Руна жизни - Роман Перин

— Ваши выводы не лишены логики, но эта логика антисемита в пределах «жидовского заговора» против России, — нервно сказал Блиндерман, небрежно кинув протокол обыска для подписи на стол.

— У меня логика человека, прозревшего к концу жизни, — Чернин, не глядя, подписал протокол.

— Вы даже не читали.

— Я забыл дома очки.

— Вы создаёте нам трудности, мы готовы послать за очками нашего сотрудника.

— Не надо, подвезёт сын. Я могу позвонить?

— Звоните.

Чернин тянул время, ему нужно было переговорить с Азаровым.

— Он подвезёт через полчаса, — сказал Чернин, дав понять взглядом Азарову, что он ему нужен.

— Хорошо, я даю Вам десять минут на сборы, наши сотрудники подождут вас за дверью, — Блиндерман аккуратно сложил листы протокола в папку, пахнущей новенькой кожей. Блиндерману нравился этот запах, он ассоциировался у него с кожанками чекистов. Он любил, закрыв глаза, нюхать свою папку, воображая себя верным соратником Дзержинского, вокруг которого собрались подчинённые, пропитав кабинет запахом кожи и пороха ещё неостывших наганов. Когда папка выветривалась, Блиндерман покупал новую, долго выбирая, ища нужный запах.

— Мне можно проверить пульс и давление у генерала? — спросил Азаров у Блиндермана.

— Вы врач?

— Да у меня медицинское образование.

— У вас нет приборов?

— Давление можно измерить двумя пальцами.

— Вы меня удивляете. Померьте мне.

Азаров взял руку Блиндемана и приложил два пальца у запястья.

— У вас пониженное давление: сто на шестьдесят.

— Верно, я гипотоник. Что ж, осмотрите товарища. Да и вообще побудьте с ним, как бы чего не сотворил с собой, а то повесят на нас ещё одного Ахромеева с Пугой.

— С Пугами, если склоняется.

— Что вы сказали, доктор?

— Я сказал с Пугами. Жена генерала тоже была убита.

— Да, да, я знаю, она умерла в больнице. Странные люди. Занимают такое положение и не имеют склянки хорошего яда на чёрный день, стреляются неуклюже, по пять раз вешаются. Всё в кровищи, в испражнениях. Лично я, доктор, если что случится, сначала пописаю, покакаю, может, даже клизму сделаю, наберу ванну и в ней хлопну бокальчик любимого вина с хорошим ядом. Как вы думаете? — Блиндерман без иронии пристально посмотрел на Азарова.

— Я думаю, это более эстетично, чем вешаться и стреляться. Но для такой красивой смерти, особенно с клизмой, надо знать свою судьбу, хотя бы за день.

— Да, надо знать, — многозначительно сказал следователь, вдыхая запах кожи, исходящий от его папки.

Когда все вышли. Азаров подошёл к Чернину со спины и положил руки на плечи.

— Держись, старик. Ещё всё образуется.

— О чём ты говоришь, Людвиг? Как образуется, мы с тобой хорошо знаем, — Чернин наклонился к уху Азарова и стал быстро говорить. — Эти меня отдадут в руки моссадовцев или цэрэушников. Пару уколов, и я всё разболтаю, не ведая об этом. Помоги спокойно умереть, я своё прожил.

Чернин крепко сжал шею Азарова, уткнувшись в его вспотевший лоб. Так они простояли пару минут, глотая комки накатывающих слёз.

Азаров, тяжело вздохнув, наклонил голову, пытаясь что-то извлечь из-за воротника костюма. Это была обычная толстая нитка тёмного цвета, сантиметров десять в длину. Он наклонился к уху Чернина.

— Носил для себя. Яд растворяется под воздействием желудочного сока. Можно просто спрятать в хлебном мякише и носить в ухе. Только умоляю, решайся, если поймешь, что допросов с применением спецсредств не избежать.

— Спасибо, это по-мужски…

Слухачи, прослушивающие кабинет Чернина, поднимали чувствительность микрофонов, пытаясь, хоть что-то уловить из шёпота — техника была бессильна.

…По официальной версии генерал Чернин умер от инфаркта в больнице следственного изолятора в день ареста.

…Поздняя осень в большом неухоженном городе грязна, как опытный нищий, и наводит безумную тоску от длительного созерцания. Пикин на выходные всегда старался выбраться в пригород и наблюдать увядание жизни в её естественных условиях, ища пейзажи, гонящие депрессию и вливающие силу философской грусти.

Он хотел отправить загадочную бандероль с пригородной почты, но пришёл к выводу, что отследить корреспонденцию с маленького почтового отделения куда проще, чем с крупного.

Это был тот случай, когда можно сказать: «как в кино».

Он решил отправить бандероль с главпочтамта. Когда Пикин встал в очередь и достал бандероль из сумки, к нему подошёл мужчина и попросил отойти в сторону. Это был Базунов. Вернувшись из Москвы, он решил по пути к дому получить свою корреспонденцию. Когда он подходил к очереди, в его глаза бросился почерк Чернина — молодой человек держал пакет, адресованный Базунову.

Базунов сразу понял, что за время его отсутствия произошла трагедия.

— Вы извините меня, но это письмо адресовано мне, — держа за руку Пикина с волнением произнёс Базунов.

— Странно, а чем докажите?

— Вот мой паспорт. И ещё, скажите при каких обстоятельствах вам передали это письмо?

Пикин, посмотрев паспорт, подробно рассказал Базунову историю с пакетом.

— Да, и ещё, этот человек дал мне деньги, заберите, — Пикин протянул купюру.

— Нет, деньги оставьте себе, вы с поручением справились. У меня к вам просьба, дайте мне свой телефон, может, у меня к вам тоже будут маленькие поручения с достойной оплатой.

— А тут всё законно?

— Не беспокойтесь. Я людей не подставляю и плачу хорошие деньги за порядочность и исполнительность — эти качества дорогого стоят. Вы даже не представляете, что могут сделать объединившись даже два человека с такими качествами.

Пикин оставил Базунову свой телефон, положившись на интуицию.

Через семь лет они встретятся вновь.

КАПИТАН «МОССАДА» — МИША БЛЯДИК

Глава тринадцатая

Бeйтaр —

Из прaхa и пeплa

Из пoтa и крoви

Пoднимeтся плeмя,

Вeликoe, гoрдoe плeмя;

Пoднимутся в силe и слaвe

Йoдeфeт, Maссaдa, Бeйтaр.

Вeличиe —

Пoмни, eврeй,

Tы цaрь, ты пoтoмoк цaрeй,

Koрoнa Дaвидa

С рoждeнья дaнa.

И вспoмни кoрoны сияньe

В бeдe, нищeтe

И в изгнaньe.

Вoсстaнь

Прoтив жaлкoй

Срeды прoзябaнья!

Зaжги нeгaсимoe

Плaмя вoсстaнья,

Moлчaниe — трусoсть и грязь.

Вoсстaнь! Душoю и крoвью.

Tы — князь!

И выбeри:

Смeрть иль пoбeдный удaр —

Йoдeфeт, Maссaдa, Бeйтaр.

(Гимн «Бейтара»)

Не очень звучная фамилия Мишу смущала только в школе, да и учителя чаще называли его по имени, чтобы не вызывать ненужное веселье в классе. Когда Миша пошёл в институт, на его фамилию реагировали более сдержанно, да и ударение ставили на последнем слоге, а иногда звучало совсем по- иностранному — «Бладик». Курсом старше учился Яша Блядиков, и Михаила это немного утешало, а ещё с ним училась девочка с Украины Сыкабылина и китаец Хуйсун. Его неблагозвучная в русской транскрипции фамилия толкнула на увлечение коллекционировать «смешные» фамилии, которые он старательно записывал в блокнот. Родители Миши и не думали менять свою фамилию, относились к ней как к фамильной ценности, хотя сам Михаил не был до конца уверен, что их фамилия действительно еврейская. Когда Миша начинал разговор о замене фамилии, намекая, что фамилия его жены будет Блядикина, то мама поясняла, что их фамилия не склоняется, и ничего менять она не позволит, как и национальность.

— Мы, евреи, должны с терпением и достоинством нести все тяготы нашего народа. Может, тебе посчастливится жить среди своих, и ты с гордостью сможешь сказать, что ты не предал свой народ, как многие из советских жидов. Достаточно того, что здесь Мойши стали Мишами, Срули Сашами.

После этих слов Софья Израилевна начинала громко плакать, а Миша — успокаивать маму, которая сквозь слёзы начинала перечислять родословную Миши, напоминая дедушку-чекиста, бабушку — партийного деятеля, лично знавшую Дзержинского. Мишина мама очень хотела, чтобы её сын стал сотрудником КГБ. Она понимала, что после того, как КГБ возглавил Андропов, в жилах которого текла еврейская кровь, еврею попасть в органы стало намного легче. К тому же, у Миши такие предки! Даже папа работал в ведомственной поликлинике для сотрудников МВД, пока не отправился на зимнюю рыбалку в компании пьяных милиционеров. Их газик ушёл под лёд Финского залива, никто не выжил.