Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

Ирма давно чувствовала себя той маленькой девочкой, укрывшейся под боком самого страшного зверя из всех, что рыщут вокруг. Даже Ангус, наверное, немного побаивался капитана. Хотя бы иногда. Но она — нет, хотя так сложилось далеко не сразу. Разница между жизнью и сказкой для Ирмы была небольшой. Заключалась в концовке: возвращаться домой не хотелось.

Хотя ей уже и некуда было возвращаться.

Фадл окончательно погрузился в ночь: прохладную, как всегда в пустыне, но всё равно приятную. Ветерок больше не доносил запахов боя — он пах лишь жасмином и лаймом. Стихли звуки и последних схваток на окраинах, и празднования победы во дворце.

В жизни шагающих под «ржавыми» знамёнами война заканчивалась только в такие моменты. И лишь до утра.

Интерлюдия. Дни прошлого

Клемент понимал: раненый конь его к своим не вынесет.

Имени лошади он не узнал — уже третья за битву, принадлежала прежде какому-то сквайру. Теперь поздно спрашивать. Конь хрипел и почти отказывался слушаться: проколотый пикой бок оставлял ему немного времени. Но Клемента куда больше волновала собственная судьба.

Он не понимал, почему конная атака захлебнулась так быстро. Никто не ожидал, что пикинеры командора Мендосы побегут при виде рыцарей, конечно — да никто и не приказывал решительно их отбросить. Довольно было просто остановить, в идеале — сковать боем, лишив фланг балеарцев манёвра. Однако всё обернулось настоящей катастрофой. Тяжёлая конница стирлингцев разбилась об ряды противника, словно яйцо об сковородку. Клемент и моргнуть не успел, как оказался среди врагов один: многих всадников сшибли с коней да повытаскивали из сёдел, остальным след простыл.

Он даже не помнил, как выбрался. Похоже, Клемент получил по голове и потерял сознание: чудом удержался в седле, а раненый конь со страху бросился прочь сам.

Более-менее очухавшись, Клемент осознал: он ещё и безоружен. Копьё, конечно, сломалось при ударе в ряды балеарцев — осталось в чьей-то груди. Меч рыцарь потерял, остался только закреплённый ремнём щит. И кинжал на поясе, но для настоящего боя это не оружие.

Голова гудела страшно. Ощупав шлем, Клемент обнаружил пробоину: хорошо, что ниже были ещё лёгкий черепник и толстенный подшлемник. Иначе уже не пришлось бы ни о чём беспокоиться. Тьма перед глазами рассеялась, хотя полупрозрачные пятна ещё мелькали. Самое время осмотреться.

Но тут колени лошади подкосились. Клементу хватило сноровки, чтобы вовремя вытащить ногу из стремени. Окажись он придавлен умирающим конём — и это точно конец, но повезло. Повезло даже с падением. Земля на морозе сделалась нынче твёрже камня, но под холмиком как раз намело небольшой сугроб.

Помянув Нечистого и попросив у Творца Небесного прощения за это, Клемент присел. Горячая кровь растекалась под конём, топя свежий снег. Первое, о чём подумалось — нужно прервать мучения животного.

— Королевство Стирлинг не забудет доброй службы… — пробормотал Клемент, занося кинжал.

Кончено. Теперь уж точно пора осмотреться… Подняв забрало, рыцарь едва разобрал, где находится.

Вновь усилилась метель, из-за которой с утра сражение развивалось медленно. Сквозь снег, несущийся поперёк поля, кое-как виднелись ряды пехоты. Ярких флагов Балеарии рядом нет: только чёрные знамёна, на которых в пурге не разглядишь белого волка. Это наёмники Мендосы, а значит — Клемент недалеко от левого фланга.

Ну точно: виднелась и скала, надёжный ориентир. Только замок на её вершине скрылся в снежной дымке. Тагенштайн.

По крайней мере, Клемент не заблудится. Холода он совсем не чувствовал: сердце вовсю колотилось, даже брови от пота намокли. Это ненадолго, но если не засиживаться — мороз не страшен.

Вражеские пехотинцы наступали медленно. Им тоже нелегко двигаться по снегу, и сил бой отнял много: сколько бы ни травила солдатня баек о людях Мендосы, они всё-таки из плоти с кровью. К тому же наёмники держали плотный строй: боялись проморгать ещё одну атаку всадников.

Издалека грохотало, но вспышек сквозь метель видно не было. Балеарские пушки работали вслепую, для острастки — чтобы стирлингцы не решились двигаться по центру, надо полагать.

Виной тому пушки, удар по голове или мягкий снег — но всадника Клемент услышал в последний миг. Вскочил, поднял щит, однако напрасно: воин носил жёлто-зелёные цвета его рода.

— Сир! — всадник протянул руку. — Скорее! Нужно уходить, забирайтесь!

Лицо было наполовину скрыто шлемом, наполовину замотано от холода, но голос Клемент узнал. Это Киаран, оруженосец из его замка — совсем мальчишка, такому по уму и рановато в бой…

— Что с нашими? Где Освин? Логан?

— Нет времени, сир! Всадники ван Стекелена рядом. Нужно уходить!

Раз конница врага близко — то и правда не время для разговоров. Кое-как Клемент взобрался на круп коня. Мужчиной он был крупным, да ещё в латах, однако нынче не до заботы о лошади. Как-нибудь дотащит…

На прежних позициях рыцарей Стирлинга уже не было: сквайр повёз Клемента гораздо дальше. Смахивая снег, залеплявший глаза, рыцарь пытался оценить обстановку — тщетно. В пурге ничего не разберёшь.

— Так что с Освином? С Логаном?

— Об Освине не знаю, сир. Логана видел: он отступал.

Хорошо бы знать, конечно, как складывается бой в целом — да только кто на фланг доложит…

Сражение-то огромное. Одних тяжёлых всадников — рыцарей, сквайров и жандармов, король привёл к Тагенштайну десять тысяч. Примерно столько же набралось пеших латников, лучников и арбалетчиков из Стирлинга, да ещё подошли союзники. Балеарская армия под началом маршала Фалькао и командора Мендосы не уступала числом.

Клемент слышал, что ещё с утра балеарцы разбили силы Анри Бомонта и Гильома Скофела — но похоже, это ничего не решило. Как и успехи герцога Линкольна, впрочем. В том, что балеарская пехота научилась превосходно противостоять рыцарям, Клемент с горечью убедился давно. Казалось бы — нынешняя погода стирлингцам, привычным к холоду и снегу, должна быть на руку. Однако балеарцы и к суровым зимам успели приспособиться.

Немудрено. Сир Клемент родился незадолго до войны, а прошлой зимой справил сорокалетний юбилей — но мирное время всё ещё не наступило. Говорят, мудрые пэры и священники в столице уже называли эту войну Великой. Клемент в столице много лет не бывал, а уж тем более — дома, в далёких от неё северо-восточных землях. Всё время на передовой. И величия в войне он находил мало. Вот ужаса — порядком…

— Когда-нибудь эта война закончится… — прокряхтел он, слезая с коня.

Отступившая на высокий холм конница выглядела дурно. Очень много раненых: их разложили на снегу, побросав тёплые походные плащи с гербами лучших семей Стирлинга. Отвести в тыл, ясно, никакой возможности: тащить сюда телеги опасно, да и больно трудно в метель. Кто-то стонал, кто-то уже нет — может, многие из рыцарей успели тихо умереть. Кругом фыркали кони, из их ноздрей валил пар. Простреленные знамёна бились на морозном ветру.

К облегчению Клемента, молодой сир Виберт Освин выбрался из боя. Он стоял на коленях, снегом стирая с лица кровь, но едва ли был тяжело ранен. Логан тоже оказался здесь: выговаривал людям в своих цветах, используя совершенно неприличные для рыцаря выражения.

— Мендоса наступает! — объявил сир Клемент.

Никого это не удивило, но взгляды всадников скрестились на Клементе не просто так. Нужно что-то решать: либо уходить, сдавая фланг армии, либо собраться с силами и встретить врага. Клемент колебался. Он верил, что сил у благородных мужей Стирлига ещё достаточно, но что касается духа — испытывал большие сомнения. Отвага часто иссякает куда быстрее, чем слабеют мускулы.

Далеко не все здесь приходились вассалами отцу Клемента. Многие носили куда более высокие титулы. Однако все ждали именно его приказа. Рыцарь ещё не решил, что скажет — однако набрал полную грудь воздуха, так, что горло и лёгкие вмиг заморозило. Тянуть никак нельзя, даже если решение будет ошибочным.