Неживая вода - Елена Ершова

Эту интонацию он узнал тоже, и ни с чем не спутал бы его — размеренный, лишенный эмоций и жизни, звук выходил из мертвых легких, принадлежавших не человеку, а существу, которое никогда не было и не могло быть человеком.

— Почему… темно? — сказал черт.

И тогда ведьма зажгла свечи.

9

Он выглядел, как человек, и был одет, как человек. Но все же им не являлся.

Даже не будь специфического запаха — визитной карточки нави, — с одного взгляда на скособоченную неподвижную фигуру было понятно, что существо не принадлежит миру живых. В подрагивающем отблеске свечей его угловатый силуэт казался тенью какого-то причудливого насекомого, но эта неподвижность была обманчива, а свободно болтающиеся руки только казались безвольными. Игнат слишком хорошо знал, как быстро навь могла выпустить когти и распороть брюхо ничего не подозревающей жертве.

— Пахнет… чужой кровью, — утробно произнес черт.

Он наклонил голову, отчего вся левая сторона его головы погрузилась в густую тень. Игнату показалось даже: видит он перед собой не человеческое лицо, а одну из тех безглазых волчьих морд, что венчали частокол снаружи. И вздрогнул, когда в его плечо с коротким всхлипом уткнулась Марьяна. Игнат тихонько сжал ее руку своими дрожащими пальцами, но не произнес ни слова.

— Разные ко мне люди захаживают, будто сам не знаешь, — тем временем подала голос ведьма. — Как еще прожить одинокой слепой женщине, пока ты по лесам да селам счастья ищешь? — она усмехнулась нервно, и, не получив ответа, с укоризной добавила:

— Сам-то, поди, к очередной смазливой селянке заглянул, а на меня пеняешь. Иди лучше в баньке попарься, чужой дух с себя смой. А после поговорим.

— Не… теперь.

Темный силуэт качнулся в сторону, и Игнат вздрогнул в своем укрытии, подумал тревожно: "Заметил?". Но черт тяжело опустился на деревянный стул, отчего тот отозвалась протяжным скрипом, и сказал:

— Я голоден.

В молчании ведьма накрыла на стол. И, пока черт ел, присела на лавку рядышком, подперла ладонью щеку.

— Где же носило тебя? — спросила она своим хрустальным певучим голосом. — В каких землях скитался?

Черт в молчании допил из кувшина топленое молоко, утерся рушником, и только после этого ответил глухо:

— Будто не знаешь… дальше Опольского уезда мне ход заказан.

Ведьма вздохнула.

— Знаю. Надолго ли вернулся?

— До новолуния.

Игнат почувствовал, как Марьяна еще сильнее вцепилась в его руку, и понял ее волнение — в новолуние должен был приехать Витольд. И это могло быть опасно.

"Мало кто после встречи с ним в живых остается", — вспомнились слова ведьмы.

— А все же, — снова подал голос черт, — болезнью у тебя пахнет… и страхом.

Он медленно повернул голову, будто закосневшие мышцы повиновались ему с трудом. В темных провалах глазниц сверкнул одинокий болотный огонек зрачка.

"Он видит меня! — пронеслась в голове пугающая мысль. — Вот теперь он действительно увидел…"

Игнат в страхе отвел взгляд, хотел перекреститься, но руки почему-то одеревенели и не двигались. Марьяна уткнулась лицом в его плечо и дышала прерывисто, хрипло.

— Не будь таким мнительным, — словно откуда-то издалека послышался спокойный голос ведьмы. — Каждый раз одно и то же. Расскажи лучше, что видел? Скучал ли по мне?

С колотящимся сердцем Игнат снова глянул в прореху: черт сидел на месте, сгорбившись и низко опустив голову. За его спиной тени продолжали свой беспокойный танец, и в отблесках свечи лицо казалось искусственным, будто маска.

— Молчишь, — произнесла ведьма и горько усмехнулась. — Да я и сама знаю, что не скучал. Нет у черта души. Потому и человеческих чувств нет.

Она поднялась из-за стола, и тогда навий протянул длинные восковые пальцы, схватил ее за руку.

— По… годи.

Он поднялся тоже. Стул с грохотом откатился в сторону, доски под непосильной тяжестью прогнулись, заходили ходуном.

— Подарок… тебе…

На какой-то миг тень закрыла собой подрагивающий огонек свечи, и Игнат не мог различить ничего, кроме клубящегося мрака. Но тьма быстро отступила. Мерцающий свет снова наполнил собой избушку, и сотни сияющих искр рассыпались по стенам и полу, расходясь от драгоценного ожерелья, что огненным веером вспыхнуло на шее ведьмы. Она ощупала камни дрожащими пальцами, осведомилась строго:

— Откуда взял такое? Никак, царскую особу души лишил?

— Нет, — черт медленно качнул тяжелой головой. — Грабитель мне встретился. С добычей. В глухом селе хотел спастись. Не спасся.

Он вдруг засмеялся — низким, шелестящим смехом, похожим на ливень в осеннем лесу. Ведьма тоже усмехнулась и произнесла:

— Только мне эта красота без надобности — ни людям показать, ни самой полюбоваться. Но за заботу твою спасибо.

Она протянула руку и погладила его по груди, так нежно, как влюбленная девушка гладит своего избранника. Потом спросила встревожено:

— Да что тут у тебя? Никак, рана?

Тут только Игнат заметил, что справа на одежде черта расплывается мокрое и темное пятно и подумал: "А разве можно ранить того, кто уже мертв?"

— Вот оттого ты кровь и чуешь, — продолжила ведьма. — Да что же сразу не сказал?

— Пустяки.

— Какие там пустяки! — рассерженно прикрикнула ведьма. — Молодишься все да хорохоришься! А прежней силы у тебя-то и нет, раны по волшебству не затянутся! Так зачем на рожон лезешь?

Игнат в своем укрытии даже опешил от такой вспышки. Подобрался, ожидая ответной реакции, и отчего-то вспомнил, как навь своими стальными когтями распорола щеку дяди Егора, едва тот начал говорить наперекор. Но черт не сделал ничего, только процедил сквозь зубы:

— Придет время… найду… как силу вернуть.

— Найдешь, с этим не спорю, — согласилась ведьма, нашарила пальцами брошенный рушник, подала его черту. — На вот, приложи к ране, пока зелье целебное сварю.

Вздохнула и добавила:

— Да только один не справишься. Человека в помощь найти надо.

Игнат напрягся и даже дышать перестал, ожидая ответа. Навий не спешил. Прижал к ране скомканный рушник, с явным неудовольствием проследил, как белизна материи наливается липкой пунцовой влагой.

— Хватит с меня человеческой помощи, — наконец сказал он.

Игнат хрипло выдохнул, и тут же зажал рот ладонью.

— А все же, — не сдавалась ведьма, — если я скажу, что есть человек, который ищет такое средство, что раны заживляет и мертвых с того света возвращает? Душа светлая и чистая, которая через запретные земли может пройти и с мертвой водой вернуться? Нешто такого полезного помощника убьешь?

"Это она обо мне", — подумал Игнат.

И приник к прорехе, ловя каждое слово.

Черт молчал, продолжая механически промокать рану. Тени живыми спрутами сновали по стенам, будто находились не в лесной избе, а на глубине океанской впадины. Дрожали и переливались блики от драгоценного ожерелья.

— Не убью, — медленно, словно подбирая слова, произнес черт. — Разговор… будет.

Игнату показалось, словно с его души упала многопудовая гиря, и хотел вздохнуть от облегчения, как в самое ухо ему вдруг зашептала Марьяна:

— Игнаш… это ты меня сейчас за ногу трогал и в бок щекотал?

Он удивленно мотнул головой.

— А кто тогда? — прошептала Марьяна.

Она осторожно повернула голову, напряженно всматриваясь в духоту и тьму своего укрытия. Проследил за ее взглядом и Игнат. Где-то совсем рядом, на периферии зрения, мелькнуло чье-то маленькое сероватое тельце, блеснули темные бусины глаз.

"Мышь", — сразу понял Игнат.

И сразу же его мысли озвучила Марьяна, взвизгнув испуганно и тонко:

— Мышь!

Она подскочила, хлопнула ладонью там, где сидел грызун.

— Тише! — Игнат предупреждающе зашипел на нее сквозь зубы, потащил назад.

Но было уже поздно.

Одним рывком сдернули с них одеяло, еще громче и пронзительнее вскрикнула Марьяна, когда ее грубо схватили за косу и потянули вниз. Игнат кинулся следом, замахнулся, чтобы ударить, но его кулак быстро перехватила жесткая рука. В лицо пахнуло тошнотворной сладостью и гарью.

— Славно, — прошелестел хрипловатый насмешливый голос. — Две птички… в одном гнездышке…

Пальцы черта сжались на Игнатовом горле, так что сквозь разбежавшиеся перед глазами радужные пятна парень смог различить тонкие шрамы, и повязку на косом ремне, справа налево пересекающую мертвенно бледное лицо. Единственный уцелевший глаз поблескивал, как бутылочное стекло на дне лесного озера.

— Пусти, пусти! — визжала обезумевшая Марьяна и, словно кошка, молотила воздух скрюченными пальцами.