинман и я погрузились в маленький BMW и отправились осматривать аэродром Нурмойла северо-восточнее Олонца. День был прекрасным, хотя воздух стал заметно холоднее. Мы пересекли довоенную границу, проехали аэродром Вителе и покатили вдоль дороги по берегу Ладоги. В некоторых местах дорога проходила по свежей просеке, а где-то была залита водой и почти непроходима. Иногда мы проезжали мимо жалких беженцев, в основном женщин и детей, нагруженных узлами или толкающих тележки с жалкими пожитками. Не раз мы пересекали понтонные мосты, которые заменили постоянные, взорванные русскими при отступлении.