Синий рыцарь - Джозеф Уэмбо

Я откинулся назад, пытаясь унять пульсирующую боль в желудке. Таблетки из кармана уже не помогали.

– Ты никогда не рассказывал нам о своем мальчике. Мне всегда было обидно, что ты не рассказал о нем мне, ведь мы с тобой так близки. Ты рассказывал мне о нем только во сне.

– И что же я говорил?

– Ты звал «Билли, Билли» и говорил с ним. Иногда ты плакал, и мне приходилось заходить в твою комнату и подбирать с пола подушку и одеяло, потому что ты сбрасывал их с кровати.

– Он мне никогда не снился, никогда!

– Как же еще я мог о нем узнать, 'mano? – мягко спросил он. – Мы с Сокорро много об этом говорили и волновались за тебя. Мы все гадали, не боишься ли ты полюбить снова. Это случается. Но когда человек становится стар, он должен кого-то полюбить. Должен.

– Но ведь тебе ничто не грозит, если ты не любишь, Круц! – возразил я, корчась от боли. Круц смотрел на пол, не имея привычки так со мной разговаривать, и не замечал моих мучений.

– Да, Бампер, с одной стороны ты в безопасности. Но с другой, самой важной, ты в опасности. Если ты не любишь, в опасности твоя душа.

– И ты в это веришь, даже после гибели Эстебана? Веришь? Круц взглянул на меня. Глаза его были мягче обычного, а взгляд направлен чуть в сторону – он был очень серьезен. Его тяжелые ресницы дважды моргнули, и он вздохнул:

– Да. Даже после Эстебана и несмотря на то, что он был самый старший, а к первенцу испытываешь особые чувства. Я чувствую, что это правда, даже после смерти Эстебана. Когда утихла моя скорбь, я понял, что это Божья правда. И я верил в нее даже тогда.

– Кажется, мне нужно выпить чашку кофе. Желудок болит. Может, что-нибудь горячее...

Круц улыбнулся и откинулся на спинку своего кресла. Сокорро заканчивала готовить последние ленчи, и я поболтал с ней, пока закипал кофе. Боль в желудке начала понемногу утихать.

Я пил кофе и думал обо всем, что мне сказал Круц. В этом был смысл, и все же каждый раз, когда привязываешься к человеку, что-то случается и взаимные узы обрубаются – кровавым мечом.

– Не зайти ли нам в гостиную поглядеть, как там дела у старины Круца?

– Конечно, Сьюки, – сказал я, кладя руку ей на плечо. Круц храпел, растянувшись на диване.

– Так он спит, когда выпьет. Теперь его уже не добудиться, – сказала она. – Может, принести ему сюда подушку и одеяло?

– Не стоит ему спать на диване. В этой большой гостиной вечно гуляют сквозняки. – Я подошел к Круцу и наклонился.

– Что ты собираешься делать?

– Отнести его в постель, – сказал я, поднимая его на руки.

– Бампер, ты надорвешься.

– Он легкий, как ребенок, – сказал я, и он действительно оказался на удивление легким. – Какого черта ты не заставляешь его побольше есть? – спросил я, поднимаясь вслед за Сокорро по лестнице.

– Ты же знаешь, он не любитель есть. Дай я тебе помогу, Бампер.

– Показывай лучше дорогу, Мамочка. Я и сам с ним прекрасно справлюсь.

Когда мы вошли в спальню, я даже не запыхался. Я положил Круца на простыню – Сокорро уже откинула покрывало. Круц храпел и посвистывал, и мы рассмеялись.

– Он ужасно храпит.

– Он мой единственный настоящий друг, какого я завел за двадцать лет. Я знаком с миллионом людей, вижу их, ем с ними, скучаю по всем сразу, но никогда не испытываю, что мне их не хватает, как Круца.

– Теперь у тебя будет Кэсси. Ты с ней будешь в десять раз ближе. – Она взяла меня за руку. Ладони ее были крепкие и жесткие.

– Ты говоришь в точности, как твой ненаглядный.

– Мы много о тебе говорили.

– Спокойной ночи, – сказал я, целуя ее в щеку. – Мы с Кэсси заедем перед отъездом попрощаться со всеми вами.

– Спокойной ночи, Бампер.

– Спокойной ночи, старина, – громко сказал я Круцу. Он захрапел и со свистом выдохнул в ответ. Я усмехнулся и спустился по лестнице. Выключив в прихожей свет, я вышел на улицу и защелкнул за собой дверной замок.

Когда я в ту ночь лег в постель, мне вдруг почему-то стало страшно и захотелось, чтобы рядом со мной оказалась Кэсси. Потом я заснул и проспал очень хорошо без всяких сновидений.

Четверг, день второй

9

На следующее утро я минут пять поработал над своим значком и надраил до блеска ботинки. Я даже немного расстроился, когда лейтенант Хиллард не стал проводить инспекцию – такой у меня был бравый вид. Круц выглядел ужасно. Он сидел за первым столом рядом с лейтенантом Хиллардом и пытался читать список происшествий и преступлений. Пару раз он поглядывал на меня и закатывал глаза, которые утром были действительно печальными из-за похмелья.

– Смотришься ты немного crudo, – сказал я после переклички, боясь улыбнуться.

– Какой же ты сукин сын, – простонал он.

– Мескаль тут ни при чем. По-моему, ты проглотил червячка.

– Самый настоящий сукин сын.

– Сможешь со мной встретиться в полдень? Хочу угостить тебя ленчем.

– Не смей даже произносить этого слова, – со стоном выдавил он, и мне все же пришлось рассмеяться.

– Ладно, но завтра сходим на ленч вместе. А ты подбери самое дорогое и лучшее место в городе. Из тех, где нашего брата полицейского не кормят задарма. Вот там я и пообедаю в последний раз в форме.

– Ты что, действительно хочешь заплатить за свой ленч, да еще при исполнении?

– Это будет первый такой случай, – усмехнулся я, и он улыбнулся, но с таким видом, словно ему было больно улыбаться.

– Ahi ie haucho, – сказал я, направляясь к машине.

– Не забудь, что у тебя сегодня после полудня суд, mano, – сказал он. Вечно ну упустит случая как-нибудь придраться.

Прежде чем забраться в патрульную машину, я ее осмотрел. Перед отъездом на дежурство не мешало откинуть заднее сиденье и проверить, не хлопнул ли ушами какой-нибудь новичок из ночной смены, а его шкодливый арестант не припрятал ли за сиденьем свою пушку или набитый героином презерватив или того хуже – ручную гранату. Чтобы сделать из таких новичков-мальчишек настоящих полицейских, требуется немало времени. Но я тут же напомнил себе, как ощущаешь себя в двадцать два года. Когда тебе столько лет и когда на тебе синий мундир, – символ-истеблишмента – чертовски трудно. Но у меня все равно душа уходит в пятки, когда гляжу, как они пять лет тычутся и спотыкаются повсюду, словно штатские, и позволяют дурить себя всем, кому не лень. Не удивлюсь, подумал я, даже если когда-нибудь за этим долбаным сиденьем отыщу труп карлика.

Забравшись в машину и начав патрулирование, я принялся думать о предстоящем вызове в суд. Это было предварительное слушание по делу парня по имени Лэндри. Детективы повесили ему, уже имевшему судимость, незаконное владение оружием и хранение марихуаны. В его деле я не усматривал никаких проблем. Я арестовал его в январе, получив информацию о пушке от стукача по кличке Мозговатый Читала, который время от времени на меня работал, и в номер отеля на Шестой восточной я вошел под каким-то предлогом, который сейчас и не вспомню, зато припоминаю, перечитав рапорт об аресте. Я арестовал Лэндри в его номере, когда он храпел на койке в послеобеденный час. В тумбочке возле кровати лежала коробка для сэндвичей с двумя-тремя колпачками марихуаны, которой он себя подбодрял перед выходом на очередной грабеж, а под матрасом он хранил заряженный армейский пистолет сорок пятого калибра. Когда я вошел, он самую малость опоздал его выхватить, а я едва не пристрелил его на месте, когда он сунул руку под матрас. На несколько секунд у нас получилась классическая мексиканская стойка – его рука на пару дюймов под матрасом, а я, пригнувшись, подобрался к его кровати, держа свой шестидюймовый «смит» нацеленным на его верхнюю губу, на ходу предупреждая, что я с ним сделаю, если он медленно, очень медленно не вытащит руку из-под матраса. И он вытащил.

Лэндри выпустили под залог в пять тысяч долларов, который за него внесла одна пожилая баба. Несколько лет назад Лэндри подвизался как второразрядный актер в кино и на телевидении и был кем-то вроде сутенера среди стареющих дам. Он плюнул на залог и подписку о невыезде и смылся в Денвер, где его снова арестовали и выдали нам. Теперь он уже четыре месяца сидит под арестом. Всех деталей я уже не помню, но как только перечитаю рапорт об аресте, буду готов давать показания еще до приведения к присяге. Главное, конечно, заставить его говорить на предварительном слушании и не выдать моего осведомителя Мозговитого Читалу, даже не дав никому догадаться, что у меня есть осведомители. Это не так уж трудно проделать, если знаешь как.

Становилось все жарче, появился смог, и подмышки мои уже начали потеть. Проезжая, я бросил взгляд на доску для объявлений на Олив-стрит, где висел плакатик: «Не давайте мальчишке начать жизнь с преступления, оставляя в машине ключи». Я фыркнул от отвращения и пукнул. Чертов отдел связи с общественностью, который сочиняет все эти лозунги и заставляет чувствовать себя виноватыми всех, кроме преступников, когда-нибудь доведет до отвращения всех настоящих полицейских.