Контейнер со смертью - Максим Шахов

– Ну, вот и все, – упаковав свои вещи, заявил Росляков.

Он поднялся на ноги, закинул за спину «рюкзак». Поднял и повесил на шею автомат.

– Прощай, – с грустной улыбкой сказал он льву.

Лев приподнял одно веко и недовольно посмотрел на человека. Чего ты топчешься, когда после еды надо спать. Какой ты неугомонный.

– Мне пора, брат, – снова сказал человек. – Спасибо за то, что составил компанию, что помог на охоте. Но меня ждет моя жизнь и мой человеческий долг. Прости, если обидел чем, и не забывай меня.

Затоптав костер и засыпав его рыхлой землей, которую в небольшом количестве удалось наскрести между камнями ногой, Росляков кивнул прощально льву и пошел на север. Лев проводил его взглядом одного лениво приоткрытого глаза. «Скупое мужское прощание, – грустно подумал Росляков. – А чего я, собственно, ждал? Жарких объятий, чтобы он бросился мне на шею и прослезился? Это же не собачка в конце концов, а дикий зверь. Он человека-то, может, впервые в жизни видит вот так близко. Кстати, очень позитивное для него знакомство. В том смысле, что хорошо закончилось. Не перенес бы он отношение лично ко мне на отношение ко всем остальным людям. Получит пулю в лоб, а шкуру сдерут и на стену повесят. Вот и все знакомство…»

Хруст камня за спиной заставил обернуться. Росляков остановился и замер. Лев с недовольным видом трусил за ним следом. Не глядя на человека, он прошел мимо, принюхался, озирая окрестности очень, кстати, по-хозяйски, и улегся. Вид у него такой, как будто он выполнил свой долг.

– Ты что? – изумился Росляков. – Ты хочешь идти со мной? А оно тебе нужно?

Вместо ответа лев перекатился на бок и откинул мохнатую голову. Он нежился от того, что после сытного обеда ему снова удалось прилечь.

– Слушай, – рассмеялся Росляков, – если ты намерен идти со мной, тогда тебе придется днем ногами топать, а валяться ночью. Иначе никак нельзя. Я-то привык спать по ночам, да и не вижу я в темноте, в отличие от тебя. Так что тебе решать! Если готов – пошли.

Росляков повернулся и пошел снова своей дорогой. Хруст камней под мощными лапами подтвердил, что лев увязался следом.

Таким неторопливым темпом они продвигались на север трое суток. Росляков не торопил льва, который еще не совсем оправился от своих ран. Он был очень осторожен и подолгу всматривался в даль. Уж он-то на месте террористов не поверил бы в то, что интересующий их человек запросто сгинул на плоскогорье. Особенно если учесть, что человек обладает определенными навыками и опытом. Простой и обычный из самолета на парашюте не прыгает. И шестерых вооруженных людей легко не убивает. «Я бы не поверил, – в который уже раз говорил себе Росляков. – Я бы оставил в этих местах достаточное количество глаз и ушей, которым не в тягость и неделю, и месяц наблюдать и ждать. Вопрос того стоит».

* * *

Начальство сообщило, что Росляков, скорее всего, выпрыгнул из самолета, летевшего рейсом на Каир. Произошло это, судя по возникшим в самолете неполадкам, где-то на линии городов Тауденни и Иллизи. Фактически на тысячекилометровом участке южного Алжира. Неполадки, о которых экипаж сообщал диспетчерам, касались электроники и связаны были с шасси и нижними люками. Эксперты, которых начальство привлекло для консультации, почесали в затылках, но согласились, что спровоцировать сигналы электроники возможно.

– Ты понял? – веселился Демичев, сидя по-турецки на кровати в дешевом дорожном отеле. – Он всех провел, а сам сел в самолет и вылетел в Каир! А по дороге начал морочить экипажу голову, а сам выпрыгнул вот где-то здесь. – Палец Андрея стал тыкать в разложенную на кровати карту. – Вот он зачем парашют спер у спасателей! Он уже тогда спланировал этот прыжок.

– А что ты радуешься? – спокойно возразил Максим. – Он выпрыгнул на прогоне в тысячу километров. И нам с тобой надо прочесать полосу шириной километров в сто. Думаешь, это реально?

– Спокойно! – уверенно заявил Демичев. – Давай рассуждать логически…

Этот разговор произошел ровно неделю назад в пыльном и знойном городке Бискра у подножия Атласских гор. С тех пор Андрей Демичев и Максим Алексеев исколесили по нагорьям и плато не одну тысячу километров. Руководство, судя по всему, было не просто озабочено пропажей полковника Рослякова. По каким-то своим каналам начальство, видимо, получило информацию о том, что мог найти Росляков в Венесуэле и что он сейчас спасал от преследовавших его террористов.

Такие выводы сделал Демичев, рассказав Максиму, что этот случай в его практике необычный. Раньше к работе группы никого не привлекали ради сохранения секретности каждой операции. А теперь, судя по всему, подняли на ноги резидентуру и в Венесуэле, и здесь – в Алжире. Наверное, как он считал, пошли и на прямые контакты с ЦРУ.

Но официальные каналы обычно мало чего дают, поэтому надежда была только на них двоих. Максим мотался по маленьким городкам, поселкам и туземным деревням. Он слушал сплетни, собирал слухи. В основном он толкался среди торговцев, пастухов. Он заводил знакомства, угощал в барах муниципальных чиновников и полицейских, общался с газетчиками.

Африканские базары, как убедился Максим, это что-то совсем иное, нежели базары арабские. В арабском мире базар не столько место, где делаются покупки или где продают товар. Это место общения, это сродни средствам массовой информации. Там узнают новости, там рассылается в устной форме информация о торжествах и горестях. Даже торговля в арабском мире – это развлечение, удовольствие. Смакуется сам процесс торга.

У берберов и их дальних родственников туарегов базар именно базар. И именно в глубоком смысле этого слова, которое в русском языке стало нарицательным, стало символом беспорядка, бардака, шума и гама. У коренных народов севера Африки – пастухов и кочевников – торг испокон веков является способом выживания, достижения определенного благополучия. Здесь шумят потому, что рядом конкурент и его надо обойти. Единственный способ – перекричать, объяснить, что твой товар лучше, качественнее, а у конкурента наоборот.

Здесь часто ссорятся, ругаются, постоянно слышатся оскорбления и нелестные эпитеты. И все это при том, что берберы и туареги народ миролюбивый, приветливый и беззлобный. Они еще со времен прихода арабов в свои земли, а потом и начала притеснения со стороны европейцев пытаются отстоять свое национальное, свою сущность свободного народа. Они давно бы поднялись на вооруженную борьбу за свои права, если бы умели воевать, если бы были агрессивными внутри.

Максим не знал местных языков, кроме официального французского, поэтому ему приходилось сложно. Большинство торговцев на базарах французский язык с грехом пополам знали, но использовали его неохотно. Правда, если покупатель говорит только по-французски, то по законам бизнеса его придется ублажать и общаться на этом языке.

Поскольку скупить половину базара Максим не мог, а это единственный способ расположить к себе торговцев, то много времени он уделял местной кухне. Собственно, каких-то особых мест, которые можно назвать кафе или столовыми, на берберских базарах нет. Да и базар – место условное. Просто в каком-то районе города большинство улиц и площадей занято торговцами. Палатки, навесы, лотки. Все цветное, приветливое и… странное. Еще бы – страна, где женщины не закрывают лиц и ходят в штанах, а закрывают лица мужчины.

Еду продавали с лотков, ее разносили, ею угощали под навесами. Вся торговая часть любого городка источала вкусные и пряные запахи. Берберская пища до сих пор напоминает об истоках занятий и образа жизни берберов и туарегов. В их рационе много фруктов, овощей, оливок, мяса, сладостей. И Максим по несколько раз в день ел берберский суп, заправленный лимоном, пробовал кус-кус, который напоминал ему что-то среднее между казахским бешбармаком и узбекским пловом, покупал у словоохотливых разносчиков брик, похожий на блинчики с творогом.

У кочевников, как и у пришлых арабов, нет сухого закона, да в нем и нет необходимости. Здесь пьют кофе или очень своеобразный берберский чай. Его выращивают высоко в горах и готовят специальным образом. Употребляется как черный, так и зеленый чай. Часто зеленый чай смешивают с солидной долей мяты. Максиму сразу вспомнился отечественный специфической продукт, который известен в нашей стране под названием «чифир». Щедрая горсть заварки на небольшой чайник заливается водой, засыпается горстью сахара и преет на древесных углях в течение 15 минут. И пьют это из небольших рюмок.

Однако погружение в глубину местной культуры и кулинарии особых результатов не дало. Никто не слышал о каком-то европейце, которого искали арабы, или полиция, или другие европейцы. Не рассказали ему и о странных случаях или перестрелках между бандитами. Было ощущение, что туземцев мир европейцев не особенно волновал и не интересовал.