Приговоренный - Валерий Еремеев

– А у тебя тут ничего, майор, уютно. Порядок везде, – сказал он, задрав голову к потолку. – Ремонт когда в последний раз делали?

– Два года назад.

Таратута кивнул, повернулся к выходу, но почему-то передумал и подошел к столу Сыча, который все-таки решил встать.

– Вы еще не приступили к поискам беглеца?

– Приступил. Анализирую информацию. Вот решил освежить в памяти дело об убийстве полковника.

– Я тут подумал ввести в управлении мониторинг использования рабочего времени. Хочу, чтобы каждый начальник отдела к концу рабочего дня предоставлял мне письменный отчет, где он был и что делал на протяжении дня. Поминутно. Аналогичные отчеты все начальники отделов должны стребовать со своих подчиненных. Надеюсь, подобные меры научат вас более рационально относиться к своему времени, вместо того, чтобы рисовать на бумаге чертиков.

И Таратута показал на лежащий перед Сычом лист.

– Это не чертик, Владимир Михайлович. Это олень, – пояснил Сыч.

Таратута взял бумагу в руки, всмотрелся.

– Говорите «олень», а написано «Чикалюк».

– Это разные вещи. Олень – это олень, а Чикалюк – это автослесарь. Возможный свидетель в деле об убийстве. Проверить надо.

– Хорошо, работайте.

Положив бумагу назад на стол, Таратута вышел из кабинета.

– Да, – задумчиво произнес Богомаз. – Это тебе не Лапов. Тот, небось, даже не знал, что в конторе, кроме его приемной, имеются и другие помещения. А все-таки, как странно получается: совсем недавно мы его бизнес к ногтю прижать пытались, а теперь этот малыш нас под лавку загонит, да так, что и не пикнем.

– Допустим, бизнес не его, а отца, – уточнил Сыч.

– А какая разница? Только формальная.

Сыч порвал листок с рисунками и словами на мелкие кусочки, бросил их в мусорную корзину, аккуратно уложил бумаги в папку и сунул обратно в сейф. Надел куртку. Сказал Богомазу:

– Если меня будут спрашивать, я отправился ловить Тараскина.

– Главное, чтобы ты об этом в отчете не забыл написать. Время засеки, Руслан Петрович.

Тон у старшего оперуполномоченного при этом был полон сарказма.

Ловлю Тараскина майор начал как-то странно. Выбрав в скверике неподалеку самую удобную и целую скамейку под пышным цветущим каштаном, присел, закурил и, жмурясь, как кот на солнышке, принялся глазеть на проходящих мимо людей, преимущественно тех, кто принадлежал к женскому полу.

Май, настоящий май, целиком и полностью вступил в свои права. С теплом, запахом молодой травы и цветов, с оголившими коленки женщинами и с надеждой на что-то этакое, безусловно хорошее, которое непременно должно прийти вместе с новой нарождающейся жизнью.

Посидев так некоторое время, Руслан Петрович выбросил очередной окурок, аккуратно затушив его о край урны, чтобы не загорелась набросанная в нее бумага, вооружился мобильным и стал названивать знакомым. Знакомых у Руслана Петровича хватало, поэтому и звонил он долго: сотрудникам районных, городской и областной прокуратур, пенитенциарной службы, других силовых ведомств. Так что даже деньги стали кончаться, поэтому пришлось звонить Качибадзе и просить перекинуть на счет червонец. Уж очень не хотелось покидать это уютное местечко, пока он не завершит задуманное. В конце концов он выяснил, что членом комиссии по проведению служебного расследования в отношении должностных лиц следственного изолятора, где случился побег, является первый помощник прокурора города Борис Антонович Школьный. Нельзя сказать, что они были очень близкими знакомыми, но Сыч знал номер его мобильника, как и то, что договориться со Школьным в конечном итоге можно. Если хорошо постараться.

– Иди в задницу, Руслан, – отрезал Школьный. – Тут дел по горло, не знаешь, за что хвататься, а ты еще со своими проблемами лезешь.

– Проблема у нас с тобой общая. У меня, между прочим, есть все полномочия, чтобы…

– Вот и используй их, полномочия. Чего ко мне привязался?

– Ага, узнáешь у этих вертухайных чинуш правду, как же. У тебя все ж возможностей побольше.

– То есть ты меня в информаторы вербуешь. Я всю работу сам сделаю и результатами с тобой поделюсь, так?

– Борисыч, ты же знаешь. Я всегда оттанцую.

– Да с тебя толку как с козла молока.

– Почему? Если что-то надо, пристрелить кого-то или морду набить, я всегда рядом. Только свистни.

Школьный стал понемногу смягчаться.

– Смешно. Хорошо. Только не сейчас. Я сам еще ничего не выяснил. Давай часикам к шести. Тут неподалеку от тюряги заведение есть, «Зодиак» или «Космос», что-то вроде того, не помню. Давай там. Заодно и пожрем. Ты угощаешь. И запомни: на аппетит я не жалуюсь.

– По вечерам много есть вредно, – сказал было Сыч, но Школьный уже отключился.

Расставшись с так понравившейся скамейкой, Сыч поехал в Политехнический университет, где еще раз поговорил со вдовой Лапова, занимавшей там должность декана факультета, а в перерыве между парами – с его дочерью, учившейся там же. Потом направился в штаб ВВС к подполковнику Донченко, но тот уехал в командировку, поэтому Сыч решил попытать счастья с другим участником несостоявшейся охоты – гаишником Александром Ивановичем Столетним. Капитан Столетний служил в отделе выдачи государственных номерных знаков. Увидев убоповское удостоверение, он решил, что Сыч пришел договариваться насчет «блатных» номеров на автомобиль, и стал сетовать на бедность выбора, что номера типа «4747» или там «4114» уже кончились, а всего-то и остались номера типа «4423», «9122» или «3349». Правда, стоят они гораздо дешевле, а уж майору УБОПа вообще пойдут со скидкой. Есть, правда, номера типа «5553» или там «5999», но они не в его ведении. Это ему надо с самым высоким начальством договариваться.

Посоветовав предприимчивому капитану засунуть свои номерные знаки туда, куда он сам посчитает нужным, Сыч рассказал, зачем пришел. Столетний стушевался, но все-таки поведал подробности несостоявшегося охотничьего рейда. Почти все рассказанное Сыч уже знал, но было и кое-что новое. Так, капитан сказал, что новичок в компании по фамилии Чикалюк был приглашен егерем Козловым и что охотиться они должны были на уток.

По пути из ГАИ Сыч побывал в банке, где заплатил за коммунальные услуги и Интернет, заскочил на минутку на службу и в шесть часов как штык был у кафе возле тюрьмы, которое, к слову, называлось «Водолей», а вовсе не «Зодиак» и уж тем более не «Космос».

– Ты, майор, не поверишь, – говорил Школьный с набитым ртом, – это не побег, а анекдот какой-то. Такое только у нас могло произойти. Я помню, когда в армии служил, на последнем году службы по ночам в самоволку бегал. Так мне и то труднее было с территории части незамеченным выбраться, чем твоему бойцу из тюрьмы.

Тараскин бежал ночью. Из санчасти. Разогнул прутья решетки на окне, прошел по карнизу, перебрался на примыкающее к нему одноэтажное здание приема передач, которое соединяло внутренний и внешний периметр охраны, после чего оказался на крыше контрольно-пропускного пункта, с которой спрыгнул на асфальт уже с внешней стороны.

– Подожди, Борис Антонович, – не понимал Сыч. – Это у тебя на словах все легко получается. Но там ведь колючка под сигнализацией, прожекторы, часовой с автоматом. Как он мог пройти?

– Колючка была, сигнализация с часовым тоже. Только сигнализация уже месяц как не фурычит, а часовой спал, скотина. То есть я на сто процентов уверен, что спал. Правда, сам он твердо на своем стоит: не спал, и все тут. Во все глаза смотрел. Я его спрашиваю: почему ты тогда арестанта убегающего не заметил? А он молчит.

– Камер наблюдения, надо думать, тоже не было?

– Были. Камеры были. Новые, хорошие, импортные и очень дорогие.

– И все равно не работали?

– Прекрасно работали. Если что в эту ночь и работало, так это только камеры наблюдения.

– Тогда беглеца должны были увидеть на мониторе.

Школьный коротко посмеялся.

– Чтобы кого-то увидеть на мониторе, надо, чтобы кто-то на этот монитор смотрел. А если смотреть не на монитор, а порнуху по ноутбуку с подключенным беспроводным Интернетом, то на хрена, спрашивается, нужны все эти камеры наблюдения.

– Согласен. Сигнализация не работала, часовой и дежурные офицеры на КПП головотяпы. Но решетка? Это самый бронебойный аргумент против всех побегов. Тараскин далеко не дистрофик, но разогнуть решетку? Не перепилить даже, а разогнуть? В это с трудом верится.

– Несколько лет назад сюда к нам комиссия по защите прав заключенных приезжала, смотреть условия содержания. Даже иностранцы были. Начальство решило к их приезду облагородить фасад больничного блока. Среди прочего старые толстые решетки, которые тут еще со времен царя Гороха стояли, сняли, а заменили новыми, можно сказать, декоративными. Правда, и новую решетку одному человеку разогнуть не под силу, поэтому сразу заподозрили сообщника. Выяснилось, что вместе с ним из его камеры в санчасть попал еще один человек, Шелудько Виктор, так, ничего особенного, жулик низкопробный. В камере между ними и еще двумя арестантами конфликт произошел, ну, Шелудько и беглецу твоему наваляли, почему они собственно и оказались в больничке. Шелудько челюсть повредили, зуб выбили, а у Тараскина два длиннющих пореза на теле, ему даже швы накладывали, и сотрясение мозга. Шелудько ему помогал, кроме него некому. Но заперся, подлец. Ничего не знаю, ничего не видел. Спал сном праведника и про побег узнал только утром. Ну правильно, зачем ему на себя лишнюю статью брать? И не надавишь на него особо, потому как больной все-таки.