Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот раз таэды догадались пустить робота, судя по габаритам. Странно, что только после смерти четырех солдат. Первое попадание не остановило робота, и тогда из стены вылетела целая очередь белых сияющих шаров, которые разнесли его на ошметки.
– Я не смогу пройти, – спокойно прокомментировал Герби.
Все больше и больше неподвижных тел оставалось вокруг Белого Объекта как своеобразные памятники упорству и изобретательности таэдов. Один воин толкал перед собой огромную конструкцию – видимо, композитный щит из разных материалов. Белый шар не смог его пробить, но несколько мгновений спустя из крыши гексагона вылетел черный снаряд, который, описав дугу, поразил воина, скрывающегося за щитом.
– В номенклатуру вооружения входят «умные» снаряды, – заметил андроид.
– Да и сама система защиты довольно умная, – мрачно ответил я.
Таэды пытались десантировать воинов сверху – те приземлялись уже мертвыми. Рыли тоннели в земле, делая подкоп, но умирали даже без какого-либо внешнего воздействия. Пользовались быстроходными транспортными средствами, меняли защитные костюмы – все без толку. Особенно впечатлила запись, когда они пустили сразу несколько сотен воинов со всех сторон одновременно. Перегрузить систему не удалось – шары полились потоком по периметру здания, и их хватило на всех. Некоторым из таэдских «ксеноархеологов» удалось пробежать более половины пути, прежде чем их сразили, но ни один не дошел до входа. Сотни жизней разумных существ оборвались за несколько секунд!
Что было в голове у этих таэдов? Их заставили или они согласились добровольно? А их родные – гордились ли они ими или, наоборот, злились? Может быть, они вообще не испытывают таких чувств, как мы, и им все равно? Вспомнились муравьи, за которыми я наблюдал на даче капитана Новака, друга моего отца. Когда им нужно было пересечь липкое пятно, первые равнодушно завязли в нем цепочкой, чтобы по их спинам прошли следующие. Но это насекомые. А вот для разумного существа так бессмысленно оборвать свою жизнь…
«Не бессмысленно, – возразил Гемелл. – Их жертва способствует увеличению знаний о защитной системе узла связи Хозяев. Это аналогично твоей работе. Изучение ксеноархеологического объекта».
– Но не такой же ценой!
– Вы отвечаете Гемеллу? – спросил Герби, и только после этого я понял, что произнес последнюю фразу вслух.
Меня охватило одновременно смущение и раздражение. Не следует вступать в дискуссии с псевдоличностью! Я уже начал заговариваться, как безумный! Хорошо, что Лира ушла и не видела…
– Да. Ты видишь возможность подойти, какую не использовали таэды?
– Одну. – На записи упал очередной сраженный воин, и робот добавил: – Теперь ни одной. А что говорит Гемелл? Он видит?
– Не думаю, что мне стоит с этим разговаривать. А в памяти существа я, по идее, могу и сам покопаться.
– Согласно исследованиям, общение между личностями при вашем диагнозе гораздо более продуктивно, чем конфронтация. Если ваш мозг создал Гемелла как олицетворение его воспоминаний, прямой диалог может оказаться наиболее быстрым доступом к нужным данным.
– Сомневаюсь, что они у него есть. Ему не приходилось штурмовать такие объекты.
«Но приходилось защищать».
«Ладно, валяй. Если у тебя есть идеи, как обойти защиту, поделись!»
Ответа не последовало.
«Опять обиделся, что ли? Или набиваешь себе цену, хочешь, чтобы тебя упрашивали?»
«Нет. Мне нужно больше информации. Продолжай смотреть записи таэдов».
«Значит, сейчас ты не знаешь, как пройти защиту?»
«Сейчас не знаю».
Таэды на видеозаписи продолжали умирать один за другим, все больше заполняя пространство вокруг гексагона своими телами. Я постарался эмоционально абстрагироваться от их смертей. Как будто это просто фильм. Образовательный фильм, который я должен проанализировать на предмет полезной информации.
Записи длились долго, но никаких идей о том, как преодолеть защитный периметр, ни у кого из нас не возникло. У меня лично появилось только устойчивое нежелание преодолевать его.
– Обитатели данной планеты упорны и методичны, – похвалил Герби. – Их видеозаписи полезны, но недостаточны. Я пойду изучать данные нашего дрона, который сейчас работает над объектом.
– Хорошо. А я подумаю надо всем этим у себя в каюте.
В каюте я улегся на койку и думал лишь о том, что мне совершенно не хочется дополнять собой этот ковер из трупов. Крайне самонадеянно полагать, будто простой парень с Мигори найдет лазейку в обороне, которую не может найти целая цивилизация на протяжении сотен лет!
«Тебе нужно немного отвлечься, – посоветовала воображаемая личность. – Чтение катехизиса поможет с этим. Вчера ты пьянствовал и пропустил дневную норму, так что сегодня надо будет читать два часа. Как раз закончим книгу».
«Не стану я ничего читать! Все, хватит с меня! Я делал это, когда думал, что ты настоящий, а теперь…»
«Если теперь ты считаешь меня своей альтернативной личностью, значит, я часть тебя и тем более имею право на удовлетворение своих познавательных потребностей».
– Да пошел ты! Я не собираюсь больше оскорблять свой разум чтением религиозных сказок!
«Оскорблением для разума являются почти все твои занятия, включая вчерашнее пьянство и сегодняшнее саможаление».
– Может быть. Но это не повод ударяться в религиозные доктрины, которые не выдерживают никакой критики.
«Какой конкретно?»
– Да хотя бы той, что мир, наполненный злом и страданиями, не может являться результатом творческого акта всесовершенного и всеблагого Творца!
«Может, если Он дает своим созданиям подлинную свободу. Если позволяет им быть творцами их действий. Такое доверие к своему созданию не унижает Творца и не отрицает Его существования. Кто-то использует свободу для совершения добра, а кто-то – для совершения зла. А Бог смотрит и в конце времен отделит одних от других, всем воздаст по заслугам и сотрет следы всякого зла и страданий из этого мира».
– Верующие все время ссылаются на свободу воли, но это не отменяет проблему противоречия факта страданий идее любящего Бога. Если бы Он любил, то не позволял бы своим созданиям страдать!
«Ты страдал, когда родители наказывали тебя в детстве. Противоречит ли это идее того, что родители любили тебя?»
– Это другое!
«А когда врач использовал болезненные процедуры, чтобы тебя вылечить? Ты страдал. Противоречит ли это идее, что врач мог быть движим любовью к тебе? Или это тоже другое?»
Пока я думал над ответом, Гемелл продолжил:
«Довольно странно полагать, будто христиане, чьим знаком веры является изображение пыточной казни, ничего не знают о проблеме страдания и не учитывают ее. Если ты признаешь, что родители, причиняя страдания детям, и врачи, причиняя страдания пациентам, могут при этом любить их, то почему этого вдруг нельзя признать и в отношении Бога? Где тут последовательность суждений?»
– Ты собрался меня проповедями пичкать?
«Просто комментирую твой “аргумент от страдания”. В рамках





