Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

Говорил вождь.

Яромира узнала, потому что не единожды слышала, как говорил со своей дружиной ее отец-князь.

Чужая, ровная поступь отозвалась в теле княжны россыпью мурашек на плечах и спине. Она сжала кулаки и вскинула голову, чтобы ничем не выдать свой страх. Она знала, что выглядит жалко. Жалким было и ее положение, но сдаваться Яромира была не намерена.

Мужчина обошел ее хлипкое укрытие и опустился на скамью как раз ровно напротив княжны. Он наклонился вперед и уткнулся локтями в широко расставленные бедра, чтобы Яромира могла его видеть.

Напротив нее сидел тот самый человек, который накануне вечером ступил на берег и помешал толпе ублюдков сотворить с ней то, что они намеревались. Тогда она плохо разглядела его и еще хуже запомнила; теперь же времени хорошенько рассмотреть вождя у нее было в достатке.

Яромира скользнула взглядом по закатанным рукавам рубахи, обнажавшим руки с проступившими жилами; по широкому, не завязанному вороту, из-под которого выглядывали чудные линии, будто вбитые прямо в кожу; по короткой бороде и волосам до плеч цвета липового меда; по плотно сжатым губам; по не раз ломанному, искривленному носу с горбинкой и, наконец, заглянула ему в глаза. Цвета небесной синевы.

И тотчас отвернулась.

Чуть пониже груди у нее противно, тоскливо засосало так же, как в далеком детстве, когда вместе со старшей сестрой они баловались, а потом боялись и ждали, что скажут отец и матушка. Нынче Яромирой завладело то самое ощущение липкого, противного страха, стоило ей встретиться взглядом с человеком, от которого теперь зависела ее судьба.

— Мое имя — Харальд, — закончив рассматривать ее, безо всякого выражения сказал мужчина на родном языке Яромиры. — Как ты оказалась так далеко от дома, дочь Ярислейв-конунга?

— Куда мы плывем? — спросила княжна.

Она сидела на коленях на палубе и смотрела на мужчину снизу вверх, и он возвышался над нею подобно скале, раз за разом напоминая об ее уязвимом, зависимом положении. Но подниматься и покидать свое убежище княжне было всяко страшнее, и потому она лишь вздохнула и разгладила на коленях остатки того, что когда-то являлось поневой. За время ее странствий ткань поистрепалась, узор поблек из-за солнца, грязи, воды и травы. Поистрепались не только нижние юбки. Невольно Яромира поднесла ладонь к шее и сжала ворот рубахи. Он давно уже растянулся…

— Я спросил тебя.

Мужчина — Харальд — чуть нахмурил брови, когда вместо ответа на свой вопрос услышал лишь новый. Яромира досадливо вспыхнула, но очень быстро остыла. Корчить гордую княжну ей было нынче не с руки.

— Я… заблудилась, — вот и все, что она придумала.

Лицо Харальда не поменяло своего выражения. Лишь глаза чуть потемнели.

— Как ты оказалась так далеко от дома, дочь Ярислейв-конунга? — повторил он едва ли не по слогам.

Яромира моргнула и, волнуясь, принялась выдергивать торчащие из подола поневы нити.

Что ей сказать? Правду? Она не ведала, чего ожидать от этого человека. Зачем он ее спас?..

Последние несколько седмиц изменили княжну до неузнаваемости. Раньше она жила в тереме, под крылом у отца-князя, и не знала горя. Она ходила в парче и аксамите, в теплых, пушистых мехах; примеряла жемчужные бусы, и серьги-усерязи на ее очелье переливались в лучах ясного солнышка. Отец любил ее и баловал, как любила и баловала матушка. Ей потакали, ей дозволяли многое…

И как круто все переменилось в один миг.

Видно, мужчине не понравилась ее задумчивость. Он склонился к ней, и Яромира невольно отпрянула назад, ударившись лопатками о борт корабля, но Харальд не остановился, хотя и заметил, как дернулась от него прочь княжна. Он поймал ее за локоть и потянул на себя, приблизив лицо вплотную.

— Не заставляй меня жалеть, что я тебя спас, — тихо сказал он.

Яромиру пробрало дрожью до самого нутра.

Не мудрено.

Она помнила, как злился отец. Точно так же тихо. Голос понижал до шепота, слова не произносил, а цедил, выплевывал, рассекая ими воздух.

Этот мужчина говорил так же. Как вождь. Как князь.

И вдруг ее словно молнией насквозь ударило! Яромира вспомнила, что уже встречалась однажды с ним. Несколько зим назад отец принимал в тереме гостей из далекой, северной страны. И этот человек сидел во главе стола, рядом с князем Ярославом и делил с ним один кубок.

— Харальд конунг, — княжна припомнила, как называли князей у викингов.

Впервые на лице мужчины мелькнула эмоция, и это было раздражение.

— Здесь говорю я, дроттнинг. Ты слушаешь и отвечаешь.

Дроттнинг значит «княжна», вспомнила Яромира.

Он, верно, тоже узнал ее, тогда на берегу. Потому и поверил. Боги все же ее не покинули. Ничем, кроме их милости, нельзя объяснить то, что Харальд конунг разглядел в той грязной, загнанной в угол замарашке увиденную когда-то княжну.

«Могу ли я ему доверять»? — она всматривалась в его лицо, в суровые, выточенные из камня черты, и не находила ответа.

— Меня увезли из терема силой. Я сбежала и оказалась здесь, — Яромира все же решилась.

Едва ли вождь был глуп, чтобы и без ее слов не понять: так далеко от дома она забрела не по своей воле. Да еще в таком виде… совсем одна…

— Тебя украл жених? — он свел на переносице брови, и меж ними залегла глубокая морщина.

— Нет, — Яромира поспешно мотнула головой. И соврала. — Не ведаю, кто и зачем.

— Я тебе не верю, дроттнинг, — сурово отрезал Харальд.

Он не успел договорить: кто-то на корабле позвал его по имени. Затем прозвучало еще несколько слов, смысл которых княжна уловить не смогла.

— Сиди здесь, — велел ей напоследок Харальд, прежде чем отпустил локоть и встал.

Она прижала руку к груди и проследила за ним взглядом, пока он не скрылся из видимости. Затем осторожно подвинулась и высунулась из-за занавеси.

На палубе происходило что-то чудное. Никто не греб, не сидел на веслах. С две дюжины высоких, здоровых, свирепых мужчин выстроились в два ряда, и Харальд прошел сквозь них. У самого носа драккара его ждал старик, а когда все чуть разошлись, Яромира увидела еще двух воинов, у которых на головах были мешки.

Когда их сняли, она узнала в них мужчин, что вместе с остальными устроили на нее охоту накануне вечером. Они заговорили с конунгом: судя по голосам, о чем-то просили. Но тот оставался непреклонен.