Древние знания – на службе современности. Ancient knowledge – to the service of today - Сергей Каменский

Поэтому, первый и ключевой вопрос здесь опять тот же, что и при проведении любого следствия: Кому это выгодно? И второй, уже чисто научный: Почему это происходит? Можно, правда, в дополнение, еще один: что получает от всего этого народ в целом? И если уж совсем по большому счету – все жители планеты?

Как и когда все это начиналось?

Нетерпимость и агрессия по отношению ко всем «чужакам» были в большей или меньшей степени свойственны человеческому сообществу всегда. Это заложено в нашу биологию, а точнее, в стремление к самосохранению – по-другому в животном мире не выжить. И только в нашу эпоху все это стало понемногу ограничиваться международным правом. Как оно пока работает, видно всем – и в чью пользу, в пользу сильных…

Сейчас, после Ч. Дарвина, все это уже не требует долгих обьяснений. Борьба за выживание – движущая сила, лежащая в основе существования всего живого на планете, в том числе и нашего биологического вида, всех нас. Закон этот справедлив и для человеческих сообществ. А часто весьма изощренные и наукообразные обоснования идеологов этих разных форм антигуманизма нет даже смысла обсуждать – это каждый раз очередной, для приличия, камуфляж на чистую биологию. Неуклонно подкрепляемую, кстати, основополагающими, исключительно экономическими, принципами рынка. Ведь он тоже был с человечеством с незапамятных времен. Это – А. Смит и Д. Рикардо; а после, вплоть до наших дней, К. Маркс, Ф. Энгельс и В.И.Ленин. Ну а теперь потребительский рынок почти повсеместно господствует на планете, а с ним возвращается и примат биологии. А значит, агрессии....

До 18-го века, когда в Европе началось мучительное формирование национальных государств из раздробленных монархий, осколков Священной Римской империи, слов этих в живых языках вообще не было – за исключением используемого только академической наукой понятия ксенофобии. Была только непрерывная череда конфликтов и войн между различными народами и народностями за территории и природные ресурсы – что воспринималось как естественный и непреложный порядок вещей: люди всегда неосознанно брали пример с живой природы. Но под все это подводилась соответствующая «идеологическая» и «правовая» база. Ну и, понятное дело, все эти деяния обьявлялись «богоугодными»: ведь у большинства народов или этносов Бог был свой, пекущийся исключительно о верных чадах своих. Странны все-таки диалектические парадоксы аберраций человеческой психики, когда желаемое выдается за действительное…

На Востоке, где традиции соблюдались гораздо строже, эти истины о «своих и чужих» были еще более непреложными. Вот, пожалуй, и вся предыстория.

Все аномалии да аномалии… А существует ли норма?

Несомненно. Это естественное чувство патриотизма или просто патриотизм: привязанность, преданность, любовь к своей земле, своему народу, своей стране. Закладывается оно с самого начала жизни человека, в глубинах его подсознания – и потому в явном виде, отчетливо, не осознается. В норме это спокойное, без какой-либо экзальтации, чувство – как ровное, мягкое тепло, оно с детства и до конца дней незримо всегда с человеком, прибавляя ему сил. Что значит лишиться Родины и своего народа, в полную силу знают лишь эмигранты и изгнанники из своей страны. Да еще, пожалуй, ее предатели.

Но под давлением жизненных обстоятельств, при взбудораженной или деформированной чем-то, нестабильной психике, патриотизм имеет свойство мутировать, перерождаться – в то, что мы описали. А это уже явная личностная и/или социальная патология.

Возьмем в качестве яркого «антипримера» известный всем американский патриотизм – его наглядно показали события 11 сентября 2001 и две (пока) последние войны. Заглянем для этого за видимую оболочку этого феномена.

Как известно, в любых свойствах личности (да и вообще в живой природе), во всем главное – мера. А вот она-то здесь и отсутствует. Это отчетливо выражается в непоколебимой убежденности, что все американское – лучше, больше, сильнее… чем у всех других народов. А также в редко скрываемом пренебрежительном отношении к тому, что и другие люди (неамериканцы) могут иметь свои собственные представления о том, что хорошо и что плохо, что такое добро и что – зло. И как нужно правильно жить всем другим народам.

Но именовать тогдашний всплеск эмоций эвфемизмом (то есть словом-обманкой) «ура-патриотизм» даже в такие трагические моменты никак нельзя. Скажем прямо: патриотизм, отказывающий другим народам в праве на любовь к своей земле – или даже на саму эту землю, равно как и на свободу выбора своего образа жизни, – это, как мы уже видели, национал-патриотизм или, просто национализм.

Любовь к своей родине естественна для любого человека. Но мы здесь разбираемся с патологическими разновидностями такой любви, которая не признает права на такую же любовь за другими людьми. И тогда она прямо противоположна гуманизму, т.е., равнозначна человеконенавистничеству. Или, как выражаются любители «политкорректности», ксенофобии – все-таки более прилично звучит. Ксенофобии, пусть даже неявной, скрытой под вежливой улыбкой. Часто похожей на приклеенную маску – обязательного атрибута любого потребительски-ориентированного общества – и в первую очередь, американского. В битой-перебитой старушке-Европе все это не так выражено, однако…

А бывает ли наоборот: когда чувство патриотизма отсутствует вообще? Да, часто случается. При неразвитости социальной – не говоря уже о духовной – сферы, человек только формально, де-юре (по паспорту) принадлежит к своему народу. И хотя он связан с ним не только фактом свого рождения, но и всеми сторонами своей жизни, но, тем не менее, в принципе неспособен ощутить себя неотьемлемой его частью. Для такого человека родина там, где сытнее или вольготнее живется. Проблема эта, конечно, намного сложнее и тоньше – и очерченная общая схема не соблюдается с такой же непреложностью, как законы физики. Ведь большая часть чувств зарождается на первых стадиях развития, в подсознании человека, и причины этого в норме неподвластны контролю сознания. В последнее время таких соеобразных космополитов, так сказать, «людей мира» в золотом миллиарде становится все больше. Жак Аттали назвал их «новыми кочевниками». Но это тоже требует отдельного разговора…

Гораздо более сложный и опасный (для общества) вариант перерождения чувства патриотизма часто возникает при, вроде бы, адекватном развитии и социальной, и духовной сущностей личности. Если изначально или впоследствие они сильно деформируются жизнью. Получается как бы «любовь наоборот». Подсознательное стремление к исключительному и безусловному обладанию обьектом такой вот вырожденной любви – если потребуется, до его уничтожения, чтобы он не достался никому чужому. В обыденной жизни, как мы знаем, такие явления – не редкость. Подобные чувства, понимая их в широком смысле, всегда круто замешаны еще и на садомазохистских комплексах (здесь снова не могу удержаться от иллюстрации сказанного украинскими реалиями: это свойственно практически всем бывшим лидерам «оранжевой власти» – до сих пор…).

Еще немного глубинной психологии

При анализе явления национализма нельзя обойти еще один момент. Жизнь, как известно, штука сложная. И прожить ее – не поле перейти. А если по всегдашнему Марксу, это борьба. И по Дарвину тоже, и все, точка. Этим сказано все, несмотря на все благоглупости идеалистов. Из этого и будем исходить.

Стремление к жизни (вернее, к самосохранению), изначально буквально впечатано в психику человека. Как исходная системообразующая и управляющая – закономерно неосознаваемая, программа типа “exe.”. Это известно. Но силы жить ему дает возможность опоры на что-либо. Чтобы сохранять целостность психики и личности, не скатываясь при сильном давлении социальной среды в первобытное или растительное состояние. Это, пожалуй, тоже аксиома. Именно поэтому последней (из страстей человеческих) умирает надежда. Незадолго до физической кончины – за ненадобностью. Ученые из какого-то австралийского университета , получающие щедрые гранты и вооруженные магнитно-резонансной томографией, недавно даже высчитали эти сроки. Получилось час-два. Но мы здесь не об этом.

Так вот, на что может реально опереться человек? Это, конечно, он сам, семья, любовь, друзья, работа, вера, идеология и, наконец, свой народ, этнос, раса. Можно присовокупить сюда и увлечения (хобби).

Мы сразу же исключим из этого перечня самого человека: в вихре бурной сегодняшней эпохи редко кому удается надежно опереться на себя. Человек скорее ощущает себя щепкой в водовороте событий. Однако, и это отдельная тема.

Вот и давайте разберем эти варианты опор по степени устойчивости или надежности: