Покорители вечных бурь - Виктор Сытин

Внизу по корпусу каждого дирижабля были прикреплены гондолы. Значки цифр, разбросанные по рисунку, характеризовали размеры новой СЭС. Каждый дирижабль имел в длину 60 и в высоту 30 метров. Расстояние между ними определяла цифра «50». Другими словами, каждый дирижабль летательного аппарата был так же громаден, как многоэтажные жилые дома на улице Горького в Москве, а расстояние между ними соответствовало ширине столичного проспекта.

— Красота! — вслух произнес Александров, оглядывая чертеж. И, продолжая задумчиво смотреть на рисунок, он мысленно пробежал по этапам конструирования СЭС-2.

Самым замечательным было то, что проект этой системы был создан в невероятно короткий срок. Такова сила коллективного творчества.

В основу конструкции новой СЭС была положена идея использования металлического баллона вместо мягкого, а также предложение Терехова сдвоить эти баллоны, чтобы получить более устойчивую в полете систему.

Затем академик Никольский и почти одновременно с ним доцент Охлопков высказали мысль использовать соединительную ферму между баллонами аэростатов для установки на ней ветроэлектрических агрегатов.

А Кругловский предложил превратить эти аэростаты в дирижабли путем снабжения их моторными гондолами. Он доказал, что если поставить на эти дирижабли вместо тяжелых авиамоторов легкие электромоторы и питать их собственной энергией СЭС, то чудесно разрешается вопрос о взлете и посадке системы. Ведь если она с помощью винтов сможет развивать, когда нужно, хотя бы небольшую скорость — 30–40 километров в час, — она будет управляемой, сможет стартовать и садиться даже при довольно сильном ветре.

Все эти идеи и предложения позволили Трубокурову и Терехову, используя технику Института вычислений Академии наук, в две недели произвести необходимые аэродинамические и другие расчеты. И вот уже проект готов.

Александров широко улыбнулся, еще раз окинул взглядом рисунок и зажмурился, стараясь представить себе, как новая СЭС будет выглядеть в натуре в утренний розовый час над бескрайней степью.

«Ну что ж… И мое предложение, использовано. Намечено применить дирижабли системы Циолковского, которые строятся для нашего Института метеорологии. Если ГИМ отдаст их, СЭС-2 будет построена в очень короткий срок…»

В дверь палаты постучали, и, не дожидаясь разрешения, в нее вошли сияющий Терехов, Трубокуров и Дубников-старший.

— Как здоровье? У нас хорошие новости. Надоело жить в заключении? Что вы сейчас думаете делать? — быстро заговорил Терехов.

— Здравствуйте, друзья! — радостно приветствовал вошедших Александров, поднимаясь навстречу гостям и протягивая им обе руки. — Здравствуйте! Но на столько вопросов сразу ответить невозможно!

— По порядку, по порядку отвечайте, — улыбнулся Трубокуров. — Итак, как ваше здоровье?

— Нет, сначала новости на стол! — запротестовал Александров. — Только так, только так!

Терехов не выдержал.

— Полчаса назад прилетел наш академик! — воскликнул он. Проект СЭС-2 утвержден! Институт метеорологии передает нам два дирижабля Циолковского. Завод ветродвигателей уже монтирует нужные нам агрегаты.

— Чудесно! — сказал Александров. — Раз все в порядке с проектом, я сразу выздоравливаю.

— Да, это очень приятные новости, — спокойно произнес Трубокуров. — Весьма приятные.

— Согласен! Согласен! — поддержал его Дубников во весь голос.

— Еще бы! А сейчас, товарищи, я побегу к директору этого лечебного заведения, — сказал Терехов. — Попрошу разрешения поговорить с вами о деле. Сюда сейчас придет академик. У вас в палате можно? — и, не дождавшись ответа, бросился к двери.

— Лучше на террасе! — сказал ему вдогонку дед Дубников.

Не выдержав атаки Терехова, главный врач больницы разрешил собраться гостям на террасе с условием, что Дубников не будет давать волю своему голосу. Кроме того, он попросил, по возможности, не волновать Александрова. «Наш герой почти здоров, — сказал врач. — Однако ему нужен еще покой, тогда через недельку выпущу его отсюда в полном порядке».

Новая районная больница была расположена в саду, в небольших, красивых дачках. В каждой из них было по четыре палаты, гостиная и обширная терраса, обвитая зеленью. Здесь даже в жаркие дни бывало прохладно.

На террасе и расположился Александров с приехавшими к нему товарищами. Сюда же из соседней дачи приковылял Панюшкин. Теперь он чувствовал себя хорошо. Ему разрешили ходить, но пока на костылях.

Панюшкин крепко, особенно крепко, как всегда теперь при встречах, пожал руку Александрову.

— Какие новости? — спросил он.

Терехов повторил ему свое сообщение. Панюшкин подбросил один из костылей и закричал «ура».

Потом радость, появившаяся на его лице, померкла, и, тяжело вздохнув, он опустился в кресло.

Александров понял, почему тяжело Панюшкину. Проект утвержден, и, очевидно, СЭС-2 будет скоро готова, а следовательно, скоро начнутся и ее испытания, но Панюшкину еще минимум месяц-полтора не разрешат летать. Александров подошел к нему и ободряюще похлопал его по плечу.

Вскоре в сопровождении Николая Дубникова в больницу приехали академик Никольский и незнакомый Александрову невысокий пожилой бритоголовый человек.

Когда обмен приветствиями, расспросы о здоровье, о родных и знакомых в Москве и Ленинграде закончились, академик Никольский устроился в плетеном кресле и попросил тишины.

— Вам, я вижу, уже известно, товарищи, — начал он, — что проект СЭС-2 утвержден, что дирижабли Циолковского и ветродвигатели нам даны, что на опытном заводе Центрального экспериментального института не сегодня-завтра начнется изготовление стабилизатора и соединительной фермы…

— Да, известно! Спасибо вам за хлопоты, — прервал его Терехов.

— Однако… — академик поднял руку и, помолчав немного, добавил: — Я не дал разрешения начать изготовление этих частей СЭС-2.

— Как же так? — удивился Терехов. — Ведь проект утвержден!

— Да, утвержден. Но вот у Бориса Борисовича Каринского оказались некоторые критические соображения по этому проекту. И мы обязаны их обсудить. Для того чтобы изложить их нам, он любезно согласился прилететь сюда. И я думаю…

— «Критические соображения»! — снова прерывая академика, воскликнул, вскакивая, Терехов. — Критические соображения всегда могут быть. Все можно улучшать! Все! Но тогда ничего никогда не построишь! Мы же все обдумали…

— Спокойно, товарищ Терехов, — свел свои кустистые брови Никольский. — Простите меня, но вы говорите глупости. Спокойно!.. Пожалуйста, Борис Борисович, изложите свои соображения.