Хроника либеральной революции - Олег Мороз

Мне непонятно, например, почему никак не уйдет в отставку министр внутренних дел Виктор Ерин. Мне непонятно, почему не уйдет в отставку бывший демократ, а нынче неизвестно кто, никогда не унывающий запорожец-парубок Аркадий Мурашов, разваливший московскую милицию. Мне непонятно, почему не уйдут в отставку все те милицейские чины, которые не видят иного пути обеспечения безопасности граждан, как только их самообслуживание. Все они прекрасно себя показали, например, во время июньских событий в Останкине.

Конечно, с уходом одного, десяти или ста малоспособных деятелей само по себе дело не наладится. Надо еще, чтобы пришли более способные. Вообще много чего надо. Но тут как в математике: уход бездарных — дело хотя и недостаточное, но необходимое.

Постоянно возникает вопрос, почему не проводятся реформы в системе госбезопасности, ведь в результате со стороны этой структуры сохраняется постоянная угроза демократии.

Вспоминается разговор с заместителем министра безопасности, начальником Московского управления МБ Евгением Савостьяновым и его первым заместителем Александром Царенко, состоявшийся у меня тем летом. Савостьянов — видный деятель демократического движения. Был членом Координационного совета «ДемРоссии». Работал в мэрии Москвы при Гаврииле Попове. Я спросил Савостьянова, как он считает, многие ли его подчиненные сочувствуют тем направлениям, которых придерживаются газеты «Правда», «День», другие подобные издания.

— Многие, — был откровенный ответ.

— Большинство?

— Трудно сказать. Мы не проводили социологических опросов. Но думаю, что многие. В таких структурах, как КГБ, коммунистические и «патриотические» идеи были не пустым звуком. Я просто видел, каким тяжелым ударом стал для многих отказ от этих идей.

То же самое подтвердил первый зам Савостьянова Александр Царенко, кадровый сотрудник госбезопасности:

— То, что значительная часть наших сотрудников осталась привержена коммунистическим идеям, не подлежит сомнению. Мы ведь воспитывались на них. Они тесно переплетались с принципами подбора кадров, серьезно влияли на нашу работу. Все это в одночасье отбросить нельзя.

Царенко, правда, добавил, что на текущую работу Московского управления эти идеи оказывают минимальное влияние. Дескать, в данный момент в управлении твердое правило: твои политические взгляды в этих стенах никак не должны давать о себе знать. Как, однако, это проверить — дают они о себе знать или не дают? Трудно себе представить, чтобы не давали. Последовавшие вскоре события заставили еще больше усомниться в этом.

— Да, действительно, убедительно доказать, что реформы в этих структурах осуществляются последовательно и целенаправленно, мы не можем, — признался тогда на встрече с нами, группой журналистов, госсекретарь Геннадий Бурбулис. — У нас вообще нет ни одной структуры, — не только в системе МБ и МВД, — которая была бы стерильна в своей нацеленности на реформы.

Когда я слушал Бурбулиса, было явственное ощущение, что новые власти так же боятся «этих органов», как и прежние.

В начале июня 1992 года мне обещали устроить встречу с Ельциным. Как всегда, заранее подготовил вопросы. Не стану приводить их все. Процитирую лишь некоторые — те, что больше других иллюстрируют атмосферу и настроение того времени:

— Власть в России проявляет хроническую импотенцию: реформы идут ни шатко, ни валко. Повсюду — чиновничий саботаж. Что, так и впредь будет продолжаться?

— Продовольственное снабжение крупных городов, в первую очередь Москвы и Петербурга, помимо прочего, блокируется саботажниками — аппаратчиками, мафией. По-видимому, нужны какие-то решительные меры, вплоть до введения чрезвычайного положения?

— Чем объяснить этот странный указ о слиянии милиции и госбезопасности? Мы ведь это уже проходили. Политический вес руководителей ведомства-монстра, конечно, увеличивается, однако растет и хаос: у милиции и госбезопасности разные задачи. Не кажется ли Вам, что это ошибочный путь?

— Пресса пишет, что с каждым днем растет угроза военного переворота. Ваши противники собираются на нелегальных квартирах, на дачах, обсуждая ночи напролет один-единственный вопрос, — как отстранить Вас от власти. Почему Вы не принимаете контрмеры?

Насчет саботажа… Саботаж реформ в ту пору осуществлялся тотально и повсеместно. Еще в феврале эксперты Центра «РФ-политика» подготовили аналитическую записку, где говорилось, что в стране разворачивается процесс «всеобъемлющего, широкомасштабного, глубоко эшелонированного и предельно агрессивного партноменклатурного реванша, имеющего своей целью восстановление и усиление не только в России, но и во всех республиках Содружества номенклатурно-тоталитарного режима». По словам экспертов, саботаж всех реформ идет по двум основным направлениям: внутри госструктур засевшая там номенклатура тормозит и дискредитирует их прямо и непосредственно; «снаружи» та же номенклатура организует непрерывную идеологическую дезориентацию населения, нагнетает психоз и неразбериху, чтобы люди не могли понять, что же на самом деле происходит.

Саботаж шел на всех бюрократических уровнях, начиная с администрации президента. В начале апреля Сергей Шахрай, в ту пору госсоветник РФ, прямо заявил, что администрацией президента «саботируется исполнение около 70 процентов решений, принимаемых правительством». Саботажем, в сущности, руководит сам глава администрации Юрий Петров. Тогда шли разговоры, что Ельцин вот-вот отправит Петрова в отставку, и Шахрай приветствовал такую перспективу. Однако руководитель президентской администрации благополучно просидел в своем кресле до января 1993-го. Кадровая политика вообще была слабым местом Ельцина.

Тогда же, в апреле, Шахрай набросал одну из возможных схем государственного переворота, который способна осуществить непримиримая оппозиция: депутаты — противники президента доизбирают членов Конституционного Суда, так что число «номенклатурных» судей перевешивает число «демократических». Далее КС отменяет указ Ельцина «О приостановлении деятельности КПСС» (рассмотреть конституционность этого указа предполагалось в конце мая — начале июня). После чего Верховный Совет выражает недоверие правительству, отправляет в отставку и его, и президента. Денонсируется договор об образовании СНГ, к власти возвращаются «прежние» структуры, так что «союзные депутаты смогут собираться уже не в Вороново, а в Кремле».

Сергей Шахрай сообщил, что свое видение наихудшего развития событий в стране он «пытался» изложить президенту, однако тот не захотел его слушать.

…Встреча с Ельциным у меня так и не состоялась.

Впрочем, на некоторые из интересовавших меня (и не только меня) вопросов президент вскорости ответил.

В конце июня — начале июля ряд известных политических деятелей снова выступили с предупреждениями об угрозе государственного переворота. Наибольший резонанс вызвало заявление министра иностранных дел Андрея Козырева. Возможно, потому, что у всех на памяти еще было аналогичное скандальное заявление его союзного предшественника — Эдуарда Шеварднадзе. 30 июня в интервью «Известиям» Козырев предупредил, что события, происходящие в России, очень похожи на то, что было в Германии в 1933 году, накануне прихода к власти Гитлера. По словам Козырева, в России поднимает голову партия необольшевизма. Как считает министр, угроза переворота вполне реальна. Его могут осуществить либо в форме так называемого очередного съезда КПСС, либо путем «аппаратного реванша». Не последнюю роль в нагнетании атмосферы нестабильности играют силовые структуры — бывший КГБ и военное ведомство. Именно они «создают ситуацию, толкающую к применению силы» — в частности, с помощью соответствующей подачи информации. Кроме того, Козырев возложил на военных ответственность за расползание оружия по «горячим точкам» СНГ. Поэтому, сказал министр, возможно, требуется провести радикальную реформу органов госбезопасности и военных ведомств. А вообще, по мнению Козырева, в нынешней ситуации единственная надежда на предотвращение переворота — президент: только он может реально противостоять необольшевизму.

Это заявление Козырева вызвало недовольство в коридорах власти. Особенно не понравилась та его часть, где он выдвигал обвинения в адрес силовиков. В тот момент никто не хотел с ними ссориться. В результате уже на следующий день появилось «разъяснение» советницы министра: дескать, Козырева неправильно поняли, на самом деле «в интервью речь шла не о деятельности нынешних российских ведомств, а об опасности тех методов, которые применялись советскими спецслужбами в прошлом».