Не садись в машину, где двое (рассказы, 2011) - Людмила Петрушевская

Встает со стула, берет сразу три стула, видит веревку под стулом, сматывает, думает, куда деть, вешает себе на шею, тащит стулья вон. Хлопает дверь. ОН выходит из-за занавески, дико смотрит по сторонам, хватает со стола мыло, тут стук двери. ОН прячется за занавеску на то же место.

ОНА входит, лезет под стол, надевает его себе на голову, выносит. ОН выскакивает из-за занавески, хватает одеяла, простыни, подушки, свертывает в рулон, торопится, не успевает. Стук двери. ОН оставляет их на полу, прячется за занавеску. ОНА входит, берет рулон и уходит. ОН выскакивает, мечется, запирает шкаф на торчащий ключ, ключ прячет в карман. Тут стук двери. ОН прячется опять за занавеску. ОНА пробует открыть шкаф, не выходит. Она идет на кухню, возвращается с ножом, вскрывает шкаф, вываливает оттуда все вещи, все тряпки и книжки.

Занавеска шевелится от полноты чувств. Над одной книгой она задержалась. Звонит по телефону.

Пауза.

Откладывает книги в сторону, просматривает тряпье, находит костюм, примеривает на себя. Осматривает, звонит.

Шевелится занавеска. Она разбирает вещи, находит скатерть, звонит. Никто не подходит. Еще раз набирает номер, вздыхает. Завязывает узел, уходит. ОН выскакивает, бегает по комнате, выбегает, возвращается с кастрюлей в руке, прячется за занавеской. ОНА входит.

Пыхтит, толкает шкаф плечами, звонит.

Смотрит.

Ждет. Кладет трубку.

Толкает шкаф плечом.

Толкает шкаф.

Толкает шкаф.

Толкает шкаф.

Звонит.

Кладет трубку. Смотрит на кровать.

Идет к кровати.

Ходит между шкафом и кроватью.

Уходит.

ОН выскакивает из-за занавески, ставит шкаф на место. На шкаф ставит кастрюлю, на самый край, из-под матраса достает пакет, прячет за пазуху. Стук двери. Скрывается. ОНА пшикает из баллона на матрас и вокруг себя, на занавеску. Уходит. ОН выскакивает из-за занавески, машет вокруг себя рукой, открывает форточку, вентилирует занавеской воздух, роняет пакет, скрывается за занавеской, потому что ОНА входит.

Подбирает пакет с пола.

Бросает.

Пыхтя, тащит матрас с кровати.

Говоря этот текст, она перебирает письма.

Бросает на пол.

Читает.

Поворачивает ключ в двери шкафа, открывает его, смотрит, что там, выкидывает на пол пальто, кофты, одежду. Звонит.

Берет рулон ковра, утаскивает на себе. ОН выскакивает из-за занавески и смотрит на вещи, разбросанные по полу. Что-то поднимает, прячет за пазуху. В этот момент слышно, что ОНА уже вошла в квартиру, и ОН прячется в шкаф. ОНА входит, поворачивает ключ в замке шкафа и тащит шкаф по направлению к входной двери.

Людмила Петрушевская

Интенсивная терапия

разговоры

— Это что, я уплываю? Я у вас сейчас уплыву.

— Больной, вы меня слышите?

— Видишь ли, раньше это было довольно целенаправленное движение, только я не знал об этом, ну, участвовал как-то сам по себе. Короче, я не знал, чем это пахнет. Я не знал, что каждый момент ведет меня именно в данном направлении, что Мара поставлена на моем пути специально, что до нее не так все было устремлено сюда, в мое теперешнее положение… Или состояние.

— Больной, как чувствуете? Лучше?

— Я не хочу умирать.

— Как чувствуете? Слышите меня?

— Так хочется жить, просто жить. Я не могу передать. Страх. Я никогда не боялся смерти, понимаете?

— Как чувствуете, больной? Молчит.

— Мара была маленькая, толстая, стриженная почти под ноль, носила короткие юбки и короткие чулки специально, и при каждом шаге были видны ее голые ляжки, она специально так ходила… Шары, понятно? Шары, она вся состояла из шаров сала. Маленькие шарики сала, большие шары, небольшой шарик головы, шары глаз… Красный шар во рту.

— Вы слышите нас? Алё! Минутку, сейчас…

— Шар в промежности, пятки, желтые шарики, два огромных шара ягодиц. Она валялась на нашей кровати. Она однажды приготовила почки, купила и припасла килограмм почек, взяла у кого-то из соседей поваренную книгу, приготовила. Потом это уместилось в маленькую кастрюлю, и она ходила с этой кастрюлей, пробовала и стонала от удовольствия. Тогда пришел этот Гена, он давал мне работу, один раз я ставил массовое действо в парке. Приехала какая-то моя знакомая Ольга, Гена играл на гитаре, Ольга начала петь. Я вообще эту Ольгу не знал, она приехала, потому что надеялась через меня, услышала, что я работаю в клубе, получить работу, она хотела работать в клубе методистом… Потом ее задача уже была очаровать Гену. Она поняла, что он значительное лицо. Она пела, Гена играл на гитаре, а наша Мара как в насмешку лежала на кровати, и видны были ляжки, то, что все женщины скрывают. У нее юбка задралась сзади. Я смотрел на Ольгу, Ольга была красивая, прекрасно пела, такие медного цвета волосы, Гена тоже любовался Ольгой, на ней было что-то темно-зеленое… А наша Мара валялась на боку, поджав колени, и все было у нее видно сзади, голые ляжки, самое некрасивое место у женщины. У Мары тогда у единственной имелось чувство юмора, она противопоставляла себя миру, этой красивой рыжей Ольге с ее голосом, мне… Мара думала, что я западаю на каждую женщину. Мы пили и передавали Маре на кровать рюмки водки, она страшно пила, и я пил жутко… Ольга, по-моему, берегла себя и не пила ничего, ей предстояла долгая борьба за существование, она хотела себя сохранить, а мы с Марой не хотели. Вот оно что у меня было — мужество, плевать на смерть… Я ее как бы вызывал на бой, и Мара тоже. Гена был министерский работник, он мне покровительствовал, мог заключать договора. Но я вызывал смерть на схватку, так называется, я ее звал на бой.

— Как ты себя чувствуешь? А, герой? Так. Зовите Алиночку вашу, Таня.

— Здесь не включается, мы уже вчера возили его в шестую. Там есть подходящая розетка.

— Значит, зовите Алиночку и повезли.

— То есть что это значит, это значит, что Мара стремилась подохнуть, она одна выпила бутылку водки, нам досталась с Геной тоже бутылка, но на двоих. Потом Мара решилась и поставила на стол свою кастрюлечку, отдала нам свои почки, она их готовила битых два часа, потом позвала свою смерть и отдала нам эти почки. Ничего решила не оставлять на земле, вынула из шкафа и поставила кастрюльку на стол. Ела, кстати, одна Ольга, очень хвалила. Мара ее презирала, Мара сказала, что берегла почки для дочери, дочь должна была прийти из детского сада в эту пятницу. Она была на пятидневке. Я должен был за ней ехать. Но я не поехал. Девочка сидела до двенадцати часов ночи у сторожихи. Но мы съели почки сразу, хотя я не хотел есть… не хотел закусывать, чтобы водка не пропала даром. Кстати, Мара ничего не ела. Она все время говорила, что девочка осталась в детском саду одна, езжай, скотина, а я не мог сдвинуться с места. Обычно Гена играл, а она пела, у нее такой хриплый голос, прокуренный, очень сексуальный, замечательно красивый. Если она еще жива, то она сейчас должна играть в театре старух. Редчайший талант, кстати. Она муза моего поколения, она спала со всеми более или менее известными людьми, с Женькой, с Андреем, Володей, Эриком, Васей, Аркашей, с кем еще, Гришей, она спала даже с таксистами, вызовет таксиста наверх и платит. С водопроводчиком по вызову, это уже когда я ушел от нее. Мара не могла решиться на самоубийство и призналась мне, что ходит ночами по парку, надеется… Один раз ее подобрали на чердаке с проломленным черепом, видели, как по лестнице спускаются солдаты, человек шесть, заправляя майки в брюки, и тогда забеспокоились и поднялись на чердак, она лежала в жутком виде, синяки на ребрах, они били ее, видимо, сапогами. Но осталась жива. Я тоже живучий. Я всеми силами старался.

— Алиночка, Таня, давайте.

— Он тяжелый, он тяжелый… Перекатывайте осторожнее.

— Я всеми силами… Не надо, не надо… Не надо только бить по лицу! Прошу вас, не надо ногами… Лицо, лицо… Гена мог организовать все, даже фестиваль. Важно было сохранить лицо. Мы с Марой играли спектакль на двоих, играли монтаж по какому-то тексту, дай бог памяти… Было много идей… Я писал тексты по книгам, Мара играла все, с ее данными она могла играть даже Джульетту и миссис как ее… из «Виндзорских проказниц». И даже Маленького Принца… с ее прокуренным голосом. Но она, практически ничего не делая, превращалась в кого угодно, важно было заключить договор на эту инсценировку, и здесь Гена мог помочь. Поэтому я перед ним пресмыкался. Дружил с этим уродом. А Мара нас презирала. Мара, я повторяю, превращалась в кого угодно, мгновенно. Но вы слышали, какая райская мелодия? И этого было достаточно, чтобы она стала Маленьким Принцем. То есть она великая актриса. Вы что же делаете? Не трогайте только голову, голову…

— Включите, как, подходит?

— Здесь, да. Больная, извините, мы на пять минут вас потревожили. Спите. Спите. Там розетка не работает.