Роковая женщина - Джеймс Чейз

Я услышал, как открылась дверь. Женский голос сказал:

— Ваш ленч готов, мистер Лепски. Я посмотрю за ним.

— Ладно, детка. Если он хотя бы моргнет, зовите меня. Что за ленч?

— Тушеная говядина.

— Это точно говядина, а не собачатина? Она засмеялась:

— У сестры-хозяйки пропала кошка.

— Вот-вот! Фу ты! До чего же я везучий! Затем дверь закрылась. Я слышал, как сестра села, потом зашелестели книжные страницы.

Я вернулся к своим размышлениям. Рея и Фел унесли стеклянное колье. Фел ранен. Привлек ли выстрел чье-нибудь внимание? Не увидел ли кто-нибудь, когда они выходили? Может быть, они уже арестованы и все рассказали? Может быть, именно поэтому меня стережет полицейский. Я не сомневался, что, если Рея попалась, она укажет на меня. Но как об этом узнать? По выражению ее лица, которое я видел в зеркале, я понял, что она хотела убить меня так же, как убила Сидни. Но если я выживу, а я, видимо, выживу, и если их схватили, она не будет молчать. Мне хотелось поднять руки и сжать ими мою больную голову, но я преодолел это побуждение. Нужно выиграть время. Нужно притвориться, что я все еще без сознания. А если Рея и Фел скрылись? Что они будут делать? Они похитили колье, стоившее, как им казалось, не менее миллиона долларов. Они знали, что любой неверный шаг обернется для них катастрофой. Предпримут ли они попытку продать колье? Я предупредил их, что ни один мелкий скупщик краденого не притронется к такому товару. Не будут же они настолько безрассудны, чтобы теперь, когда над ними висело обвинение в убийстве, обращаться к барыге. И все же я подозревал, что Рея с ее врожденной алчностью может оказаться неспособной противиться искушению и попытается обратить колье в деньги.

Но зачем думать о них? Раз мне суждено выжить, надо подумать о себе. Предположим, что полиция или Мэддокс — особенно Мэддокс, заподозрят меня. Предположим, они получат ордер на обыск и откроют мой сейф. Как они будут реагировать, обнаружив настоящее колье? И тут я увидел проблеск надежды, выход из положения. О, Боже милосердный, как я в нем нуждался!

Я лежал неподвижно, но моя голова работала на полных оборотах, и, наконец, мне стало казаться, что я могу спастись, если только полиция не настигла Рею и Фела. При этом условии я буду в безопасности. Я смогу надеть намордник на Мэддокса. Я смогу вернуться в магазин. Теперь, когда Сидней мертв, Том Льюис предложит мне стать его партнером. Без моего опыта магазин может перестать приносить доход. У меня вдруг упал камень с души, сменившись спокойствием и надеждой. Все еще может устроиться, но лишь при условии, что Рея и Фел не попались. Хотя с чего им попадаться? Даже если их видели выходящими из дома, никто не в состоянии их опознать. Пока они не сделают какую-нибудь глупость вроде попытки продать колье, ни им, ни мне, конечно же, ничего не грозит. Но Рея? Я вспомнил слова Дженни: «Она одержима мыслью разбогатеть. Она никак не может примириться с фактом, что, если хочешь денег, их надо заработать. Она говорит, что не хочет ждать так долго». Но Рея далеко не глупа. Она наверняка сознает, что, несмотря на соблазн поскорее завладеть деньгами, стоит ей попытаться продать колье, и она сразу пропала.

В этот момент я услышал стук в дверь, сестра встала и пересекла комнату.

— Хэлло, мисс Бакстер, — сказала она.

— Как он? — спросила Дженни.

— Все так же.

Дженни здесь! Лишь большим усилием воли я заставил себя не открывать глаза. Слишком рано. Нужно сделать вид, что я возвращаюсь к жизни медленно, так, чтобы иметь возможность отступить в притворный обморок, если полицейский станет прижимать меня. Сознание того, что Дженни приехала в Парадиз-Сити и интересуется моим состоянием, подействовало на меня как бодрящая инъекция.

— Можно на него посмотреть?

— Конечно.

Я лежал закрыв глаза, с сильно бьющимся сердцем и прислушивался к движению у моей постели.

— Как он плохо выглядит. Огорчение в голосе Дженни очень много для меня значило.

— Ничего удивительного. Он перенес операцию мозга и был на волосок от смерти, но доктор Соммерс говорит, что теперь опасность позади. Надо только подождать, пока он придет в себя.

Прохладные пальцы Дженни прикоснулись к моему запястью. Меня подмывало открыть глаза, взглянуть на нее, увидеть ее небрежно причесанные волосы и выражение доброты в заботливых глазах, но для этого еще не пришло время. Ради собственной безопасности я должен ждать. Потом послышался звук открываемой двери и голос Лепски:

— Если это была кошка сестры-хозяйки, то мне по душе ленч из кошки. Приветствую вас, мисс Бакстер, — продолжал он. — Видите, он без изменений.

— Да.

Я услышал вздох Дженни:

— Сестра, вы известите меня, когда он придет в себя?

— Конечно.

Шорох, шаги. Я не осмеливался даже приподнять веки, слыша, как Лепски устраивался возле меня на стуле. Потом дверь закрылась. Дженни ушла.

— Она мне нравится, — сказал Лепски. — Есть в ней что-то этакое. Она влюблена в парня без памяти, верно?

— И не говорите, — согласилась сестра.

— Угу.

Наступила длинная пауза, затем Лепски продолжал:

— Пару месяцев назад меня произвели в детективы первого разряда. Трудно в это поверить, так мной помыкают! Сижу в этой проклятой палате день за днем! Они хотят меня убедить-, будто это очень важно.

— Я просто не могу уразуметь, в чем тут дело, — отозвалась сестра. — Вот вы бы мне объяснили. Я читала все газеты, но там ничего толком не сказано, написано только, что мистера Фремлина убили. Как все это понимать?

— Строго между нами, мы и сами не знаем. Мы ждем, пока Карр очнется и расскажет, что же там стряслось. Мы считаем, что украдена какая-то большая ценность, только не знаем какая.

— Значит, вы не понимаете, в чем тут дело. Ну так мы с вами в одинаковом положении. Я слушал с напряженным вниманием.

— Но ведь у вас есть какие-то улики? — спросила сестра.

— Детка, вы читаете слишком много детективов. — В голосе Лепски звучала горечь. — Нам известно только, что мужчина и женщина вломились к Фремлину, подстрелили его, вывели из строя Карра и смылись. У нас есть описание их внешности. Ночной вахтер слышал выстрелы и видел, как они убегали. От его описания никакого толку. Значит, все зависит от того, что видел и знает Карр. Вот я и сижу здесь. Ясна картина?

— Я рада, что я не полицейский.

— Ну, мы с вами пара.

После продолжительной паузы Лепски спросил:

— Что на ужин?

— Вы только что поели, мистер Лепски.

— Неважно, я человек предусмотрительный. Так что на ужин?

— Не знаю. Зависит от настроения поварихи.

— Вот как? А если ей сказать, что я приду и подниму ей настроение, если она состряпает что-нибудь вкусненькое?

Сестра засмеялась:

— Так говорить неприлично, мистер Лепски.

— Ваша правда. Обалдеешь тут, сидя и глядя на этого малого. Вы уходите?

— Конечно, ухожу, а то вам вздумается еще поднимать и мне настроение.

— Хорошая мысль. Если бы я не был солидным женатым человеком…

Я услышал, как закрылась дверь. Да, выходит, они не знают о краже колье. Пусть Лоусон видел Рею и Фела. Лепски правильно сказал, что это не имеет никакого значения. Переодетые, тем более бегущие, они имели все шансы остаться неузнанными. Обдумав ситуацию, я решил не подавать признаков жизни в течение еще хотя бы нескольких часов. Нельзя дать Лепски заподозрить, что я слышал его разговор с сестрой. Я лежал тихо и думал, а время шло. У меня болела голова, раздражала возня Лепски. Время от времени заглядывала сестра. Наконец появился врач, и я решил, что настал подходящий момент.

Услышав, как он здоровается с Лепски, я пошевелился, тихо застонал и, взглянув в склонившееся надо мной толстое лицо, зажмурился.

— Он приходит в себя.

— Да ну! Вот новость так новость! — воскликнул Лепски.

Я вновь открыл глаза, поднес руку к голове полной тупой боли и потрогал бинты.

— Как вы себя чувствуете, мистер Карр? — спросил врач.

— Где я?

Это была классическая реплика человека, очнувшегося от беспамятства.

— Вам незачем волноваться. Вы в городской больнице. Как вы себя чувствуете?

— Голова болит.

— Сейчас будет лучше. Только лежите спокойно, мистер Карр.

— Сидней… Они его убили.

— Ни о чем не тревожьтесь. Я сделаю вам укол, и вы отдохнете. Торопиться некуда. Времени сколько угодно.

— Эй! Погодите! Я хочу с ним поговорить, — с лихорадочной торопливостью закричал Лепски. — Это важно.

— Пока никаких разговоров с моим пациентом, — отрезал врач. — Сестра…

Секундой позже я почувствовал прикосновение тампона к руке, а потом укол шприца. Медленно погружаясь в забытье, я подумал, что время работает на меня. Я не особенно рвался к разговору с Лепски, но знал, что в предстоящей партии в покер мои карты сильнее.

Меня разбудило солнце. Я пошевелился, приподнял голову, потом, моргая, огляделся. Головная боль прошла. Сознание было ясным. В противоположном конце комнаты стоял высокий, худой, сильно загорелый человек, в котором я угадал Лепски. Возле кровати сидела привлекательная сестра, которая встала и наклонилась надо мной, увидев, что я зашевелился.