Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими

История возвышения Аллахверди-хана является типичным примером новой «кадровой политики», внедренной шахом Аббасом. Искендер Мунши, служивший при дворе шаха Аббаса, характеризует Аллахверди-хана как «одного из самых влиятельных сановников, возвысившихся при этой [Сефевидской] династии» и с похвалой отзывается о его выдержке и скромности. Аллахверди-хан попал в плен во время одного из грузинских походов шаха Тахмаспа и стал гулямом. Его возвышение началось после того, как он доказал шаху Аббасу свою преданность, приняв участие в убийстве Муршидкули-хана Устаджлу. Начав с должности правителя Гольпайегана[131], Аллахверди-хан к 1596 году стал куллар-агаси[132] и правителем Фарса, первым беклярбеком в истории сефевидской династии, не относившимся к кызылбашской знати. Аллахверди-хан стал «правой рукой» шаха Аббаса. Он умер в июне 1613 года и был похоронен в гробнице, построенной в Мешхеде рядом со святилищем Имама Резы – вот какое уважение оказал ему шах!

Помимо гулямов, шах Аббас делал ставку на иранцев, которые были для него гораздо предпочтительнее кызылбашей. Как верно выразился однажды Мохаммад Бастани-Паризи[133]: «При Аббасе Великом азербайджанское государство стало иранским». Третьей опорой шаха стало мусульманское духовенство, влияние которого в период кызылбашской анархии существенно ослабло.

Теперь вы знаете «секрет», с помощью которого шах Аббас смог подчинить кызылбашских эмиров своей железной воле. Но давайте не будем забегать вперед, а вернемся к самому началу правления Аббаса.

В прошлой главе интригам кызылбашских эмиров и их внутренним распрям было уделено много внимания, поскольку они определяли политическую обстановку во время пребывания на престоле шаха Мухаммеда, но сейчас нет необходимости углубляться в детали, поскольку шах Аббас пришел к самостоятельному правлению уже в середине 1589 года, на первом году своего правления. Юный шах переиграл в «политические шахматы» своего многомудрого опекуна Муршидкули-хан Устаджлу. Первым делом, Аббас посчитался с убийцами своей матери – одних казнил, других бросил в крепость, третьих отправил в ссылку. Муршидкули-хан этому не препятствовал, поскольку считал, что он отныне не нуждается в союзниках, поскольку держит в своих руках самого шаха. Но кто кого держал в руках – это отдельный вопрос.

Пользуясь сложившейся ситуацией, узбеки в 1589 году перешли от набегов на Хорасан к его завоеванию. Муршидкули-хан «мудро» выжидал, пока узбеки не ослабят окончательно его бывшего союзника Аликули-хана Шамлу, первого наставника Аббаса. Шах настаивал на немедленной отправке войска в Хорасан, а Муршидкули-хан изыскивал поводы для отсрочки. Он очень скоро расставил на ключевые должности своих людей, поэтому юный шах не имел возможности действовать «через голову» своего векиля. Войско в Хорасан было отправлено лишь после того, как узбеки взяли Герат и вырезали все его население, вместе с Аликули-ханом. Но шах Аббас был прилежным учеником, хорошо усваивавшим те уроки, которые ему преподносила жизнь. В частности, шах отлично умел ловить змей руками соседа[134]. Ему не составило труда избавиться от Муршидкули-хана, которого в июле 1589 года убили кызылбашские эмиры, желавшие выслужиться перед шахом. Так шах Аббас обрел самостоятельность.

Фактически мир с султаном Мурадом Третьим заключил старший брат Аббаса Хейдар-мирза, принявший османское предложение о мире. Но формально сомнительная «честь» заключения позорного мирного договора выпала Аббасу и стала первым важным событием его правления. По этому договору, подписанному 21 марта 1590 года в Стамбуле, к Османской империи отходили весь Азербайджан (за исключением Талыша и Ардебиля), Ширван, Армения, Восточная Грузия, а также значительная часть западноиранских земель. Тебриз, который пытался выторговать Хамза-мирза, тоже остался у османов. Все понимали, что османский лев не удовольствуется этой добычей, а захочет еще. Вопрос был в том, кто лучше сможет воспользоваться паузой, кто лучше сможет подготовиться к новой войне.

«Хорошо подобранный предлог помогает скрыть истинные намерения», – учат мудрецы. Усиление армии было логичным следствием поражений на западе и востоке. Эмиры кызылбашей ничего против этого не имели, а, напротив, приветствовали шахскую реформу в надежде на будущую военную добычу. То, что шах набирал войско из рабов, не вызывало у эмиров никаких опасений – было бы гораздо хуже, если бы он начал переводить под свое прямое командование кызылбашские племена.

По оценкам историков, в период правления Аббаса Великого кызылбашей насчитывалось около двухсот тысяч, но в шахской армии состояла примерно четвертая часть от этого количества, а три четверти составляли личные войска эмиров. Но даже получая жалованье из казны, кызылбаши продолжали ориентироваться на своих эмиров и следовали их приказам, так что шаху его войско подчинялось лишь в тех случаях, когда его намерения совпадали с намерениями эмиров (вспомните, что произошло с Хамза-мирзой при попытке отбить Ширван у османов).

Вдобавок к курчиям, которые, по сути, были ополченцами, шах Аббас создал три корпуса постоянного регулярного войска, выгодно отличавшегося от кызылбашей выучкой и оснащением. Основу этого войска составлял десятитысячный конный корпус гулямов. Гулямов дополняли двенадцатитысячный корпус мушкетеров-туфенчи и десятитысячный корпус артиллеристов-топчиев. Итак, против плохо организованных кызылбашских племен, не имевших толком огнестрельного оружия, шах в любой момент мог выставить десять тысяч отборных конников, двенадцать тысяч стрелков и до пятисот артиллерийских орудий… И это притом что опасность одновременного выступления всех кызылбашей против шаха не существовала даже в теории, речь шла о неповиновении одного, двух или трех племен, не более того. К слову, при шахе Аббасе в Исфахане и Ширазе создали литейные заводы, так что отныне сефевидская армия оснащалась орудиями собственного производства в достаточных количествах.

Набор в гулямы осуществлялся в «добровольно-принудительном» порядке, точно так же, как и набор в янычары. Помимо военного образования, мальчики получали и религиозное. Зачисление в корпус происходило после успешной сдачи экзаменов. Наряду с рабами в корпусе гулямов служило много представителей знати, вплоть до потомков шейха Сефи, которые поступали на службу добровольно, ради того, чтобы «пребывать в тени падишаха» и в расчете на его милости. Шахские милости и впрямь просыпались на гулямов щедро, но знатное положение не гарантировало успешной карьеры – выходцы из низов, могущие рассчитывать только на расположение шаха, были надежнее представителей знатных родов. Гулямы получали высокое жалованье, которое еще и выплачивалось регулярно, недаром же говорится, что золото укрепляет преданность.

Туфенчи и топчии набирались из оседлого иранского населения, причем предпочтение отдавалось горожанам, которые были более развиты, нежели крестьяне, – интеллект и обучаемость имеют важное значение в стрелковом деле.

Зарубежные историки нередко называют гулямов «шахской гвардией», но это неверно. Гулямов правильнее будет назвать «элитными войсками», а шахской гвардией были шахсевены[135], которые преимущественно набирались из представителей кызылбашских племен. Таким образом, шах использовал воинский потенциал кызылбашей и давал желающим из их