На полпути к себе - Вероника Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опускаюсь на лавку и страдальчески возвожу очи к потолку:
— Я же прошу: забудьте...
— Это невозможно, — качнула головой эльфка.
— Ну, хоть молчите! Это Вам по силам?
— Если ты желаешь... Но почему?
— Я так хочу! Достаточно причин?
Она пожала плечами. Усмехнулась.
— Может быть, ты, в свою очередь, тоже кое-что сделаешь?
— А именно? — насторожился я.
— Перестанешь обращаться ко мне на «Вы»! Кэла ты, почему-то, таким вежливым обхождением не баловал!
— Кэл... Во-первых, он — мужчина. А во-вторых... Вас же двое, — бесхитростно пояснил своё поведение ваш покорный слуга.
Несколько вдохов эльфка смотрела на меня удивлённо расширенными глазами, потом не выдержала и расхохоталась:
— Двое... Духи Вечного Леса... А ведь, и правда...
— Вообще-то, я не шутил, — хмурюсь.
— Даааа... — простонала женщина. — Но шутка удалась!
— Рад, что повеселил... тебя. Кстати, раз уж ты назвала меня своим resayi... Как мне-то тебя величать, дитя моё? — я поставил локти на стол и опустил подбородок на сплетённые пальцы.
Эльфка зашлась в новом приступе хохота. Того и гляди, весь дом сбежится: ещё решат, что женщине плохо...
— И?
— Саа... Саа-Кайа, — она справилась со смехом и, сделав странно неловкую паузу, добавила: — Хами’н. Хами’н Саа-Кайа.
— «Дуновение Тёмного Ветра»? — я мысленно примерил имя его владелице. — Красиво.
— Справедливо, — процедила эльфка сквозь зубы.
— Тебе не нравится? — спрашиваю растерянно и удивлённо.
— Я бы обошлась без... — она осеклась.
— Без «Тёмного», да? — догадался я. — Ну и напрасно!
— Ты не понимаешь... Имя приходит вслед за делами[13]. Я бы хотела всё исправить, но... Эту страницу из книги Судьбы не вырвать.
— И не надо! — заверяю. Наверное, излишне бодро. — Можно припомнить на эту тему множество высокоумных рассуждений, только... Ты любишь стихи?
— Стихи? Конечно! — она слегка оживилась.
Разумеется! Какой же листоухий не любит стихи? Правда, это утверждение верно только в отношении ХОРОШИХ стихов, а те, которые просятся на язык... А, будь, что будет!
Я сдул свежую пыль с одного из листов своей памяти и прочитал — без особого выражения, стараясь передать смысл, а не чувство:
Плох. Недостоин. Растоптан и проклят.В сердце — осколки невинной мечты,Горы страданий, поля пустоты.Между никчёмных друзей, одинок ли —Будь. Всем назло. Пусть сомнения лучикВ полночь тоски улыбнётся тебе:Чистые слёзы пресветлых небесЛьются на землю из сумрачной тучи...
Кайа слушала очень внимательно. Я должен был быть польщён, но вместо этого ужасно смутился. Наверное, потому, что первый раз встретил искренне благодарного слушателя.
— Красиво, — оценила женщина и, когда я уже собирался облегчённо перевести дух, добавила: — И очень точно. Ничего лишнего, чуть суховато, но... Замечательно. Однако не припомню похожих строк ни у кого из... Где ты это раскопал?
— Нигде, — буркнул я, но небрежный тон эльфку не обманул.
Бирюза взгляда дрогнула:
— Не хочешь ли ты сказать... — начала Кайа, и тут же удивлённо смолкла.
— Всё, что хотел, уже сказал! — обречённо выдохнул я. — Забудь!
— Это... ты написал? — эльфка наконец выразила своё подозрение словами.
— И что? — вскидываюсь.
— Почему ты так странно воспринимаешь похвалу? — удивилась Кайа. — Злишься, ворчишь, смущаешься... Как будто... Как будто тебя никто и никогда не хвалил!
Я промолчал, но молчание в данном случае было красноречивее всяких слов.
Ты права, Ке. Никто и никогда. Потому как, не за что было хвалить: поводов для насмешек и укоров я подавал куда больше... А уж стихи... Вообще никому не показывал. Впрочем, подозреваю, что весь Дом тайком изучал мои каракули. Хорошо хоть, мнение держали при себе... Детские «пробы пера» были ужасны, потому что не содержали в себе ничего выстраданного и пережитого — это я понимал и сам. Собственно говоря, поэтому и забросил рифмоплётство. Чтобы месяц назад вновь взяться за перо. И меня удивила лёгкость, с которой на бумагу легли ровные строки. Наверное потому, что теперь мне было, что сказать...
— Хорошие стихи. Очень хорошие, — серьёзно сказала эльфка. — А вот мне не удаётся срифмовать и пары строк... Зато, — она весело подмигнула, — я умею понимать гармонию чужого творения! Это, знаешь ли, не каждому дано... А... ещё можешь что-нибудь прочесть?
— Ну уж нет! — горячо возразил я. — Хватит на сегодня! Мне ещё нужно выспаться и подумать о предстоящем поединке.
Как только разговор вернулся к vyenna’h-ry, Кайа нахмурилась:
— Я вижу, что ты уверен в себе, но опасаюсь исхода боя. Кэл может...
— Убить меня? — позволяю себе улыбнуться. — О, нет, он не станет меня убивать!
— И почему же я не стану тебя убивать? — в дверном проёме возникла белоснежная фигура.
— Всегда вам завидовал: уши большие, слышно далеко... — до крайности ехидным голосом протянул я. — И так трудно удержаться от...
— Я не подслушивал, — надменно обронил эльф, подходя к столу. — Я просто зашёл за стаканом воды, а вы... так громко разговаривали, что ваша беседа не могла остаться тайной.
Кэл был так забавен в своём высокомерном величии, что я с огромным трудом подавил ухмылку. А вместе с ней — десяток шуток, подходящих к случаю.
Разжившись водой, листоухий вновь обратился ко мне:
— Так почему же я не стану тебя убивать?
Есть! Попался! Заглотил крючок так глубоко, что и не вытащить.
Я встал и изобразил самую наивную изо всех отрепетированных за долгую жизнь улыбок:
— Если я умру, ты до конца своих дней будешь бродить в поисках ответов!
— На какие же вопросы? — он пытался не давать волю любопытству, но тонкие ноздри возбуждённо дрогнули: ищейка взяла след.
— Например, где и при каких обстоятельствах мы встречались.
Наверное, не следовало этого говорить... Наверное. Если бы я хотел играть честно. Однако чего греха таить: в схватке с эльфом у меня почти не было шансов. Один-два, не более. Если противник слишком силён, необходимо — что? Правильно, ослабить оного противника! А что лучше разжижает решимость, чем сомнение? Достаточно бросить всего одно семечко в благодатную почву, и плоды удивят вас самих.
Если до этого момента Кэл не считал важным изучение моего внешнего облика, то сейчас просто впился взглядом. И в тёмно-лиловых глазах начало проступать...
— Ты?! Трактир «На пятидесятой миле»... Это был ты! — от неожиданного открытия эльф забыл о приличиях, предписывающих в отношении иноплеменников холодно-презрительный тон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});