А что же завтра? - Айвен Саутолл

Он кивнул на верх.

— Я там спать не смогу, так и знай. Я бы там умер.

— Не знаю. В доме ты все равно спать не будешь, так что придется тебе умереть.

— Может, ты мне хоть пару одеял добудешь?

— Ну и бывалый же ты бродяга, закаленный.

— Там сидишь под самой крышей, — жалобно сказал он. — А ведь это голое железо. Ты об этом не думала? Поднимись да приложи ладонь к крыше, сразу почувствуешь.

— И не подумаю. Какая глупость.

— Просто я замерз. А ты так долго не шла.

— Да, видно, тебе любые лишения нипочем.

Она поставила поднос на прилавок и сама зашла с другой стороны, обойдя ящик с чаем — тот самый ящик, из-за которого она днем высунула голову.

— Придвинь-ка табуретку, Сэм, и давай ешь. Обед вкусный, если кто любит тушеное мясо. Конечно, я могла бы и пирог мясной испечь.

Ее было плохо видно, свет от двери не доходил до прилавка. Она сидела там на чем-то, так что ее глаза приходились вровень с его глазами. И, как ни странно, они у нее немного светились, будто две неяркие лампы, верно, откуда-то свет все-таки набирали. Он живо, как электричество, ощущал ее присутствие. Но запах от обеда шел божественный…

— Это, в кружке, горячее молоко, — сказала она.

— Спасибо.

— В нем немного солоду.

Он наклонился над кружкой, принюхиваясь, — глубоко, и мелко, и по-всякому.

— Давай пей, Сэм. Не всю же ночь тут сидеть.

— Да пью я, пью. Понюхать тоже хочется. Господи!

— Ты что божишься?

— Я не божусь.

— Нет, божишься. Поминаешь имя божие всуе.

— Ого! Да ты совсем как тетечка.

— Какая еще тетечка?

— Моя тетечка Фредерика Виктория Клеменс.

— Ты шутишь?

— Какое там.

Немного погодя она сказала:

— Папа вернется часа через два.

— Да?

— Я пойду в полдесятого.

— Куда пойдешь?

— То есть как? Ясно, домой. Куда же еще? Запру магазин до его прихода, чтобы уж не рисковать, наверняка. А тебя что, в первом классе из школы выгнали? Утром открою, так что спи спокойно. Смотри только не высунься, пока не убедишься, что это я.

— А вот и высунусь. Прямо так и крикну: «Эй, мистер! Это я, Сэм. Ну и дочка же у вас, скажу я вам. Запрятала меня здесь на антресолях да еще отдала половину вашего обеда».

— А вот и нет, — сказала Мэри. — Я тебе собачью долю отдала.

— Благодарю, — сказал Сэм.

— Если захочешь, мы представим, будто ты ранний покупатель. И потом ты сможешь попроситься дрова поколоть. Хочешь?

— Угу.

Отличная густая тушенка. С характером. Отличная. Не хуже маминой. В маминой меньше мяса было.

— Хорошо бы он позволил тебе остаться. Верно ведь, хорошо бы, Сэм?

— Пожалуй.

— Ты мог бы работать подсобником. Помогать мне.

— В каком деле?

Она хихикнула, и это его удивило.

— Понравилась моя тушенка?

— Спрашиваешь.

— Больше нету, так что не проси добавки. Все, что было, тебе досталось, и объедки с папиной тарелки тоже.

Даже если бы и так. Сэму наплевать.

— Пойду, пожалуй, принесу одеяла. Чтобы уж они тут были. А то, когда он вернется, может, и не получится.

А он уже сомневался, что они ему понадобятся. Ему и без того уже было тепло, уютно, сытно. Как толстому коту. Можно сказать, даже жарко. Ну и тушенка — чудо! Со специями, от которых волосы дыбом встают и пот прошибает. Те же запахи, что и во всем магазине. Пряности. Сэм впервые с ними столкнулся, он был рад этой встрече. Запахи разные, их можно перебирать по одному, а вместе смешанные, они содержали в сердцевине тушенку Мэри. Может быть, она просто отрезала угол магазина и прямо бухнула в горшок с водой.

Мэри вернулась с охапкой одеял.

— Кончил? — спросила она.

— Ага. Вкусно было. Очень вкусно. Ты здорово умеешь готовить.

— Умею немного. Но самой мне, бывает, в горло не идет. Тушенка, тушенка, тушенка. Никакой фантазии. Одна дурацкая тушенка. Ну, полезай наверх — я передам тебе одеяла.

— Уже?

— А ты что, хотел их внизу оставить? Если тебе потом лезть с ними в темноте, ты непременно полетишь и еще себе шею сломаешь. Тут-то нам и конец придет.

— Неужели?

— Может, ты рассчитываешь, что папа не услышит, как ты сверзишься? Да у него уши как у слона. Он ими хлопает. А спит он вон за той стенкой. Так что смотри не вздумай храпеть и скрежетать зубами.

— М-да, — сказал Сэм, — может, мне безопаснее уйти прямо сейчас?

— Ну, уж это твое дело решать.

Но ему сейчас уходить вовсе не хотелось. На ночь глядя. Да еще когда Мэри рядом. Чувствовать ее так близко было удивительно: какая она, ни на кого и ни на что не похожая. Вот тебе и приключение, почище путешествия в чужую страну. Поэтому он вскарабкался по лестнице, протянул вниз руки и поднял три одеяла, желтых, мохнатых, в брызгах дождя. А вслед за ним по лестнице поднялась и Мэри. Еще того интереснее. Факт. Он вроде и ждал этого, а теперь вдруг засомневался.

— Я тебе помогу устроиться, — сказала она. — Чтобы было уютно, тепло и снизу не видно. Я в скаутском отряде для девочек состою, умею устраивать привал. А ты состоишь в скаутах?

— Я в газетчиках состою, — ответил Сэм. — Некогда мне было в скаутов играть.

Она села на антресоль, свесив ноги. В свете, падавшем от двери, ему был виден ее профиль, весь профиль — и лицо, и фигура. Славная она. Про постель она словно бы забыла, и ладно.

— Двадцать пять минут девятого, — сказала она.

— Да?

— У нас осталось времени час и пять минут. Если он не даст тебе работы, мы, может, больше не увидимся.

— Наверно.

— Тут по соседству и ребят почти нет. На милю — двое. Да и те никудышные. Меня от этих мальчишек просто тошнит, от всех до единого. Сколько я их знаю, они все никудышнее и никудышнее становятся.

— Ага. Я понимаю.

— Понимаешь?

— У нас на Уикем-стрит то же самое. Такие девчонки, ну кому они нужны? Ужасные. Через десять лет, ручаюсь, они откроют на нашей улице клуб старых дев, и Роз будет в нем председательницей.

— Кто это Роз?

— Одна никудышная девчонка, — сказал Сэм.

— А здесь тоже откроют клуб зануд и лоботрясов. Фу! Я их просто не выношу, особенно Сида Каллена.

— А чем он так уж плох?

— Да пристает все время. Покою от него нет. Я его не перевариваю. А вот ты, я не знаю, может, и ничего.

Сэм на это ничего не сказал. Что на это ответишь? Вроде бы и так, без ответа, хорошо.

— А кем ты собираешься быть, когда вырастешь, Сэм?

— Пилотом.

— Это кто?

— Да летчик, на аэроплане.

— То есть в небе летать?

— Ага. И совершу беспосадочный перелет через полюса.

— Ну да уж.

— Совершу.

Удивительно было смотреть, как она говорит, какие у нее ужимки, какая она вся девчонская. У него от нее дух захватывало. Он еще никогда так близко не рассматривал девочек. Сидит против света, вся такая плавная, затененная, знает, что он на нее смотрит, и позирует ему, а у него от этого кровь так и стучит.

— А ты кем хочешь быть, Мэри?

— Неважно, кем хочу. Я здесь так и застряну. Папа говорит, что оставит мне лавку в наследство. Представляешь? Можно подумать, что он мне завещает английский королевский престол. Я, наверное, должна кричать «ура!». А по мне, лучше бы он кому-нибудь другому ее оставил.

— Кому?

— Да кому угодно. Только бы не мне. Я бы хотела поехать в Германию.

— Это еще зачем?

— Хочу посмотреть замки на Рейне.

— Ну, на это немного времени уйдет.

— На перелет через полюса у тебя тоже много времени не уйдет.

— Это другое дело.

— Чем другое?

— Этого еще никогда никто не делал.

— Ну и что? Я тоже еще никогда не была на Рейне. Важно, чего сам человек еще не испытал.

Это была правда, и Сэм нахмурил брови и на минуту задумался. Но почему ей так хочется посмотреть замки? Кому бы еще в голову такое пришло?

— Ну и ну, — сказал он. — Я о них и не думал никогда в жизни.

— А по-моему, в замках больше смысла, чем в полюсах. На полюсах холодно. Ты там в ледышку превратишься. Тут тебе от крыши холодно, а хочешь на полюс! Дурак ты, что ли?

Ему, конечно, нравилось, как она выглядит, но главное было не это, а какая она, кто она, то внутреннее, что было в ней, что придавало особенный распев ее разговору и зажигало искры в ее глазах, заметные даже в темноте.

— А меня возьмешь с собой, — спросила она, — в своем аэроплане?

— На Рейн?

— На полюса!

— Зачем тебе туда?

— А тебе зачем туда?

Об этом Сэм тоже на минуту задумался. Но ведь если человек решил совершить перелет через полюса, для этого как будто бы не требовалось никаких резонов.

— Нет, тебе со мной нельзя, — подумав, сказал он. — Я должен совершить этот перелет сам.

— Один-одинешенек?

— Ага. Иначе не стоит и пробовать.

— Тут что-то не так, — задумчиво сказала она. — Не знаю точно, но тут какая-то ошибка.