Арктический мост - Александр Казанцев

На экране бортового телевизора виднелась беспредельная Тургайская степь, видимая с привязного, парящего над ущельем корабельного аэростата. По степи скакали всадники, что-то кричали, приветствуя аэростат и плывущий внизу корабль.

Эпоха великих работ! Повернутые вспять сибирские реки, оросившие пустыни Средней Азии; новый материк плодородия, поднятый энтузиазмом молодости; атомная энергетика, позволяющая оставить каменный уголь для химии потомков; расселение городов — миллионы вырастающих по берегам рек и в лесах чудесных домиков, отлитых в переносные формы из новобетона, миллионы портативных вертолетов, поднявших буквально всю страну на воздух от мала до велика, от десятилетних школьников до восьмидесятилетних академиков, новый транспорт, позволивший людям жить среди природы и только летать на службу в города. Эпоха великих работ! Она не может не гипнотизировать…

Алексей Сергеевич уже меньше сердился на горе-изобретателя, которому надо будет как-нибудь помягче объяснить, что нельзя поставить предполагаемый мост на быки — глубина океана пять километров и льды всегда дрейфуют, нельзя подвесить мост к аэростатам — ветер их сорвет и угонит…

На мостик поднимался Денис Денисюк, огромный, грузный, с квадратным лицом, пышными усами и узкими хитроватыми глазами.

За ним неторопливо шел неестественно прямой человек с потрепанной папкой в руках.

— Ах, это ты! — сказал Алексей Сергеевич, узнав одного из своих рабочих. — Что ж, пойдем ко мне.

Они прошли в каюту. Главный инженер, ничего не спрашивая, сел за стол, взял папку из рук Корнева и стал листать ее. Он не поднимал глаз, но Денис заметил, что у него покраснели уши.

Андрей Корнев сидел на краешке стула, напряженный, стиснув зубы.

Алексей Сергеевич вскочил:

— Что ж ты молчал до сих пор? Я ведь думал, что…

— Бред? — спокойно спросил Андрей.

— … а тут оказывается — технический блеск! — И Алексей Сергеевич, обойдя стол, подошел к Андрею.

Тот из вежливости тоже встал, слегка недоумевая. Главный инженер в упор рассматривал его лицо с грубоватыми, твердыми чертами.

Что он хотел в нем увидеть? Быть может, самого себя, каким он был много лет назад, когда обнародовал полудетскую идею ледяного мола и провалился с нею на диссертации?

— Почему молчал? Да не ко времени было, — ответил за Корнева Денис.

— Идея младенческая была, — добавил Андрей. — Нужно было сперва самому вырасти.

Алексей Сергеевич печально покачал головой. Нет, он не узнавал себя, удачливый инженер, в этом крутолобом и рано возмужавшем молодом человеке с дерзкими огоньками упорства или даже одержимости в глазах, с угрюмо ползущими к переносью бровями и плотно сжатыми, словно закушенными губами.

И в самом деле, если разобраться, история Мола Северного — история удач. Каждый противник проекта вносил в него что-нибудь новое, поднимая проект, а вместе с ним и его автора. Как ни была несовершенна карцевская идея преобразования Арктики, но в ней нуждалась страна, для которой круглогодичная навигация в полярных морях становилась необходимостью. Партия поддержала молодого Карцева, народ поднял его. А кто стоит теперь перед прославленным инженером? Нет, не горе-изобретатель, как подумал было Карцев, а скорее человек с трагической творческой судьбой…

— Не ко времени было, — повторил Денис.

— Да, да… — рассеянно сказал Алексей Сергеевич. — Идея, несозвучная времени… Как ты сказал? Нужно было самому вырасти?

— Да он для того жив Арктику пошел. Зараз и заочный институт закончил в прошлом году. В том у хлопца сила.

— И продолжал год работать на стройке простым рабочим?

— Готовился, Алексей Сергеевич. Хотел пройти через все профессии, которыми придется руководить. Мечтал Арктику изучить, где буду мост строить.

— Будешь?

— Буду! — решительно заявил Корнев.

— Слушай, — Алексей Сергеевич обнял Андрея за плечи, — ты, оказывается, крепкий орешек. Не сразу раскусишь. Или не орешек, а еж. Иголки во все стороны…

— Дикобраз, — подтвердил Денис.

— Почему же? — улыбнулся Андрей. Он редко улыбался, и улыбка меняла, молодила его лицо. — Я к вам без иголок.

— Нет, друг, и меня уколол. Впрочем, за дело. Важно другое…

— Арктический мост.

— Конечно, но и сам ты важен… Денис мне шепнул… Ты словно в монастырь схимником на нашу стройку ушел, порвал с Большой землей… с самыми близкими людьми…

Андрей Корнев поморщился:

— Нет, друзья у меня были. Вот Денис, например… А с моей судьбой не всякий свою свяжет.

— Неистовый ты какой-то. Да верно таким и надо быть…

— Так как же проект?

— Проект? Видишь ли, Андрей… Проекта у тебя нет.

— Как нет? — нахмурился Корнев.

— Если ты настоящий инженер, сам поймешь, что папка твоя — это совсем не проект… даже не техническое задание…

Андрей Корнев опустил голову и густо покраснел.

Алексей Сергеевич положил ему руку на плечо:

— Видишь ли. Я вот говорю с тобой, как старший, а ведь годами недалеко от тебя ушел. Пути у нас разные… а мечта — одна. Один умный человек говорил мне, что важна не только мечта, но и ключи к мечте. И если мечта у человека, то ключ к этой мечте всегда у народа.

— Ключ не находят. Ключ делают, — твердо сказал Корнев.

— И я о том же… Вот соображаю, сколько времени нашему ледоколу плыть до Каспия, а там “вверх по матушке по Волге” до Москвы. Что, если нашим инженерам не дать на гидромониторе скучать? Позволить им до конструкторских дел дорваться? А, как ты думаешь, Корнев? Вычертят ключ?

— Если бы… вместе с вами, — сказал Андрей, с надеждой глядя в глаза Карцеву.

Денис неожиданно сгреб обоих инженеров в объятия и столкнул их:

— Дюже добре, товарищи созидатели, еще одна великая арктическая стройка будет.

В Московском Гипромезе, во Дворце проектов, где тысячи советских инженеров проектировали металлургические заводы для многих стран мира, произошло маленькое, но сенсационное событие. Рядового, ничем не примечательного проектировщика Корнева вызвал к себе заместитель председателя Совета Министров СССР Николай Николаевич Волков.

Вспомнили, что Степан Григорьевич Корнев когда-то был главным инженером крупного завода, метил высоко, но потом “загремел”: это о нем, о человеке, “не делающем ошибок”, “особом” типе руководителя, в свое время приспособившемся к определенным условиям, была напечатана статья в “Правде”. Словом, карьеры у Степана Григорьевича не получилось. Он прослыл неудачником, стал желчным и неприятным в общении.

И вдруг теперь вызов во Дворец Советов! Речь могла идти только о крупном назначении. Ведь Степан Григорьевич все-таки был человеком знающим и безусловно одаренным.