Исторические силуэты - Станислав Отв. ред. Васильевич Тютюкин

в июне этого года я имел удовольствие встретить Вас, я был убежденным сторонником мысли о необходимости создания Балтийского фронта, считая, что этот фронт сыграет исключительную роль в деле окончательного сокрушения большевизма в России. Я остаюсь при том же взгляде…» Через месяц, обращаясь к тому же адресату и настаивая на увеличении военных поставок, он не преминул высказать свои соображения о возможных последствиях поражения белых армий: «Гибель же России или хроническое продолжение того хаоса, который господствует на ее территории, неизбежно поведет за собой гибель и хаос для ее слабых соседей»{287}.

Транспорты с вооружением, продовольствием, боеприпасами и амуницией, которые А. И. Гучкову удавалось получить для белогвардейских формирований, лишь продлевали их агонию, вели к новым жертвам и кровопролитию. Падение Крыма в ноябре 1920 г. и бегство остатков врангелевской армии означало крах того дела, которое возглавляли А. И. Деникин, Н. Н. Юденич, А. В. Колчак и другие военные лидеры, и которое горячо и страстно поддерживал А. И. Гучков. Советская власть установилась прочно и надолго.

Горечь изгнания! Все эмигранты ее ощутили. Судьбы многих русских, оказавшихся за границей и оторванных от России на долгие годы, полны настоящего драматизма. Трагедию нельзя, конечно, сводить только к материальной и бытовой неустроенности, социальной и юридической неполноценности, осложнявших жизнь беженцев. Незаживающая душевная рана, вызванная потерей Родины, омрачала существование и тех, кто не голодал и особо материально не бедствовал. К числу последних относился и А. И. Гучков.

Обосновался он с женой и дочерью в Париже. Хотя пи к какой группировке в эмиграции не принадлежал, по играл заметную роль. Участвовал во многих общерусских съездах и других мероприятиях, часто ездил по разным странам, где сконцентрировалась в 20-е годы значительная часть соотечественников. Однако деятельность его не была простой. Влиятельная часть эмиграции, представленная монархическими элементами, видела в А. И. Гучкове одного из главных виновников гибели столь милой их сердцу романовской России. Обвинения и оскорбления по его адресу сыпались отовсюду. Ему не могли простить ни его критические выступления против камарильи, ни его роль при отречении Николая II. Дело доходило до публичных скандалов. В начале 1921 г. он был даже избит на станции берлинского метро будущим убийцей известного кадета В. Д. Набокова — неким Т-борисским. Однако вся эта вакханалия монархических убеждений не поколебала.

В 1923 г., говоря о попытках «осколков империи» объединиться вокруг Н. Н. Романова, Александр Иванович писал: «Боюсь, что и на этот раз монархисты, «профессиональные монархисты», сыграют роль гробокопателей монархии. Как в прошлом. Только тогда они хоронили изжившую свое внутреннее существо и пережившую свои внешние формы монархию, а теперь они похоронят самый эмбрион монархии… А между тем я не могу мыслить себе Россию успокоенной, возрожденной, вернувшейся к труду под иной сенью, как под сенью монархии»{288}.

Мечта о возвращении в Россию не покидала его до конца жизни. Однако то «активистское» крыло эмиграции, к которому он принадлежал, не желало признавать Советскую Россию и не переставало надеяться на скорый крах большевиков. Время шло, надежды не сбывались. На вопрос одного из своих бывших октябристских «соратников», как представляет он себе возвращение, А. И. Гучков ответил довольно красноречиво: «Если нет настоящей надежды, пусть люди отдыхают на иллюзиях»{289}. В эмиграции ему все казалось мелким, серым и безнадежным. Подобные настроения прорывались в его письмах, но только к самым близким людям. Вот, например, его письмо жене из Берлина 21 ноября 1923 г.: «Плохо здесь в Германии. Катастроф я не жду. Но гнилостное разложение идет и будет продолжаться. Тускло, неуютно, холодно, голодно…»{290} Жадно ловил он все известия из России, причем, как и другие «непримиримые», старался видеть только то, что сулило хоть какую-то надежду.

Постепенно круг общения А. И. Гучкова сужался. В числе близких оставались лишь некоторые старые друзья и родственники. Насколько можно судить, с конца 20-х годов дружеского общения с политическими фигурами русского зарубежья он не имел. В то же время, скажем, с семьей М. И. Цветаевой существовали одно время довольно доверительные отношения. Сохранилось письмо Марины Ивановны, датируемое 28 мая 1929 г., в котором она благодарит А. И. Гучкова за помощь в организации литературного вечера. Так как этот документ никогда не публиковался, приведем его полностью{291}.

«Сердечное спасибо дорогой Александр Иванович! Посылая Вам билеты, я вовсе не надеялась на устройство вечера, и присланное Вами — подарок. Очень и я жалею, что не были на вечере, меньше из-за Перекопа[13] (восстановимого), сколько из-за любопытнейшего состава зала, соединившего на час все крайности эмиграции. (Дольше часу это бы не продержалось!). А Вы не забыли моих дроздовцев[14]? Думаю, выехал около 15-го, попрется в окрестности Гренобля, оттуда жду ответа. А каковы Ваши планы? В. А.[15] получила новый купальный халат, и море предрешено. Еще раз горячее спасибо за участие, — первый проданный билет — толчок вдоль рельса! (Перевод вечеровых билетов на железнодорожные). Сердечный привет. М. Цветаева». Из приведенного текста явствует, что отношения между выдающимся поэтом и старым политиком носили довольно дружеский характер.

В публичных мероприятиях А. И. Гучков участвовал все реже. С 1921 г. занимал должность члена управления зарубежного Красного Креста (в числе руководителей входил и его брат Николай Иванович), и много времени отнимала будничная деятельность по оказанию помощи русским беженцам, разбросанным по всему миру. Последняя крупная общественная акция, инициатором и деятельным участником которой он был, относится к началу 30-х годов и связана со страшным голодом на Украине в 1933–1934 гг.

Советская печать и официальные лица категорически отрицали наличие каких-либо продовольственных затруднений, а уже тем более голода в стране. Согласно же многочисленным неофициальным данным, поступавшим из СССР, сомнений в существовании голода почти не оставалось. Русская политическая эмиграция развернула шумную кампанию в прессе. Многие эмигранты, сами влачившие полунищенское существование, искренне сочувствовали жертвам этого бедствия и старались им помочь. В Советский Союз отправлялось много продовольственных посылок. По инициативе Главного управления Российского Общества Красного Креста в мае 1934 г. в Париже прошло совещание семнадцати эмигрантских организаций с целью выработки совместных действий (Московское землячество, Торгово-промышленный союз, Союз русского искусства, Союз дворян и др.). Основной доклад сделал А. И. Гучков, который еще в сентябре 1933 г. постоянно ставил вопрос «о необходимости помощи голодающим»{292}. Было создано координационное бюро, одним из трех членов которого он и стал{293}.

Сил же на общественную деятельность оставалось все меньше. Возраст и болезни давали о себе знать. Последний год своей жизни А. И. Гучков практически был прикован к постели. В конце 1935 г. здоровье его резко ухудшилось, и врачи диагностировали рак кишечника. Невзирая на боли, он сохранял спокойствие и самообладание до последних дней. Незадолго до