Звезда Одессы - Герман Кох

Мы уже некоторое время стояли там, почти не разговаривая; то, что надо было обсудить, мы обсудили в общих чертах. Макс уже раза два взглянул на свои водолазные часы; а однажды раздался писк — звуковой сигнал; Макс только покачал головой и глотнул еще виски.

И в этот пустой момент — без будущего, а если разобраться, то и без прошлого — снизу внезапно послышался шум шагов, а потом человеческий голос:

— Давай… давай…

Дверь в сад открылась, и вышла госпожа Де Билде. В руке она держала оловянную миску.

— Давай, мальчик…

За ней в сад вышел пес; мы слышали, как скребут по плиткам его когти. Собаки лучше чувствуют (интуиция или инстинкт?), из какого угла можно ожидать опасности; прежде чем уткнуться носом в миску, пес устало приподнял голову и долго смотрел на нас, не отводя взгляда.

— Давай… — сказала госпожа Де Билде; не подозревая о нашем присутствии у себя над головой, она достала из кармана фартука носовой платок и громко, протяжно высморкалась.

— Через полмесяца мы на две недели уезжаем на Менорку, — сказал я.

Продолжая наблюдать за тем, что происходило под нами, Макс несколько раз кивнул — почти незаметно. Услышав мой голос, госпожа Де Билде посмотрела наверх, наморщила лоб и прищурилась, словно ей мешал свет. Потом она пожала плечами. Шаркая ногами и качая головой, она устремилась к двери своей кухни.

Макс допил свой виски и посмотрел на меня.

— Мы уезжаем шестнадцатого июля, — уточнил я.

Часть 3

1

Гостиница «Мирамар» находится километрах в восьми к югу от Сьютаделья-де-Менорки, у маленькой бухты, на побережье, которое здесь, на западной стороне острова, почти повсюду вырастает из моря отвесной стеной. Напротив основного здания есть еще пятнадцать номеров: в каждом из них на первом этаже расположены гостиная, открытая кухня и веранда с распашными дверями, а на втором — спальни и ванная.

Мы помнили, что наверху было три спальни, но обнаружилось только две. В той, что побольше, стояла двуспальная кровать и имелся балкон; в другой спальне стояли изголовьем к стене две односпальные кровати с тумбочкой между ними.

— Я думала, возле ванной есть еще одна маленькая спальня, — сказала жена, подняв брови.

Мимо нас в спальню вошла Натали и положила гитару на одну из двух кроватей; потом она обернулась, заправила тонкие волосы за уши и тряхнула головой, чтобы они снова рассыпались.

— Я хочу искупаться, — сказала она Давиду, который остался стоять в дверях. — Ты идешь?

Как выяснилось в тот первый вечер, многое в гостинице не соответствовало нашим воспоминаниям годичной давности. Так, например, перед дверью столовой без четверти семь собрались десятки стариков; судя по объявлению на доске, висевшей в холле, столовая открывалась ровно в семь. Я огляделся вокруг: весь холл, насколько хватало глаз, был заполнен стариками. Они ждали между горшками с растениями, ждали возле бассейна с золотыми рыбками, карпами и черепахами, расположенного рядом с регистрационной стойкой. Некоторые почти спрятались за огромными аралиями, но все взгляды были устремлены на дверь столовой. Это приводило на ум стадо млекопитающих у водопоя или, точнее, больных зверей в зоопарке, покорно ждущих, когда откроется люк и смотритель бросит им еду.

— В прошлый раз тоже было так много стариков? — сказала Кристина, раздраженно оглядываясь на двоих, подталкивавших ее в спину: они были одеты так небрежно, что их мешковатую одежду можно было принять за ночное белье, и еще от них исходил едкий аптечный запах.

Позади них я увидел Давида и Натали, которые держались за руки; Натали положила голову на грудь моего сына, а он с мечтательной улыбкой смотрел прямо перед собой.

В самой столовой нас ждал второй неприятный сюрприз. Мы точно помнили, что год назад столики обслуживались очень приветливыми и предупредительными официантами, причем подавали закуску, главное блюдо и десерт, а перед закуской нас часто ждал еще и sorpresa del jefe[33] — корзиночки с анчоусами или тосты с мелкими морскими моллюсками. Но теперь был только шведский стол, перед которым немедленно образовались длинные очереди. Старики не торопясь накладывали себе как можно больше. Некоторые пары уже разработали систему: один стоял у буфета, а другой с тарелками в руках курсировал между буфетом и столиком, так что место в очереди не пропадало.

— Что ты делаешь? — спросила жена, увидев, что я не встаю в очередь, а усаживаюсь за столик на четверых.

— Я не хочу туда, — ответил я и подозвал официанта, который, судя по всему, принимал заказы на напитки.

— Но тебе же надо поесть! — крикнула жена из-за толпы стариков, готовой окружить ее со всех сторон.

Я покачал головой и рукой показал: «потом». Официант с блокнотом внезапно исчез, Давида и Натали тоже след простыл.

Все соседние столики уже были заняты, но толчея у буфета продолжалась; мне хотелось выпить пива и закурить сигарету. От ближайшего столика веяло не только уже знакомым аптечным запахом, но и мерзким запахом грязных подгузников. Я резко встал и протиснулся на улицу мимо тех, кто стоял у дверей столовой; очередь стала еще длиннее.

На парковочной площадке я закурил. Было еще совсем светло: над морем, у самого горизонта, висело золотисто-желтое солнце. Снизу, с пляжа, доносился шум волн, набегающих на песок. Я зажмурился. Внезапно я почувствовал необъяснимую потребность в наступлении темноты; я хотел, чтобы как можно скорее спустилась темная звездная ночь — а вместо этого видел яркий южный свет, немилосердно заливавший и красивое, и безобразное.

Когда я вернулся в столовую, жена, Давид и Натали уже сидели за нашим столиком.

— Смотри, что я взяла тебе, — сказала Кристина и показала на тарелку с холодным салатом из пасты, в котором я различил несколько микроскопических кусочков ветчины. — У горячего была такая толчея. Мы вернемся туда позже, когда будет посвободнее.

Она поднесла к моему бокалу бутылку и налила мне красного вина.

— Я спросила официанта, — сказала она. — Видишь, гостиница теперь принадлежит бельгийцу. Поэтому здесь так много бельгийцев. И поэтому здесь теперь шведский стол.

Бельгийцы! Я яростно закивал. Все стало на свои места. Как известно, нигде в мире вы не увидите столько уродливых людей, сколько в Бельгии, — разве что в Англии.

Я даже захихикал. Повсюду старики втыкали вилки в еду. Будь на то добрая воля, их головы можно было бы назвать характерными и даже организовать кастинг для фильма о средневековье, с массовыми сценами в старинном трактире; но когда доброй воли недостаточно, все характерное идет прахом и остается только уродство.

— Ты уже смотрела вокруг себя? — спросил я жену. — По-настоящему.

Давид и Натали тыкали вилками в макаронины; судя по всему, они держались за руки под столом. Жена хотела что-то сказать мне взглядом, но у меня не было ни малейшего желания расшифровывать ее сигналы. За последние минуты мое настроение скачкообразно поднялось, и я хотел, чтобы все так и оставалось.

— Мы сидим среди бельгийцев! — громко сказал я сыну и его подруге.

Под столом Кристина дотронулась ногой до моего бедра.

— В чем дело, мать твою? — выкрикнул я.

Кристина наклонилась к своей тарелке и повернула голову ко мне.

— Они могут тебя услышать! — прошипела она.

Я обвел взглядом жующих и тычущих вилками стариков — которые только что стали бельгийскими стариками — и пожал плечами. Я заметил, что Натали смотрит на меня, она ненадолго потеряла интерес к моему сыну и явно ждала продолжения.

— Англичане — плохие едоки, — сказал я, поднося бокал ко рту и снова ставя его на стол. — Вот почему все они — такие жуткие уроды. Если изо дня в день потреблять много муки и жира, то и другое будет выходить наружу через поры в коже. Но бельгийцы, можно сказать, отчасти едят как французы. Значит, их уродство должно иметь другую причину.

Теперь и Давид смотрел на меня, он положил вилку рядом с тарелкой.

— Ты читала «Сюске и Виске»?[34] — обратился я к Натали. — Такой комикс?

Она кивнула.

— Но мне никогда не нравилось, — добавила она.

— Мне тоже. Раньше я иногда их читал, и, что смешно, сначала мне не понравилось: я решил, что они не слишком реалистичны. Но, побывав в Бельгии, начинаешь понимать, что этот комикс основан на реальности. Буквально на каждом углу мимо тебя шаркают Ламбики, Йеромики и тети Сидонии. Оказывается, в этих персонажах нет ничего карикатурного. Они живьем разгуливают вокруг тебя. И они в самом деле уродливы.

На лице Натали появилась веселая улыбка, но Давид зевал, а жена сидела над пустой тарелкой и нисколько не скрывала, что совсем не слушает меня.