Дорога домой - Галина Гончарова

Эвин перехватил ее за руку.

— Не дергайся. Лекарство.

— Какое еще… Лелька, что это значит!?

Я пожала плечами. Элвар обнял меня за плечи.

— Девушка, у вас ведь проблемы?

— Нет у меня никаких проблем! — попыталась соврать Катя. Ага, размечталась. Моему мужу закоренелые дипломаты врать не пытаются, а ты тут самая умная?

— Ну да. И голодаете вы, чтобы записаться в модельное агентство? Правда?

Катя покраснела. Врать она по-прежнему не умела. А с ее рыжими волосами и белой кожей даже и пытаться не стоило. Краснела она мгновенно.

Лютик тем временем воткнул в порозовевшую губку пузырек с соком фрейхи. Безумно питательный раствор, друиды его чуть ли не на вес серебра продают. В мире техники в таких случаях ставят капельницу с глюкозой. И не одну. В мире магии хватает десяти грамм фрейхи.

— Это что? Как…

— Сиди, не дергайся, — цыкнула я на подругу. — И рассказывай, как дошла до жизни такой.

— нормальная у меня жизнь…

— Катька!

Мой грозный рев подействовал, и подруга заговорила.

— У меня недавно умерла мама…

— Теть Света!? Шхресс!

Теть Свету я отлично помнила. Удивительно добрая женщина, чем-то похожая на свою кинотезку. Только что не блондинка. И застать ее грустной было невозможно. Она постоянно смеялась, шутила, беззлобно ехидничала… там, где была она, всегда было тепло и уютно.

— Ну да. Попала под машину. А после ее смерти все разладилось…

— что именно?

Катя опустила глаза долу. То есть к подолу.

— Отец запил. Он сейчас почти не просыхает. Приходит, забирает деньги — и опять уходит. Одно утешение, он старается держаться подальше от дома, когда пъян. Да и когда трезв — тоже. Говорит, что не может жить в доме, где все пропитано памятью о маме…

На последних словах голос подружки дрогнул — и я погладила ее по голове.

— Ну-ка, спокойнее. Тише, тише, кот на крыше…

— Какой кот?

— Никакой. Тут главное, чтобы крыша не съехала.

— Лелька!

Вот так-то лучше. Я понимаю, что у нее жизненная трагедия и все такое… но я ж тоже не железная! С какими-нибудь бутнячками или буздюками сражаться — это без вопросов! Но утешать плачущих девиц… на это я не подписывалась!

Я не лекарь!

— Сто лет Лелька. Ты давай, дальше рассказывай. Папаша запил. Это ясно.

— А Янка попала в секту.

Упс.

— Ку-да!?

— Туда! Называются эти уроды «Дети Воскресения Христова»[2]. Приползли из Америки, черти б их взяли! Молятся, поют, Янка туда вообще сначала ходила английский изучать. Но ты понимаешь, какая засада? Они этот английский изучают на библейских текстах! А после уроков — чай с печеньем и душеспасительной беседой! Сначала она просто смеялась. Потом там задерживаться начала. А уж потом…

— потом — это до или после смерти матери? — вдруг напрягся мой любимый.

Катя задумалась.

— Сложно сказать.

— Сколько она уже туда ходит?

— Года два.

— Хм-м…

— И что ты этим хочешь сказать?

— пока — ничего. Пока мы не посмотрим на эту секту, я не смогу сказать, где причина, а где следствие.

— Мы?! Посмотрим?!

— А что — ты ее так бросишь?

— Любовь моя, и кто из нас двоих больший филантроп? Ты или я?

— Эвин. Ты посмотри, как он глядит на девочку.

Я перевела взгляд на оборотня, который, пользуясь паузой, подносил к Катиным губам стакан с водой и уговаривал выпить.

— Не поняла?

— И очень жаль. Она ему очень понравилась.

— Катьке только этого и не хватало?

— Чего?

Я задумалась. Действительно — чего? Интрижки? Да о чем может идти речь? Если Эвин здесь будет еще неделю — от силы. А потом мы удерем на родину. В мир магии. Ничего они толком не успеют. Ни влюбиться, ни жениться…

А бросить девчонку в такой ситуации действительно некрасиво. Нам-то ее проблемы и гроша ломанного не стоят! Поможем и не заметим.

— Дорогая, а как насчет не быть затычкой в каждой бочке?

Я пожала плечами, глядя на то, как Эвин подсовывает Катерине сухое печенье.

— А чем нам тут еще заниматься целую неделю? С ума сойдешь от скуки!

— Действительно. Но может быть, здесь есть кружки шитья? Или вышивания?

— А ты собрался шить? И что же?

— Я? Любовь моя, а ты вообще-то в курсе, что невеста в Элварионе обязательно должны вышить сорочку в подарок жениху. И сама ее сшить, конечно!

Я хлопнула ресницами. Вот тебе раз? Элвары? Вышивание?

— Так мы же от эльфов тоже происходим!

— И что же? Две другие-то части шитьем не увлекаются?

Да и вообще. Я бы скорее представила, как элварская невеста дарит своему жениху пояс с ножом. Или сам нож. Или меч… Короче, что-нибудь крутое и боевое. И что мне теперь делать? Ежели надо? А я даже носки толком штопать не научилась. Вечно у меня такой авангард получается, что самой страшно. Один раз носок к пятке пришила, у другого горловину заштопала намертво…

От мрачных размышлений меня отвлекло тихое хрюканье. Терн не смеялся в голос только потому, что боялся переполошить половину улицы.

Разыграл?!

Ах ты… ты… да я тебя сейчас… ну, погоди у меня!!!

Клыкастый мерзавец увернулся от подзатыльника и послал мне воздушный поцелуй.

— Выходи за меня замуж и отрави мне оставшиеся три тысячи лет жизни?

— Я тебе… Я тебя!!! Я тебе штаны зашью!!! Намертво!!! Я тебе пояс верности крестиком вышью!!! Ну, попадись ты мне только!!!

Мои попытки догнать увертливого элвара оборвал Керрон, который сгреб меня в охапку и приподнял над землей.

— Ёлка, бить Его Величество на глазах у верноподданных — это плохой пример.

— А вам самим ему ни разу настучать не хотелось?

— И подстрекать к революции — тоже.

— Гады, — заключила я. — Сговорились?

— Мы тебя тоже все любим.

— Исключительно платонически, я надеюсь?

— можешь даже не надеяться, — Терн принял меня из рук телохранителя. — Кому ты еще такая колючая нужна кроме меня?

Я скорчила ему рожицу, но драться не стала. Вот уж действительно, кто бы меня еще терпел, такую?

— Я тебя просто люблю.

— и я тебя…

Кто сказал? Кто ответил? Разве это важно, когда любишь? Поцелуй оборвал Эвин.

— Ёлка, ты вообще-то с подругой разговариваешь — или с мужем дерешься?

— А что — одно другому мешает?

— Ёлка? — удивилась Катя.

— Да. И если тебе не сложно, так меня и называй. Я привыкла.

— Хорошо… Ёлка.

— а теперь рассказывай дальше.

Рассказывать было почти нечего. Янка стала фактически неуправляемой. Поносила цитатами из библии, загадила всю квартиру иконками и прочей пакостью, отказалась от косметики и коротких юбок и строго вычитывала за это дело сестре и матери. В основном сестре. Мать ее слушать просто отказалась. Подрастешь — поумнеешь. А пока — брысь!

Потом Янка нашла себе какого-то полудурка из таких же пришибленных Библией — и стало еще веселее. То бишь цитаты пелись на два голоса. Хотя Катькины коленки этот умник так взглядом облизывал, что руки чесались их перцем посыпать.

Теть Света смотрела на все это дело ровно два месяца. А потом принялась наводить порядок в своем доме.

— а почему она вообще на это дело только смотрела? — не поняла я. Зная теть Свету… двух месяцев ей бы не понадобилось! Она бы раньше всех разнесла.

— А я не говорила? Мама заболела. У нее была киста яичников. И подозревали рак. Положили ее в онкологию…

— Тьфу! Катька, никогда не рассказывай детям сказки! А то у тебя Иван-царевич сначала женится, а потом пойдет себе проблем добывать! То есть началось все это дело с болезни твоей матери, так? Она в больницу, папаша то к ней, то на работу…

— Ну да!

— Ага. А вы оказались предоставлены сами себе. Янка отползла в церковь. А ты?

— А что — я? Кто-то же должен был шуршать по дому, готовить полезные бульоны и все остальное, стирать, гладить, убирать…

— понятно. Тебе и без религии было чем заняться. А чего ты малявку к делу не приставила?

— приставишь ее! Она как что сделает, так хоть топись! В магазин пошлешь — вместе с продуктами накупит себе килограмм косметики! Пыталась постирать. Бело белье загрузила вместе с цветным! Отпарила одежду так, что ее пришлось перестирывать заново!

— Это как?

— Молча! У нее ручка потекла, она на нее утюг поставила на пять минут…

Я кивнула. Яс-сно… Лучший способ избавиться от домашних дел — это убедить всех и каждого в своей полной беспомощности. Тогда тебя оставят в покое, и ты займешься, чем пожелаешь.

— Мать начала наводить порядок и умерла?

— Да. Ее машина сбила.