Серебряный волк - Алла Гореликова

— Купи чего в дорогу… — Лека заглядывает в привезенную Ясеком сумку. — У нас только сухари, яблоки и вино.

— Чтоб я сдох, — глухо говорит Карел. — Кажется, я знаю, что надо делать…

Серый оборачивается от двери.

— Лека, брат… и ты, Серега. Это, наверное, безумие. Вы… вам, наверное, лучше отказаться.

— Что ты придумал, Карел?

— Я еду искать гномов. Я сдамся им… иначе вряд ли получится. И буду говорить с ними о мире. Если им тоже нужен мир… тогда мы вместе придумаем, что делать. А если нет — что ж. Значит, для Таргалы все кончено.

Серега присвистнул.

— Я не могу тащить вас с собой на такое дело. Свою жизнь я вправе поставить на карту, но не ваши… не твою, Валерий.

Лека передергивает плечами. И решает:

— Так едем. План хорош, а детали можно обсудить и в дороге.

В ПОИСКАХ ГНОМОВ

Наверное, я слишком за них тревожился. Путешествие к предгорьям виделось рваными, разрозненными обрывками. Пыльный тракт, стылый ветер, хмурое небо. Голос Леки: «Как бы дождя не нанесло». Деревня. Пересохший колодец. Трактир — грязный, запущенный… По кружке дрянного эля и каравай хлеба на троих — полновесный серебряный полупенс. Овес для коней — еще четыре. Другой трактир — хлопающий на ветру ставень, мрачный хозяин: «Шляются тут всякие…»

Маленький городок, выросший у стен монастыря, они так и не спросили его названия. Глашатай на площади: «По слову короля, всякий, кто уклоняется от священного долга стать под знамена короля в войне с нелюдью, объявляется изменником короны». Шепоток за спиной: «Это что ж получается, любого теперь…»

Крохотный костерок и обступающая его тьма. Тихие разговоры.

— Хотел бы я знать, послал ли отец погоню…

— С тракта пора сворачивать, серьезно вам говорю.

— А кто спорит?..

Карел разделывает косулю. Усмехается:

— Не думал, что и сам заделаюсь браконьером.

— Что ты скажешь гномам, Карел?

— Меня больше волнует, как их найти.

— Почему бы не пойти в обход? Перейдем через границу, а у нас…

— Ты ее перейди сначала, границу. Нет, Лека. Слишком много времени потеряем. Надо искать гномьи ходы здесь.

Ночной лес, видимый до мельчайших подробностей, до листика, до травинки: Серый караулит с «глазом совы». Вспышка — и тьма.

Привычный полумрак кельи.

— Почему ты не ищешь сразу их встречу с гномами? — спрашивает Серж. Что я могу ответить?

— Ищу я! Не знаю, почему не выходит. Всплывают обрывки, хоть плачь.

— По мне, так ты просто устал.

— Да с чего бы!

— Известно с чего, с видений со своих! Ты на себя глянь!

Я пожимаю плечами.

— Серж, это даже не видения!

— Эти, — ехидно уточняет Серж. — А те, что на той неделе были?

Утекают безвозвратно дни — не мои, Карела. Уже и до гор рукой подать, а каждый упущенный день может оказаться роковым, у Карела впали щеки, осунулся, даже плечи вроде как и не такие широкие…

Я меняю амулеты, добиваясь прежней четкости видений… Тщетно. Ночами меня мучают сны, такие же бессвязные, обрывочные, не приносящие отдыха. Пресветлый пеняет на промедление, королевский хронист ухмыляется злой усмешкой Лютого, блестит перед глазами шпага имперца, отмахиваюсь тяжелым томом хроник. Стоит у окна, кусая губы, Юлия. Приходит покойный дядька, перебирает драгоценные безделушки гномьей работы, наваленные грудой на столе, бурчит: «Глупо ссориться с Подземельем! Запомни, Анже…»

И даже молитва не приносит успокоения…

Мне не хватает пресветлого. Его интереса, его задора и его направляющей воли. Светлейший отец Николас привычно осеняет благословением и отпускает:

— Работай, сын мой, и положись на Господа. Человек ходит, Господь водит, и не нам с тобой судить о путях Его. Всяким всходам свой срок…

Жди, короче, чего-нибудь да выждешь… Да когда ж они будут, всходы?!

В тот день, когда тревога и ожидание становятся совсем уж невыносимыми, рваные кусочки сменяются привычными связными видениями. Видно, правильно Серж говорил — и дару Господнему нужен иногда отдых…

Деревушку выдали петухи.

Стороживший на рассвете Лека, услышав кукареканье, сначала не верит ушам. Слишком уж это… слишком. В краях, где люди таятся от гномов, а пуще того — от других людей, так заявлять о себе может только сила. Лека будит Карела:

— Слышишь?

— Что? А, петухи… Так, где это? Буди Серегу, едем!

— Ты не думаешь, что там может оказаться застава? Или гарнизон?

— Заставы на тракте, Лека. А гарнизоны в городах. А здесь даже замков нет, не те места.

— Но петух… они ведь и не таятся!

— Петухов держат везде. От нечисти. — Карел встряхивает мокрое от росы одеяло. — Глупость, конечно, но в нее верят. К тому же на заставе был бы один петух, а там кричали два или три. Или четыре. Это деревня, Лека. Маленькая деревня. То, что нужно.

Но с поисками приходится немного повременить. Серый трясет почти пустой флягой, подхватывает котелок и идет к роднику. Карел, пожав плечами, раздувает почти погасший костер, достает холодное мясо, остатки хлеба. Едят молча, Серый все поглядывает то на Карела, то на Леку, наконец не выдерживает, спрашивает:

— Да что такое стряслось?! Лека, Карел?

— А что стряслось? — удивляется Карел.

— Тревожно мне, — бурчит Лека. — Кошки душу дерут. А Серега чует. Да ладно, решили так решили, чего уж. Сколько, недели три вслепую бродим? Давно пора чему-нибудь случиться.

— Кошки, говоришь? — Карел криво улыбается. — Может, нам там повезет, а, Лека? Поехали, ребята.

Тропка ведет к деревне, огибая странный лесок — поросшие грязно-серым лишайником, полузасохшие деревья, которые даже привычный к лесу Карел не может определить. Кони тревожно храпят, прижимают уши, даже флегматичный гнедой Карела норовит взбрыкнуть и пуститься наутек. Когда корявые черные ветви сменяются привычными еловыми лапами, Лека вздыхает с облегчением, признается:

— Давно мне так жутко не было.

— Да, не хотел бы я заночевать в том лесу, — кивает Карел. — Что-то там нечисто, это ясно.

— А что? — Серый оглядывается.

— Не знаю. Никогда о таком не слышал. Но, знаешь, раз люди рядом живут, оно на деле должно быть не такое страшное, как с виду. О, а вон и деревня!

— Ты был прав, — признает Лека, оглядывая горбы тростниковых крыш за невысоким плетнем. — Пять или шесть дворов, не деревня даже, выселки какие-нибудь.

Кони торопятся к жилью, навстречу метется брехливая кудлатая шавка, другая, Серый привычно цыкает. Из-за плетня выглядывает здоровенный мужичина, выходит навстречу и, загородив проезд, спрашивает с ленцой: