Биология трансцедентного - Джозеф Чилтон Пирс

В период среднего подросткового возраста в моей жизни утвердились три основных состояния сознания. Первым был интенсивный идеализм, набор благородных стандартов столь возвышенных, что им могла соответствовать только жизнь Иисуса. (И уж конечно, на это не был способен ни я, ни кто-либо из тех, кого я знал.) Вторым был мой прискорбный недостаток, позже названный мной "скрытым величием" -постоянное, бьющее через край раздувание собственного значения и важности, а также глубины и величия моей внутренней жизни, которое не мог заметить никто из окружающего мира. Я был тогда, как и впоследствии, довольно небольшого роста и обладал весьма непримечательной внешностью. Я с жадной готовностью воспринял строки Уолта Уитмена:

Огромное, яркое солнце, как быстро ты убило бы меня, Если бы во мне самом не всходило такое же солнце. ("Песня о себе", 25, пер. К.Чуковского.)

Этот восход засиял как неугомонная экзальтированная энергия, таящаяся глубоко внутри моего существа и вырвавшаяся из меня, как вопль.

Третье состояние, характерное для меня в подростковый период, было ещё более значительным. Позже я обозначил это как "большие ожидания". До сего дня присутствующее во мне убеждение, что должно случиться нечто потрясающее, постоянно усиливалось. И ещё оно - чем бы это ни было - должно было произойти немедленно, в этот самый день, час, и даже секунду: "оно" находилось прямо за углом, за следующим холмом.

Несколько десятков лет спустя, после беседы в Санта Фе, Нью Мексико, одна семейная пара поделилась со мной содержанием письма, полученного от сына-студента одного из восточных университетов, преуспевающего в науках, и спортсмена, пользующегося популярностью в студенческом городке. Он сообщал, что это письмо было написано им после такого сильного переживания, что он мог довериться только своим родителям. Я был польщен тем, что они показали письмо мне.

Он проснулся посреди ночи, как он писал: "чувствуя холодную руку ужаса", сжимавшую его сердце. С тех пор, как ему исполнилось 14, продолжалось письмо, он постоянно жил в ожидании чего-то важного, что должно было вот-вот случиться. Это нечто было настолько огромным и значимым, что он не мог даже говорить об этом, а вместо этого холил и лелеял страстное желание в своем сердце. Ужас охватил его среди ночи, в канун 21-го дня рождения. Он вдруг понял, что в течение семи лет ждал, чтобы "оно" случилось, - но оно не случилось. И вот в то мрачное мгновение он узнал, что не случится никогда. "Я мог бы жить с осознанием того, что оно никогда не произойдет, - заключал молодой человек, - но мне кажется очень трудным принять то, что я никогда не смогу узнать, чем оно должно было быть".

Задолго до моего собственного 21-летия мои большие ожидания были разбиты Второй мировой войной и службой в корпусе ВВС США, где я провел последние годы своего взросления. Мне пришлось пересмотреть за это время множество агитационных фильмов о том, "почему мы должны сражаться", которые сопровождались многими сценами жестокости и зверств. Эти фильмы были задуманы для того, чтобы настроить нас, будущих пилотов и бомбардиров, на массовое убийство, что требовалось от всех хороших летчиков. Однажды, когда худшие из всех возможных зверств были показаны на экране в сопровождении пронзительно-эмоциональной симфонической музыки Сергея Рахманинова - "Остров мертвых", - я вдруг откровенно разрыдался. Один из моих приятелей-соучеников, сидевший рядом, начал шептать мне на ухо, пытаясь остановить меня, - ведь если бы дежурный сержант услышал мой плач, меня бы незамедлительно сняли с тренировочных полетов.

За время этих месяцев учебы, в редкие свободные минуты, я читал отрывки исторических обзоров Уилла Дюранта и, под влиянием мудрости Уилла и его жены Ариэль и ужасов, увиденных на экране, я с покорностью сделался атеистом. Однако, в тайниках души я сохранял любовь к Иисусу, и нежно лелеемый Его образ стал чем-то вроде чуланчика в сердце, сохранившегося на годы. Относительно Бога у меня были сильные сомнения; об Иисусе - величайшем из всех человеке и образце поведения для всех нас - ни одного.

глава пятая ПОЧЕМУ СРЫВАЕТСЯ ЗАМЫСЕЛ ПРИРОДЫ

Для человека Абсолютом является его собственная природа.

Людвиг ФЕЙЕРБАХ

Одним из наиболее ценных научных вкладов Пола МакЛина явилось его понимание того, что он назвал "семейной триадой потребностей", а именно аудиовизуальная коммуникация, воспитание и игра. Как у всех млекопитающих, природа человека опирается на эти три взаимозависимых требования, без которых мы бы не могли долго выживать как вид. Эти потребности обеспечивают и поддерживают человеческое развитие с самого рождения, а также, я бы добавил, являются трамплином к трансцендентности. Неудача в обеспечении всех трех составляющих разрушает разум и социальное развитие, но, в то же время, поддерживает способы окультуривания человека, укрепляя тем самым и саму культуру.

Вкратце мы можем заключить, что аудиовизуальное общение востребовано Р-системой в её связи с эмоциональной системой. Эта потребность наблюдается в общении матери и ребенка. Решающая потребность человека в воспитании и удовольствии, которое он черпает из этого процесса, удовлетворяется в рамках эмоционально-когнитивной системы и её связях с сердцем и лобными долями мозга. И эта потребность также встречается в связи между матерью и ребенком. Когда потребности в аудиовизуальной связи удовлетворены, они автоматически связываются с потребностями воспитания: коммуникация и процесс воспитания проистекают от единого взаимодействия и, в результате, вызывают взаимное существование с самого рождения ребенка.

Эта богатая динамическая связь порождает игру-потребность нашего творческо-интеллектуального сегмента коры головного мозга, неокортекса, и его связей с нашей эмоциональной системой. Игра разворачивается в безопасном пространстве, созданном аудиовизуальным общением и воспитанием. Такое пространство образуется только тогда, когда все потребности удовлетворяются. Безопасное пространство вызывает связь сердца и ума, что, в свою очередь, происходит от взаимосвязи матери и ребенка. В этом безопасном пространстве, где не бывает поправок, потому что не существует ошибки, и где не действует временной фактор, игра может вестись свободно.

ИМПЕРАТИВНАЯ МОДЕЛЬ

В семейную триаду заочно включен и природный императив, который во всех аспектах развития предоставляется в качестве образца. Вспомните о том, что образец - это живое воплощение наследственных способностей или таланта ребенка, а также его стимулятор - продемонстрированная моделью возможность. Модель вызывает в ребенке соответственный отклик, создавая в нем структуру знания или схемы врожденных способностей.

В необходимости наличия образца исключений нет, и здесь представлены три образца: способность человека к языку, видению и разумности сердца. Эти три способности раскрываются столь же естественно, как дыхание они являются нервными схемами (или конструкциями) знания, которые мы автоматически вычерчиваем. Потребность в наличии стимулирующего образца относится ко всем нашим способностям.

В 1940-х годах Бернард и Зонтаг опубликовали исследование, связанное с фетальными движениями, производимыми в ответ на звук. Эти движения обнаруживаются приблизительно с пятого месяца внутриутробного развития. Впоследствии, в начале 1970-х, исследователи из Бостонского университета - Уильям Кондон и Льюис Сандер - сделали открытие, что при рождении младенец реагирует на каждую фонему, произносимую матерью, движением определенного мускула или группы мышц. (Фонема - это наименьшая единица речи, образующая слова. Наш алфавит - фонетический.) Из набора движений новорожденного Кондон и Сандер смогли начертить схему всех мышечных реакций, которые формируются в утробе и окончательно устанавливаются с рождением. У них была возможность проанализировать синхронность фонемы и движения. Они очень точно могли предсказать мышечную реакцию ребенка на любое слово, произнесённое в его присутствии.

Стимулирующим началом этой реакции является речь матери, а самой реакцией -мышечное движение ребенка. Поскольку этот феномен в сознании плода проявляется в конце второго триместра беременности и окончательно формируется, главным образом, уже после рождения ребенка, способность реагировать определенным образом считается способностью, унаследованной генетически. Генетическая связь, однако, составляет только половину истории. Если от матери не исходит речевого стимула, в утробе не происходит развития фонетической реакции, неважно насколько сильны гены, отвечающие за процесс. Если ребенок глухой или его мать глухонемая, он рождается с отсутствующей мускульно-фонетической реакцией.