Стразы (СИ) - Максимовская Инга

- Ты уже назначила дату свадьбы? – в голосе Женьки сталь. Я смотрю на уткнувшегося в свою гребаную газету, отца. Неужели он не слышит, как разговаривет кго протеже с его же единственной дочерью. Он не шевелится. Конечно слышит, просто не подает виду. Ему так удобно, как и всегда. Мать ушла в кухню, где исходит паром ароматный вишневый пирог, до которого мой жених весьма охочь. Она не любит Женьку, но кто бы ее слушал? Отец тут же прекращает все разговоры. Когда мама выказывает недовольство. У нее нет права голоса. – Вишенка, я ненавижу, когда меня водят за нос.

-Жень, я просто должна сдать экзамены в универе,- оправдываюсь я, и сама себя ненавижу за просящий тон, которым научилась говорить в последнее время.

Я вижу ярость в глазах Женьки, такую черную, вихрящуюся, которую он не может скрыть, как ни старается. «Душа у него черная»- проносятся в голове случайно брошенные матерью слова.

-Ты носишь кольцо на пальце уже четыре месяца,- рычит Арсеньев, ухватив меня за запястье, так, что я не сдержавшись вскрикиваю от боли.- Меня страшно бесит, что ты тупишь, Эмма. Называй дату, или иди на хрен.

Господи, почему? Почему я тогда не пошла туда, куда он меня послал? Почему я пролепетала первое попавшееся число, подписав себе тем самым приговор? Зачем? Ответ прост, я была слишком послушной дочерью. Я слышала, как усмехнулся отец. Это с его молчаливого согласия Женька буквально заставил меня выйти за него замуж.

- Мне больно,- шепчу , пытаясь вырвать из захвата его пальцев свою руку. Запястье покрыто рваными пятнами, завтра они превратятся в синяки. Лицо Арсеньева благостно, ему хорошо. А я вся дрожу. Я растеряна и испугана. Мать ставит на стол ароматный пирог.

Я больше не люблю вишневый пирог. Ненавижу. Арсеньев это знает. Подзывает официанта и заказывает десерт, который делит мою жизнь на до и после. На счастье балованной девочки, и рвущую сердце боль матери, потерявшей своего сына.

- Эмма, вы ведь любите вишневй пай? - в голосе издевка. Тошнота становится невыносимой.

- Простите,- сдавленно хриплю я, резко отодвигая стул,- мне надо в дамскую комнату.

Я почти бегу, чувствуя на себе взгляд Алекса. Он хочет пойти за мной, я знаю. Но его останавливает пьяный Арсеньев, неся какую то совершенную чушь.

- Эмма, я помогу,- говорит испуганная девочка, зверушка Евгения. Мое сердце преисполненно благодарности. Я замираю, ожидая, когда она поднимется.

- Сидеть,- резкий оклик бьет, словно кнутом. Я знаю этот тон. Арсеньев в бешенстве. – Я не разрешал тебе открывать род, дрянь.

- Но, Эмме нехорошо,- пытается оправдаться девушка, и тут же болезненно вскрикивает. О да я знаю, что сделал монстр. Это было его любимым занятием, колоть меня иглой, и смотреть как я держу рвущий горло крик, чтобы не показать его партнерам своей боли. В противном случае, дома меня ожидал ад. И эта несчастная тоже знает, что ее ждет лютое наказание. В ее глазах плещется ужин. Я смотрю на Алекса, который играет желваками. Арсеньев его клиент, но даже Беркуту не нравится обращение Евгения со своей зверушкой.

- Отпусти девочку,- твердо говорит Алекс. Его голос звенит от сдерживаемой ярости. - Женя, я тоже люблю играть с ними, но всему есть мера.

Я едва сдерживаю смех. Арсеньев снова душа компании, монстр снова спрятался.

- Иди, детка, ну конечно,- машет он по барски рукой. Как легко обмануться, глядя на этого добродушного, все еще красивого мужчину.

Женька любит меня.

Он просто перенервничал.

Конечно же он больше никогда не сделает мне больно.

Боль. В ней нет ничего смешного, как и в осознании того, что твой муж больной психопат. Он отнял у меня сына, а теперь хочет отнять человека, которого я люблю больше всего на свете.

- Эмма, ты в порядке,- бархатный голос Беркута проникает сквозь роящиеся мысли.- Хочешь, поедем домой?

- Нет, мне просто нужно немного передохнуть,- спокойно отвечаю я, с благодарностью принимая руку испуганной зверушки Арсеньева. - Просто припудрю носик,- улыбаюсь я. Женька наблюдает за мной. Он готов ко всему. Я знаю это. И я ему не позволю нанести вред моему хозяину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 24

Я склоняюсь над раковиной, едва справляясь с рвотными спазмами. Ихз груди рвется хрип, смешанный со стоном. Слышу, как кто – то скребется в дверь туалетной кабинки, но не могу ответить.

- Эй, Эмма, ты как там,- голос девочки - зверушки Арсеньева испуган. Ей страшно. Но этот ее зов приводит меня в себя. Я ополаскиваю лицо ледяной водой, порадовавшись тому, что мой макияж водостойкий и выхожу в небольшой тамбур туалета.

- Как тебя зовут? – она молода. Лет восемнадцать, не больше. Смешно. Ее прическа напоминает мою, ту, что я носила когда была госпожой Арсеньевой, даже цвет волос тот – же. Зрачки сужены. Она похожа на меня, черт побери этого ублюдка. И страдает, расплачиваясь за мои грехи.

- Лиза, меня зовут Лиза,- тихо шепчет девушка, стараясь не смотреть на меня.

- Почему ты с этим ублюдком? Зачем? – тихо спрашиваю я. Мне ее жаль, настолько, что хочется просто укрыть, спрятать от кошмара. Но, что я могу?

- Я сама согласилась,- Голос Лизы звучит монотонно, как заезженная пластинка. И в глазах, таких же зеленоватых, как и мои совершенная пустота. Она под каким то препаратом, я уверена.

А я ведь тоже согласилась сама. Дала согласие, стоя у алтаря, под взглядами сотен пар глаз и вспышек объективов. Сама отдала свою жизнь в руки монстра, лишившего меня самого дорогого. Столько лет считала себя убийцей. А тогда просто дала клятву, вечно любить мразь в обличии красивого преуспевающего мужчины, наслаждаясь завистливыми взглядами подружек. Глупая, наивная идиотка, желавшая счастья.

- Ты ведь можешь послать его ко всем чертям,- смеюсь я. Только вот смех не веселый. – Что ты принимала?

- Не знаю, хозяин дал мне таблетки, чтобы я не чувствовала боли. Но я все равно чувствую, невозможно не понять, когда с тебя заживо сдирают кожу,- ежится Лиза, нервно улыбаясь.- Я не могу уйти, Эмма. Такова реальность. Иначе мне будет нечем оплатить лечение брата и он просто умрет.

Лиза задирает свое платье, и я вижу глубокие порезы на ее бедре. Страшно? Да, я задыхаюсь от воспоминаний, обрушивающихся на меня лавиной. Мое тело все в шрамах. И она права, ничто не помогает, когда тебя используют вместо боксерской груши. Арсеньев знает как, и умеет доставлять такую боль, которую не вытравишь из тела никакими наркотиками.

- Сколько тебе лет? – она молода, я вижу, я чувствую, что она совсем еще юна. И это еще один повод избавить ее от сороколетнего маньяка, уродующего не только тела но и души.

- Это не важно,- нервно отвечает Лиза. – Я согласилась провести три дня с боминантом, он заставил меня перекрасить волосы, и зовет меня Вишенкой.Ты же тоже зверушка, так они нас зовут. И должна понимать. Я вытерплю, я сильная. Мне нужно спасти брата, у него никого нет кроме меня.

Я смотрю на девушку, возложившую на свои плечи непосильную ношу. И я понимаю ее, понимаю, что она готова на все ради единственного, любимого, родного существа на этой планете. Я бы тоже отдала свою жизнь, если бы можно было вернуть моего Ванечку. Ее голос тихий, почти детский проникает мне в подкорку. Беру ее за руку, чувствуя как дрожь этой несчастной передается мне.

- Уходи, говорю твердо, надеясь, что она послушается,- беги не оглядываясь. Это не твоя жизнь. Арсеньев чудовище, рано или поздно тебя найдут в какой нибудь придорожной канаве. И тогда ты уж точно ничем не сможешь помочь брату,- да, мои слова жестоки, но в глазах Лизы мелькает проблеск понимания. Ей страшно, боже это же просто животный ужас.Я вижу дорожки слез на ее замазанных косметикой щеках.- Завтра же я перешлю тебе нужную сумму, но обещай, что ты не вернешься к нему. Обещай мне.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я еще не знаю, как выполню свое обещание. Но, что деньги поступят на счет больницы, где лечится брат Лизы я уверена. Алекс не откажет мне в просьбе, тем более, что он по контракту должен мне вдвое больше названной Лизой суммы.