Семь лепестков зла - Галина Романова

Дэн щелкнул чем то за его спиной. Щелчок был металлическим, и Толику вдруг подумалось, что он передернул затвор. Толику стало так страшно, что он заплакал.

– Не убивай меня, Дэн! Не убивай!!! Я… Я ни в чем не виноват!!! Это все эти ведьмы!!! Это они!!! Я потому и удираю…

– Потому почему? – вкрадчиво шепнул Дэн Толику в самое ухо, прислоняясь к его спине животом и снова начав его обыскивать.

– Потому что жить хочу!

– Неубедительно. Жить все хотят, – мерзко хмыкнул Дэн, отшатнулся, зашел сбоку, схватил Толика за волосы на затылке, пригнул к крыше машины его голову. – Так почему ты удираешь?

– У меня две причины, – прохрипел Толик, скат крыши больно давил ему на кадык.

– Две? И какие же?

– Первая – я не хочу быть убитым тобой.

– Хм-мм… А вторая?

– Я не хочу убивать тебя! Отпусти! Мне больно! – взмолился Толик и вдруг понял, что еще минута, и он точно обмочит штаны.

– Ишь ты-ы-ы… – просипел Дэн с такой лютой злобой и так сильно надавил ему на затылок, что в кадыке у Толика что то подозрительно захрустело. – Убивать меня-я-а-а?.. Не хоче-е-ешь?!

– Нет, нет, нет! Отпусти!!! – надрываясь, хрипел Толик. – Отпусти, мне в туалет надо!!!

Дэн будто не слышал. Он больно держал его, не ослабляя хватки. Дыхание его вдруг стало резким и прерывистым. Каждое слово вырывалось из него с отвратительным зловещим присвистом.

– А ты то кому сдался? – вдруг будто вспомнил Дэн. – Кто меня то должен был убить?

– Я! – выдохнул Толик.

В паху вдруг будто что то взорвалось и сделалось горячо, потом сделалось так же горячо ногам. Он обмочился, господи! В глазах у него потемнело от унизительного страха и стыда, и тут он вдруг почувствовал, что падает на землю прямо под колесо своей машины. Дэн его отпустил наконец.

– Зассанец, – небрежно пнул его ногой Дэн и едва слышно рассмеялся. – Убивать он меня собрался. Зассанец!

– Не собирался, нет! – замотал головой Толик, царапая щеку о твердую мокрую землю, пахнувшую его мочой. – Потому и убегал!

– Разберемся! Давай вставай, садись за руль, и поехали, – приказал Дэн и снова пнул его под ребра, заставляя подняться.

– Куда едем? – спросил Толик, уже заняв водительское сиденье.

Он все время морщился. Сидеть в мокрых, мерзко воняющих штанах было отвратительно. «Я испорчу сиденье», – вдруг подумал он. От этой вони потом не отделаться. Как, как он посадит рядом с собой милую, скромную девушку?! И тут же увидел себя с размозженным черепом на том же сиденье. Дэн сел прямо за ним. Никто не помешает ему влепить Толику пулю в затылок, когда они отъедут куда нибудь.

Куда они едут?! Зачем?!

– Вперед, – не стал уточнять Дэн. – Там скажу, где сворачивать.

Они долго петляли по городу, потом выехали за его пределы. Толик вел машину осторожно – так Дэн велел, – чтобы не привлекать внимания патрульных. Доехав до указателя поворота на дачный поселок, Дэн приказал ему сворачивать.

Все! Здесь, в этих садах, он его и грохнет! И зароет на грядках, с которых только что убрали картофель. И его найдут лишь по весне, когда и опознать то будет невозможно.

– Куда дальше?

Толик сотрясался от животного ужаса, язык не держался в пересохшем рту. Рубашка прилипла к спине и животу. Он снова дико вспотел. И больше всего на свете боялся, что Дэн скомандует ему: здесь и сейчас. Пока ехали, он был еще жив.

Остановиться тот приказал возле неприметного кирпичного домика в два окошка. Во дворе над входом горела лампочка в железном кожухе и сновала взад-вперед маленькая собачка на привязи. Она не облаяла их, а лишь тихонько и ласково взвизгнула, завидев Дэна. На Толика она не обратила никакого внимания.

Дэн достал из кармана ключи. Открыл добротную тяжелую дверь из дерева. Толкнул в темноту Толика, потом включил свет и лишь тогда шагнул внутрь.

В доме было тепло, пахло ржаными сухарями, полынью и мокрой тряпкой. Видимо, кто то, а может, и сам Дэн мыл тут полы, узкие ковровые дорожки были выметены. В простенке между окнами стоял круглый старомодный стол. То, что стояло на нем, было накрыто домиком из двух газет. Рядом со столом, почти впритык – продавленный диван с одной подушкой и скомканным ватным одеялом. Следом – узкий, в одну дверь, одежный шкаф. И все, тесная комната для мебели закончилась. Виднелась еще одна дверь, видимо, в другую комнату. Но она была закрыта, и что там, внутри, Толик не имел понятия.

– Стой, где стоишь! – приказал Дэн и вышел ненадолго.

Вернулся он с сумками Толика. Выпотрошил их содержимое прямо на пол. Отложил в сторону листки с инструкциями к собственному убийству. Бегло просмотрел, хмыкнул почти весело, потом отложил. Потом толкнул в сторону Толика спортивные штаны:

– Переодевайся, зассанец! Я тут пока пошарю.

Шарил он основательно. Прощупал каждый шов одежды. Просмотрел каждый карман, каждый отворот и манжеты.

– Что то я не понял, – озадаченно почесал макушку Дэн, взглянул, как Толик натягивает на голый зад спортивные штаны, и снова повторил: – Что то я не понял!

Толик не вникал. Он стыдливо отворачивался, переодеваясь. Потом одернул рубашку, заправлять ее в треники не стал. Это уже вообще! Что искал, но не нашел Дэн, он так и не понял.

– Ладно, надо бы пожрать, а потом поговорим. Ты как? Есть хочешь?

С этими словами Дэн сдернул со стола обе газеты. Под ними в тарелках была вареная картошка целиком, квашеная капуста, свежие огурцы, укроп, тонкие ломтики домашнего сала. У Толика вдруг обильно потекли слюнки. Он почувствовал себя крайне голодным. Может, перед смертью так у всех бывает? Где то он, кажется, читал.

– Ты садись, малыш! – фыркнул Дэн, точно скопировав манеру старой ведьмы. – Раздели со мной скудную трапезу. Если честно, я уже успел соскучиться по такой вот простой еде. Бабы то все на изысках помешались. Считают, что их кулинарные пристрастия – прямая дорога в высший свет. Идиотки! Садись, садись, чего топчешься?

Толик послушно сел на старый скрипучий венский стул с растрескавшимся сиденьем, потянулся к вилке. Подцепил картофелину, рукой схватил кусок сала. Много откусил, начал жадно жевать.

– Чего это ты решил меня перед смертью покормить? – пробубнил он с набитым ртом, когда поймал на себе странный змеиный взгляд Дэна. – Или тоже на мне какое то снадобье испытываешь?

– Да нет, – он пожал плечами, отвел глаза. – Я же тоже ем. Чистая жрачка, не ссы. Так зелье то где, малыш?

– Какое зелье? – Толик уже хрустел капустой.

– Которое ты мне должен был в бутылку качнуть. Куда спрятал? Я не нашел его в твоих вещах.

– Так нет его. Удрать я хотел. Неужели не понял? Когда Настя сегодня ушла, я посидел, подумал и понял, что…

– Что понял то?

– Что убийца из меня никакой. Не смогу я. Не знаю, как с Лизой вышло. Наверняка это был не я. Наверняка это ты ее.

Дэн молчал, игриво похохатывая.

– Я в тот день не то что тачку угнать, себя с пола не мог поднять. Я был никакой вообще. А чтобы все так обставить… нет, это точно был не я. И фотки, те, что Машка мне подсовывала, лажа это. Вот так я сегодня подумал. И решил удрать. Чтобы в самом деле, а не понарошку убийцей не стать. Не смог бы я, Дэн, поверь!

Дэн молча его рассматривал, будто видел впервые. Поигрывал большим кухонным ножом, который мог в любой момент метнуть в него, и молчал. Потом со вздохом обронил:

– А чего же раньше то твоя соображалка тебе не подсказала, что ты не смог бы убить свою жену, а? Чего же старую ведьму трахал? Или все устраивало?

– Не все. Содержание устраивало, секс с ней… Сам знаешь, насколько это приятно, – пожаловался Толик с брезгливой гримасой. – К тому же я думал, что это единственное искупление за мой грех. Понимаешь, я в тот момент оказался в очень стесненных обстоятельствах и…

– Только идиот кивает на обстоятельства. Я лично с Машкой не спал, как она к этому ни стремилась! – жестко перебил его Дэн, схватил из миски огурец, откусил добрую половину и смачно им захрустел. – Каждый волен в выборе, Толенька. Каждый! Кто то выбирает праведный путь, кто то преступный, а кто то становится продажной тварью. А знаешь почему? Потому что родился таковым. Не мама с папой его таким сделали и не школа, мать ее, со двором. Это сущность его и ничего более! Выбор, который мы делаем в самый страшный, самый критический момент, делает за нас наше нутро. Наше настоящее Я, а не придуманное, не перевоспитанное, не вычитанное из книг и не скопированное с экрана! Твое подлинное Я! Так то, малыш!

Толик понуро опустил голову.

Может, и прав этот малый с ледяными, будто застывшими глазами. Может, он не стал таким, а был всегда? Потому и Лизка его имела, как хотела. И Машка потом тоже. И все его мечты о милой спокойной жизни – самообман, не иначе. И милая девушка со стыдливым румянцем, часто посещающая его в мечтах, сбежала бы от него на второй день.

– Ладно, мне по фигу, что там с тобой и у тебя. – Дэн наигрался и отшвырнул наконец кухонный нож в сторону, зацепил щепоть капусты, швырнул в рот. – Что думаешь делать?