Любовь по смете не проходит (СИ) - Винд Дасти

Но я за мгновение потеряла нить разговора. Вскинула брови, часто заморгала и подалась вперед, не веря своим глазам. Из лифта, перебирая на ходу бумаги, вышел…

— Папа? Папа!

Отец замер, вскинул голову, оглядываясь, а я уже спешила к нему, забыв обо всем на свете.

— Пап, ты что тут делаешь?

Он удивленно посмотрел на меня и принялся торопливо запихивать бумаги в папку, на ходу отвечая мне:

— Да вот… Понимаешь… Знакомого навещал… — и, вдруг спохватившись, спросил встревожено. — А ты-то тут откуда? Случилось что?

— Коллеге стало плохо, приехала вместе с ней. Ой… Постой! Я тебя сейчас кое с кем… — обернувшись, я не увидела Жени. Там, где мы стояли мгновение назад, толпились студенты. — Познакомлю…



— Аня, давай выйдем, — папа взял меня под локоть и повел к выходу, а я все искала взглядом Шершнева. Почему он ушел так быстро? Чего испугался? И что же хотел сказать?

На улице было душно. Над пятиэтажками, прижимавшимися к боку территории больницы, висели сизые тучи. Отец остановился и принялся хлопать себя по карманам, словно искал сигареты, хотя давно уже не курил.

— Пап, — я попыталась заглянуть ему в глаза, но он отвернулся. Сегодня все от меня что-то скрывали. — Так ты расскажешь…

— Расскажу, — отец, не оборачиваясь, кивнул. — Только говорить особо и нечего, дочь. Сердце у меня болит. Дышать тяжело. Вот и направили сюда, УЗИ делать.

— И что? — у меня защипало глаза. Отец посмотрел на меня и фыркнул.

— Фу ты… Развела мокроту! Хоронить, что ли, собрались? Что ты, что мать. Ну, старый я, вот и лезут болячки! Нормально все. Лекарства пропью — и дальше в поле.

— Какое поле, папа?! Сиди дома!

— Не могу я дома сидеть, дочь. Не могу не работать. Понимаешь? — он окинул меня хмурым взглядом. Я, шмыгнув носом, кивнула.

— Понимаю.

— Ну и все. Живой я, сильный. И ты не реви, и братьев не баламуть. Нечего тут говорить. Ещё бы я вам на всякую ерунду не жаловался. Мороженное хочешь?

— Хочу. Только, пап… Я тут с коллегой. Мне её дождаться надо. Посидишь со мной?

Отец вскинул голову, оглядел здание больницы, тучи над домами и кивнул.

— Ладно. Посижу. Хоть лечебницы эти на дух не переношу.

— Так что с сердцем? Какой диагноз?

— Да холестерин повышенный. На диету сяду. Вот мать обрадуется.

— Холестерин? А если честно?

Отец строго посмотрел на меня, и я притихла.

Больше о его недуге мы не говорили.

Через полчаса в клинику приехал муж Марины, Дима, симпатичный светловолосый парень с татуировками на обеих руках от пальцев до плеч. Мой отец аж дар речи потерял при виде такого "безобразия". Спустилась Марина, уже успокоившаяся, но уставшая. Сказала, что ей дали больничный, все дело в тонусе, но это не страшно. Я получила новую тонну благодарностей и, представив Марине и Диме своего папу, заторопилась уходить.

Когда мы вышли на улицу, поднялся ветер. Папа потащил меня на остановку, но я напомнила, что кое-кто обещал мне мороженное. В итоге эскимо мы ели под козырьком ларька, глядя, как проливной дождь разгоняет с улицы прохожих и кладет лужи на серый, пыльный асфальт.

Если бы мне не следовало вернуться на работу, я бы с удовольствием прогулялась под ливнем. Но мне уже несколько раз звонил Игорь Сергеевич и сквозь зубы интересовался, где же я так долго пропадаю. Пришлось вызывать такси, за которое мы с отцом заплатили втридорога.

— Ты, давай, моими проблемами голову себе не забивай, — когда мы подъехали к офису, сказал на прощание отец. — Я сам разберусь. А ты работай. Тебе ведь так тут нравится.

Он прищурился, через исчерченное дождем стекло разглядывая здание моей родной конторы.

— Красиво. Как замок… Надо же…

— Пап, — позвала я. — Ты только больше не скрывай от меня ничего, ладно?

— А ты, — отец искоса посмотрел на меня. — Ничего не скрываешь?

Я покраснела и отвела взгляд.

— Скрываю… Влюбилась я, пап.

— Счастлива? — просто спросил он.

— Да, — просто ответила я.

— Хорошо… Ты только не забывай — счастьем делиться надо. Тогда и любовь никуда не денется. Если счастье одно на двоих.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я выскочила под дождь, быстро поднялась по лестнице и, взявшись за ручку двери, обернулась. Такси, разбрызгивая лужи, полетело вверх по улице.

Съездить бы на выходные домой, повидать маму, заскочить по дороге к братьям, поиграть с племянниками, поесть сливы и ранних, кислющих яблок, прокатиться утром на велосипеде до речки и поплавать среди ив, в нашей родной тишине.

В сумке зазвонил телефон.

Но о каких выходных сейчас может идти речь, если из четверых нас в отделе осталось двое?

К нам на помощь пришел Матвей из гражданского строительства. Здоровый бородатый мужик в клетчатой рубашке и брюках со стрелочками. Молчаливый и суровый Твей, как его называл Сергеич, взял на себя клиентов Марины, хотя я изначально думала, что они достанутся мне. А я… Я получила Колины проекты вместе со "Сферой" Маркелова, с которым мне и поручено было разобраться в первую очередь.

Этот самый Маркелов оказался тем ещё хамом. Сразу начал возмущаться, что его дело передали человеку неопытному и вообще стажерке, которая точно все испортит. Конечно, он и про Колю не забыл упомянуть.

— Так что если вы не хотите проблем, сию же минуту начинайте работать. Ошибок и отговорок я больше не потерплю.

Подобные отповеди к работе вовсе не стимулировали. Я нервничала, злилась из-за того, что приходилось отвлекаться от одного задания и заниматься двумя другими сразу. В общем, дела в порядок я привела в районе восьми вечера. Сергеич, конечно, уже ушел, зато Твей, заткнув в уши наушники бодро стучал по клаве. Я попрощалась с ним и, не получив в ответ даже кивка, пожала плечами и вышла.

За всем этим авралом мне даже ни разу не удалось пересечься с Женей, и теперь я, бесшумно миновав коридор, застыла перед дверью босса. Постучала и, как всегда не дождавшись ответа, дернула ручку. Дверь оказалась заперта.

Выходит, ушел? Но почему не звонил и не писал? Тоже был занят?

Замок щелкнул, и дверь открылась. Шеф был без галстука и пиджака, рукава рубашки закатаны до локтей, верхние пуговицы расстегнуты, а ворот отдернут.

— Проходи, — сказал Шершнев хрипло и отвернулся. Терпкий запах алкоголя заполнял кабинет. Я замялась на пороге, а Женя, рухнув в кресло, взял в руки уже знакомый мне бокал и взмахнул им так, что содержимое выплеснулось на стол и бумаги.

— Садись.

— Ты пьян?

Женя дернул головой и с долей трагизма в голосе ответил:



— Как видишь.

— Переживаешь Колино увольнение? — я попыталась разрядить обстановку.

Босс криво усмехнулся.

— Если бы я напивался после каждого заявления, то давно бы стал хроническим алкоголиком. Пусть катится к чертям собачьим, раз не умеет держать язык за зубами.

Я сделала несколько шагов вперед и остановилась возле стола для переговоров.

— Что ты мне хотел сказать сегодня, в больнице?

— Не помню.

— Я тебя перебила, и ты убежал.

Женя окинул меня осоловелым взглядом.

— Это ты не захотела слушать и убежала.

— А ты, выходит, нет?

— Я торопился, у меня не было времени тебя ждать, — на удивление резко и зло ответил Шершнев и, схватив стоящую рядом с ним бутылку, попытался наполнить бокал.

Только и бутылка оказалась пуста. Босс, тихо выругавшись, швырнул ее в мусорное ведро.

— Женя, — позвала я.

Он рывком поднялся с кресла и направился к бару.

— Женя, что случилось?

— Ничего, — хрипло ответил он, не оборачиваясь. Открыл бар, рукой оперся о его край и, опустив голову, замер. — Извини, но мне сейчас лучше побыть одному.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Что-то ещё мне слышалось в его голосе, кроме усталости. Какая-то безнадежность или обреченность. Отчаяние, которое он не хотел делить со мной.

Я на цыпочках, стараясь не стучать каблуками, пересекла кабинет. Остановилась за спиной шефа и снова тихо позвала: