Трюфельный пес королевы Джованны - Анна Малышева

– А вы Марину знали? – не выдержала Александра, слушавшая, затаив дыхание.

– Несколько раз встречал, – кратко ответил мужчина.

…Пара, на которую он обратил внимание, тоже направлялась к переезду. Женщины беседовали, оживленно жестикулируя. Когда из-за поворота вылетел поезд, они остановились, пережидая. Та, что была в красной куртке, положила руку на плечо своей спутнице.

– А когда состав уже кончался, вдруг толкнула ее под вагон! – Виктор произнес эти слова хриплым шепотом и закрыл глаза, словно заново переживая увиденное. Вновь взглянул на слушательницу, он уже громче добавил: – Марина просто исчезла, ее как стерло. А когда последний вагон проехал, та, вторая, побежала через пути. Мне показалось, на ту платформ у, откуда поезда идут в Москву… Но может, и нет.

– То есть это все-таки было… – содрогнувшись, подвела итог женщина. – Но тогда зачем вы забрали показания? Ведь теперь это убийство будут расследовать как несчастный случай!

Виктор некоторое время молчал, разглядывая опустевшую пивную кружку. Потом пожал плечами:

– А вам-то разве не лучше от этого?

– Мне?! Нет! – твердо ответила художница. – Давайте сразу объяснимся: я не делала этого, ничего об этой второй женщине в красной куртке не знаю, и цвет моей собственной одежды еще не повод меня обвинять!

Испуганный напором собеседницы, Виктор снова часто заморгал. Очевидно, это была защитная реакция на любую опасность, мнимую или настоящую.

– Нет, я ничего… – залепетал он, виновато пряча взгляд. – Куртка была похожая, и их было двое, как накануне вечером. Вот я сразу и подумал, что с Мариной идет та же самая женщина… А забрал показания, потому что понял наконец: это были не вы, кто-то другой… Объясняться-то там, в полиции, долго, и мне никто уже не поверил бы. То одно, то другое… И так уже высказали мне, да еще пригрозили – мол, путаю их…

– Стойте, стойте, как вы поняли, что та женщина была не я?! – воскликнула Александра.

– Я вчера весь вечер думал… – Виктор несмело взглянул на нее и снова опустил глаза в стол. – Сравнивал… Вспоминал. И в конце концов до меня дошло, что я видел двух разных людей.

– А чем же мы так радикально отличались? – заинтригованная, поинтересовалась художница.

– Вчера утром с Мариной был мужчина.

Глава 9

Телефон, зазвонивший вдруг в сумке, нарушил оцепенение, сковавшее Александру при этом известии. Она, все еще ощущая себя не полностью проснувшейся (именно в такое состояние повергла ее услышанная новость), достала телефон и взглянула на осветившийся дисплей. «Марья Семеновна!» Женщина с трепетом нажала на кнопку ответа и приложила аппарат к уху.

– Где ты шляешься? – резко спросил знакомый голос, по обыкновению проглотив половину гласных.

Обитатели мастерских, знавшие суровую музу скульптора, гадали, является ли этот дефект речи врожденным или приобретенным, благодаря неудачно сделанным стальным зубам, наполнявшим рот старухи. Спросить у нее самой, разумеется, никто не решался.

– Третий день тебя нет! – продолжала Марья Семеновна. – Что я должна думать?! Что тебя тоже черти взяли, как всех тут у нас в доме?!

– Стас не вернулся? – робко осведомилась Александра. Спросить она хотела совсем о другом. То, что скульптор, раб своей буйной природы, надолго сбежал из-под надзора музы и няньки, она знала и так. Марья Семеновна, со своей стороны, прекрасно была об этом осведомлена, потому что возмущенно фыркнула:

– Это при тебе же он побежал на Якиманку, в притон, так? Что ж ты спрашиваешь? Забыла, что Стас там меньше двух недель никогда не проводит?! Ты бы о своем вспомнила…

«О своем» – так осторожная Марья Семеновна, будучи в курсе всех неприятностей и страшных приключений, которые и выжили художницу из насиженного гнезда, называла появление трупа адвоката в пустой мастерской, ключи от которой она отдала Александре. Старуха тоже видела его и была убеждена, что Александра причастна к этой смерти. Разуверить ее не удалось.

– Да… – судорожно сглотнув, отрывисто ответила Александра. – Что там у вас?

– Не у «вас», – передразнила ее старуха, – а у меня одной. Я одна во всем доме осталась. Одна.

Последнее слово она произнесла по слогам, и так выразительно, что Александра предположила: соседка имеет в виду вовсе не бегство оставшихся обитателей полуразрушенного особняка, а намекает на исчезновение тела адвоката, о котором ей также стало известно.

– Вы… были внизу? – в свою очередь, уклончиво спросила Александра.

– Была, – прозвучал в трубке краткий мрачный ответ.

– Там… ничего, да?

– Послушай-ка, милая! – в сердцах оборвала ее Марья Семеновна. – Ходить вокруг да около я не собираюсь! Ничего там нет и никого. Сама прекрасно знаешь! Но его нашли, адвоката твоего.

Александре показалось, что у нее останавливается сердце. Горло сжал удушающий спазм, она помедлила, прежде чем собралась с духом и спросила:

– Когда?

Старуха раздраженно фыркнула:

– Да позавчера еще! Днем. Когда ты сбежала…

– Я не сбегала… – слабым голосом возразила художница. – У меня срочные дела. А почему мне никто не позвонил? А… где он был?

– Что тебе звонить, ты же ни при чем!

Художнице показалось, что старуха произнесла это чрезвычайно ядовитым тоном. Тем не менее Марья Семеновна рассказала, что произошло, и услышанное повергло Александру в шок.

Позавчера, в тот самый день, когда Александра приняла решение покинуть свое жилище, ставшее опасным, один из местных жителей, обитавших в доме по соседству, обратил внимание на машину, стоявшую на обочине тротуара уже сутки. Переулок находился в самом центре, машин в нем парковалось множество, в рабочее время места для парковки найти было почти невозможно. Окрестные обитатели ставили машины во дворах, которые тоже не могли вместить всех желающих. Ночью, однако, переулок пустел. А этот дорогой новый внедорожник черного цвета, въехавший одним колесом на тротуар и оттого стоявший чуть накренясь, ночевал в переулке.

Потому он и бросился в глаза наблюдательному пожилому мужчине, чьи окна выходили как раз на место, где была припаркована машина. День близился к вечеру, когда он вышел в магазин и, проходя мимо внедорожника, бросил на него случайный взгляд. Боковые стекла были тонированы, но лобовое – нет, оттого он и разглядел внутри нечто привлекшее его внимание. А когда убедился, что глаза его не обманывают, немедленно вызвал полицию.

– Внутри сидел труп, – зловеще произнесла Марья Семеновна. – Да, он самый, адвокат этот. Ты же мне сказала, что он адвокат?

– Адвокат… – Александра едва шевельнула помертвевшими губами. – И… что?

– Что-что! Приехали, оформили и вывезли: его в одну сторону, машину на эвакуаторе – в другую. И все дела.

– Все? – не поверила художница. – А вас не допрашивали?

– Милая… – теперь Марья Семеновна заговорила с состраданием. – Да о чем меня спрашивать, если он сидел в своей собственной машине, на улице, а не у меня дома и не у тебя? Радуйся, что так все обернулось… Повезло тебе!

– И никто к вам не приходил? – Александра все еще не верила такому обороту дела. Она ожидала самого ужасного: обвинений в свой адрес, вопросов, на которые не сможет ответить, ареста. Но теперь, оказавшись ни при чем, художница не чувствовала никакого облегчения. – Никто ни о чем не спрашивал?

– Повторяю, его нашли на улице, в собственной машине! Рядом даже не с нашим домом, а с соседним! Я стояла неподалеку, когда полиция приехала разбираться, кое-что видела, когда машину открыли. Ограбили его, точно. На сиденьях визитные карточки были разбросаны, пустой бумажник валялся, бардачок открыт… Шикарная машина! – с чувством присовокупила Марья Семеновна.

– И никто из соседей ничего не видел?

– Никто ничего. Да он же среди ночи туда попал, так?

Вопрос ужаснул Александру. «Она все еще думает, что труп утащила и перепрятала я! Ей в голову не приходит, что я не справилась бы с таким делом в одиночку!»

– Не знаю, – глухо ответила художница.

– Правильно, – одобрила ее старуха. – И я ничего не знаю.

Так, обиняками, Марья Семеновна явно давала понять, что будет молчать и не выдаст свою соседку. И это также должно было утешить художницу, третий день живущую под гнетом самых страшных опасений. Но успокоенной она себя не ощущала.

– Когда ты вернешься? – осведомилась старуха, помолчав. – Говорю тебе, ничего не будет. Возвращайся! Я тут одна.

– Надо подумать, – нерешительно ответила Александра.

– О чем думать-то? – тут же снова вспылила Марья Семеновна. – Ей говорят, все обошлось… Ну, знаешь, нашла место получше, так уматывай, как все остальные! Одна останусь, вместе со мной пусть и сносят эту лачугу!

В трубке наступило молчание. Старуха оборвала разговор. Отличаясь необыкновенно строптивым характером, она не терпела противоречий, и если собеседник не соглашался немедленно с ее мнением или отказывался поступать согласно ее советам, Марья Семеновна считала себя оскорбленной и дулась потом еще долго, с присущим ей упорством.