Лидия Русланова. Душа-певица - Сергей Михеенков

— Подумал, не иначе кто-то заблудился, — сказал он, внимательно оглядывая незнакомку.

— А я и правда заблудилась, мил человек, — призналась она.

— Ну, то не беда. Сейчас выйдем на дорогу, а там недалеко и жильё, — успокоил он её.

Пошли по едва заметной тропинке, вскоре выбрались на другую.

— А я слышу, вроде зовёт кто… Голос-то у вас знатный, — усмехнулся лесник. — Иду-иду, а всё никак до вас не дойду…

И правда, вскоре вышли к деревне — большой, богатой. Дома рублены из матёрой ели. С подклетями. С высокими крылечками. С множеством надворных построек для домашней живности. С амбарами. Двери массивные, на кованых петлях. Всё сделано добротно и красиво. Сибирь!

Лесник привёл Русланову в свой дом. Хозяева напоили её чаем, угостили пирогами. Потом, чтобы не думала, что они тут медведями живут, вынесли в белую горницу, где чаёвничали, патефон и пластинки. Хозяин приказал старшей из своих дочерей:

— Поставь, доня, нашу любимую — Русланову.

Послушали Русланову. Всем песня понравилась. Гостье тоже.

— Ну, пластинку послушали, спасибо ей, этой чудесной машине, — сказала Русланова, когда хозяева спросили, а кто ж она есть и как в их краях оказалась, — а теперь я вас отблагодарю.

И — запела ту же песню. Да так, что все ахнули. Стали сбегаться в просторную избу лесника люди со всей деревни. Места не хватило, стояли под окнами. А она всё пела и пела. Вначале без аккомпанемента, так осиливала. А потом и гармонист нашёлся. Быстро подладился под её тональность. Она подмигнула ему — и пошёл концерт в запал!

Долго она потом вспоминала то своё таёжное выступление и чай лесника.

Вечером запрягли лошадей и отвезли певицу в соседний леспромхоз, где должен был состояться её концерт. И он состоялся в объявленный срок.

Другой случай с патефоном произошёл на фронте.

Выступала Русланова в одном из прифронтовых госпиталей. После концерта отпустила всех своих коллег домой, то есть в часть, где им отвели землянку, а сама решила пройтись пешком. Дорога не дальняя, с километр лесом.

Идёт. Дело было поздней осенью. Лес уже сбросил листву, приготовился к зиме, но кое-где ещё запоздало сиял то багрецом молодых осин, то золотом берёз и ив. Шла, поглядывала по сторонам, любовалась окрестностями.

Впереди на перекрестье дорог — пост. Солдаты где-то раздобыли патефон — видимо, во время наступления захватили в немецких окопах или нашли в брошенной деревне, откуда немцы всегда перед боями отселяли жителей. Крутят её «Липу вековую». Свою песню издали узнала.

Одета она была по-фронтовому хорошо: стёганая солдатская телогрейка, на голове платок, по-деревенски перехваченный через грудь и завязанный за спиной.

Подошла к посту. Посмотрела на бойцов и сказала им с укоризной:

— Слушаете? Да?

— Не, мы на посту, — простодушно ответил тот, что помоложе.

— На посту, а патефон крутите…

Тут вмешался другой, постарше и, видать, поопытнее:

— Ну, слушаем. Не твоё дело, тётка, что мы тут делаем. Идёшь — проходи. Не мешай слушать, не порть настроение. — И боец кивнул на вращающуюся пластинку. — Давай, Петя, подкрути, — сказал он своему напарнику.

Тот аккуратно, чтобы игла не поехала поперёк звуковых бороздок, подкрутил ручку патефона.

Русланова поняла, что её не узнали, и решила подыграть ситуации. Спрашивает:

— А кто же это поёт у вас?

— Кто… — усмехнулся старший. — Ты вообще откуда, тётка, тут взялась, такая тёмная? Это же поёт… сама Русланова!

— Русланова?

— Ну да. Неужели не слыхала?

— Как не слыхала, когда я и есть Русланова, — отвечает она бойцам.

Тут они подняли её на смех.

— Не верите? Могу документы показать, — предложила Русланова.

— Да документы у тебя, может, фальшивые, — отвечали они.

— Документы-то?.. Ну да, документам, и правда, лучше не верить. Бумага, она — что?.. Бумага она и есть бумага. Но голос-то — настоящий!

— А ну, давай, тётка, пой! — махнул рукой старший и бережно снял с пластинки никелированную головку. Ты, может, шпионка с поддельными документами.

И она, немного ослабив узел шали, запела «Липу вековую».

Липа вековаяПод окном шумит.Песня удалаяВдалеке звучит.

Луг покрыт туманом,Словно пеленой.Слышен за курганомЗвон сторожевой.

Этот звон унылыйДавно, с прошлых днейПробудил, что былоВ памяти моей.

Но всё миновало,И я под венцом.Молодца сковалиЗолотым кольцом.

На твоей могилеСоловей поёт.Липа вековаяВесной расцветёт.

Солдаты остолбенели, а потом обрадовались. Дослушивали песню, стоя перед певицей навытяжку. Вот что такое русская песня! Русланова допела. И все расхохотались и обнялись, как родные.

Немцы тоже слушали песни Руслановой. И патефоны у них были, и трофейные пластинки.

Один из бойцов 33-й армии генерала Ефремова, армии, которая была почти целиком истреблена в окружении под Вязьмой в 1942 году, рассказывал, как они, остатки растрёпанных дивизий, пробивались к Юхнову на соединение со своими:

— До Угры совсем немного оставалось. Бежим по лесу. Куда бежим? Командир говорит: туда надо. Бежим, куда он показывает. Вышли к Угре. Угра разлилась, берегов не видать. Море, а не река. Стали мы заходить в воду, а с берега, с высотки, ударили пулемёты. Кто поплыл, никто до того берега не доплыл. Командир кричит: «Назад! А то всех побьют!» Вернулись в лес. И тут нас окружили со всех сторон. Звуковую установку подвезли. Пластинки начали крутить. Зашипела пластинка, пошла. Слышим, Русланова запела. Ох, как тут тягостно на душе стало… И вдруг прервалась песня и голос, один из наших, почти рыдает: «Братцы! Тут ничего! Жить можно! Кормят! Братцы!..» А мы уже четвёртые сутки ничего не ели…

Автор слов «Катюши» поэт Михаил Исаковский[36] рассказывал о таком случае: «Однажды под вечер, в часы затишья, наши бойцы услышали из немецкого окопа, расположенного поблизости, „Катюшу“. Немцы покрутили её раз, потом поставили второй раз, потом третий… Это разозлило наших бойцов: мол, как это подлые фашисты могут играть нашу „Катюшу“?! Не бывать этому! Надо отобрать у них „Катюшу“! В общем, дело кончилось тем, что группа наших солдат совершенно неожиданно бросилась в атаку на немецкий окоп. Завязалась короткая, молниеносная схватка. В результате — немцы ещё и опомниться не успели, как „Катюша“ — пластинка с патефоном — была доставлена к своим».