Честити - Донна Белл

Честити решила принять ванну. Погрузившись в теплую воду, она почувствовала полную истому. До Рождества оставалось четыре дня — значит, она проведет с Алексом целых пять дней. Ее это радовало.

Она постарается сохранить самые лучшие воспоминания об этих днях. Эти воспоминания будут согревать ее душу, если одиночество станет ее единственным спутником в жизни. Впрочем, она не должна питать особых надежд на дружбу с Алексом…

Честити оделась и села у окна, в мечтах улетая в глубины своего воображения. Прозвенел звонок к ужину. Она спустилась на кухню, взяла морковку для Бэби, косточку для Бастера и вышла на улицу.

Бастер не захотел сопровождать ее, увлеченный своею косточкой, и она отправилась на конюшню одна. Во дворе было все спокойно, кучер уже закончил свою работу. Она вошла к Бэби, протянула ему угощение и осмотрела маленькую ранку. Джеймс уже почистил ее и смазал мазью.

Вспомнив о том, что седло выпачкано кровью Алекса, Честити направилась в комнату конюхов, чтобы попросить Джеймса почистить его. Джеймс был не один; она собралась было открыть дверь, но одно слово долетело до ее слуха, и Честити похолодела.

— Шпионы есть шпионы, Генри, вот потому-то и я вышел из дела, и брату твоему советую сделать то же самое. Это подлые люди. С тех пор, как здесь появилась эта графиня…

— Я знаю, знаю, но деньги сами плыли в руки. А теперь еще это.

Другой собеседник снова пробормотал что-то о шпионах, но Честити не смогла ничего разобрать.

Затем конюх по имени Генри ответил:

— Я все понимаю, но это не шпионаж. Это заказ, и к тому же очень крупный. Мы спокойно можем завязать после этого дела.

— Говорю тебе, это слишком опасно, Генри, и я не собираюсь снова идти на такой риск. Я завязал с этим.

— Но ведь это просьба хозяина…

— Слишком рискованно.

— Ему же нужно где-то достать товар. Вдобавок, мы можем заработать большие деньги.

— Так что же он ждал до последней минуты?

— Эти знатные гости осушили до дна все его запасы, — засмеялся человек по имени Генри. — Решайся, Джеймс. Всего только один раз. Ты сможешь хорошо заработать и купить домик у моря для своей маленькой женушки.

— Я не знаю…

— Решайся, там же нет никаких шпионов. Да и лодка, что лейтенант посылал за нами, стоит на ремонте в деревне. Я видел ее сегодня. Давай, Джеймс, решайся.

— Даст Бог, все пройдет удачно, Генри. Но только в последний раз!

Честити поспешила в кабинет отца, надеясь еще застать его там перед обедом. Он должен знать о том, что она услышала!

Дверь была полуоткрыта, и она остановилась, прислушиваясь. Отец разговаривал с Алексом.

— Завтра, или послезавтра, я думаю, — говорил Алекс, — они поставили лодку на ремонт, поэтому..

Дверь захлопнулась, и она осталась стоять в коридоре. Из столовой доносился занудливый голос матери. Должно быть, появились какие-то затруднения относительно ужина. Честити вошла в салон и стала ожидать гостей. Ее мысли были в полнейшем беспорядке.

Услышанное в конюшне не являлось для нее неожиданностью. Она знала, что имеет дело с контрабандистами. Не это поразило ее — она боялась, что отец ничего не знает о шпионах. Что, если в их местах действительно рыщут французские шпионы?

И если это так, то графиня — одна из них. Алекс тайно встречался с графиней, а теперь он разговаривает с отцом. Она пыталась отогнать от себя ужасное предположение, что и отец, и Алекс знают все и о шпионах, и о графине, и каким-то образом вовлечены во все это. Что же ей делать?

— Я рада, что ты сегодня вышла к гостям, Честити. Ты выглядишь очень мило, — произнесла мать, изучая каждую деталь ее туалета. — Я могла бы предложить свой сапфировый брелок к этому платью, но жемчуг смотрится не хуже.

Честити старалась не смотреть на мать, но ничего из этого не вышло. Появление Честити редко обходилось без придирчивых замечаний со стороны матери, а сейчас она делала ей комплименты!

Мать откашлялась и сказала своим обычным зычным голосом:

— Я хочу, чтобы ты спустилась в кухню и успокоила кухарку. Она в дурном настроении.

Это означало, что мать снова сказала какую-то грубость, повздорила с кухаркой, и Честити должна была все загладить. Она кивнула и вышла из зала.

За ужином Честити не знала, куда деть свои глаза. Всякий раз, когда она поднимала их, ее взгляд устремлялся то на отца, то на Алекса. А ей совершенно не хотелось забыть о своих подозрениях.

И все же нельзя было отрицать возможность того, что они оба знали не только о контрабандистах, но и о шпионах. К тому времени, когда подали десерт, у Честити началась сильнейшая головная боль. Просьба подняться к себе была встречена отказом, и ей пришлось сесть за фортепьяно. Ее голова буквально раскалывалась от каждой сыгранной ноты.

Взглянув на прямую неподвижную спину Честити, Алекс задумался. За ужином она вела себя еще тише, чем обычно, не проронив ни единого слова. Может быть, она была им недовольна; в таком случае, следует усилить это недовольство. Этой ночью ему нужно идти на взморье, и он не хотел, чтобы она следила за ним. Если она очень рассердится, ей будет все равно, куда он идет.

Он подошел к Синсирити и поклонился:

— Вы подарите мне этот танец?

— Танец? — удивленно переспросила она, потому что Честити играла грустную балладу. Молодой лорд Рейвенвуд, сидевший рядом, гневно уставился на него.

— Я уверен, мы сможем уговорить музыкантов сыграть что-нибудь подходящее, — Алекс предложил ей руку, и Синсирити поднялась, хихикая.

Леди Хартфорд, уловив последнюю часть разговора, приказала слугам расстелить ковры и велела Честити выбрать другую мелодию. Вскоре уже четыре пары закружились в танце.

Честити играла одну мелодию за другой и очень хотела, чтобы хоть кто-нибудь избавил ее от этой муки. Закончив очередную мелодию, она останавливалась, надеясь, что Алекс сейчас что-нибудь скажет. Но он молчал. Напротив, он танцевал с каждой присутствующей дамой, включая ее мать.

Спустя два часа гости объявили, что уже устали от танцев. Подали чай, Транквилити разливала. Алекс сидел на диване по одну сторону от нее. Рубин Оксуорт — по другую.

Честити взяла свою чашку и посмотрела Алексу прямо в глаза, а затем намеренно отвела взгляд. Она нашла уединенное место в дальнем углу комнаты и сидела в унылом одиночестве, усталая и раздраженная.

Вскоре вслед за этим Честити поднялась в свою комнату и, упав на кровать, грубо приказала горничной убираться вон, но затем она вновь позвала Рози и, извинившись перед девушкой, попросила ее помочь ей раздеться.

Задув свечи, Честити подошла к окну.